О конце года, и о печали
edgar_leitan — 01.01.2022Увы, я совершенно не умею "подводить итоги года", измеряя свою социальную ценность в количестве опубликованного (за его ничтожною — пока — малостию), списками прочитанных докладов, в количествах конференций, в сотнях студентов и прочего, нагнетающего чувство значимости и дающего ложное ощущение своей coпричастности вечности.
Так что хвалиться могу разве что вместе с Тейтаро Судзуки: своей полной ничтожностью и мимолётностью. Это не "комплекс неполноценности", но понимание жизни как сна. В юности, когда я начинал изучать буддизм в его тибетском изводе, мне казалось, что я глубоко понимаю это. Но тогда я это не понимал, зато понимаю теперь.
Конечно, почти каждый день ушедшего года был занят преподаванием санскрита: как самого языка, так и самых разных написанных на нём произведений, трактатов, комментариев, как индивидуальным ученикам, так и группам. Но как измерить ценность всего этого? Да и есть ли она вообще? Если и есть, то разве что для группы áнтиков (так, нежно -- у Лескова; а вот в наши окаянные времена их назвали бы фриками), чудаков нашего времени, почему-то занимающихся разными аспектами индийской классики. Однако, в отличие áнтиков-чудаков, практичные циники назовут это эскапизмом и в чём-то будут правы. Возможно, я преподаю все эти вещи сравнительно неплохо, но...
Отдельные особо восторженные ученики пытаются время от времени приписывать мне роль духовного учителя, во свидетели призывая то накшастры (созвездия и прочие "элементарии"), то вещие сны, то свои интуиции. После некоторого замешательства и задумчивости я понял, что на меня это действует невероятно угнетающе, поскольку это не только неправда, но и предполагает проекцию индивидуальных ожиданий тех или иных людей, которые я заведомо не смогу исполнить. Поскольку и не хочу, и не смогу, даже если бы хотел.
Ну а за очариванием, как и водится, непременно последует разочарование, с упрёками и прочими играми и манипуляциями. Скучно и тоскливо, потому что все дальнейшие шаги подобных игр знаю наперёд, как и неминуемую опустошённость и досаду в конце. Иезуитская школа (в прямом смысле -- двухлетнее послушничество в ордене) и опыт интроверсии дают свои плоды.
Понимая свою роль не более, чем роль скромного преподавателя языка (санскрита и прочих связанных с ним замшелых наук), пока что дающую возможность оплачивать счета, я, тем не менее, осознаю, что для меня самого такое преподавание — всё-таки своего рода духовное делание. Некое подобие йоги или садханы, или молитвенного правила, или чего-то такого. Это как особый ритуал, вроде поливания воткнутого корнями вверх сухого дерева, о котором упоминает в начале "Жертвоприношения" Александр (сама эта историка, кажется, из Патерика). В этом осознании совершенно нет патетики, но всего лишь поиск подходящих ассоциаций и метафор. Если угодно — это та малая щепка или веточка, которая не даёт тонущему в океане Круговерти окончательно пойти ко дну.
Что я ещё осознал? То, что почти совершенно разучился читать книги, книги целиком, почти совершенно переключившись, как филолог, на тексты и их "медленное чтение" (с лёгкой руки В. Топорова, с которым меня чуть не познакомили в Риге в 1991 г., эта фраза Фридриха Ницше стала расхожим клише). Я перестал понимать, как это возможно: глотать по несколько книг за неделю, а то и за день, о чём нередко пишут френды. Да и в своём чтении даже художественной литературы перешёл, в основном, на чтение санскритских произведений или, в свободные минуты, бесконечное и медленное же перечитывание избранных европейских классиков, вроде "Фауста". Lectio divina?, т. е. школа бенедиктинцев, к которой я пять лет непосрественно был причастен?
Многое за год передумано и перечувствовано, многое переосмыслено в абсурдном цирке нашей общественной жизни, хотя осознано это было, будучи пропущенным через свой мыслительный опыт.
Ах, да, вот что ещё: нeкоторое время назад оживил своё давнее изучение турецкого языка.
|
</> |