О ДАТИРОВКЕ ПЕСНИ ОКУДЖАВЫ «МАСТЕР ГРИША»

ae_krylov — 30.10.2014

Крылов А. Е. О датировке песни Окуджавы «Мастер Гриша» // «А иначе зачем на Земле этой вечной живу...»: Художественный мир Булата Окуджавы. Материалы Четвёртых Междунар. науч. чтений «Калуга на лит. карте России» / Ответ. Ред. И. А. Каргашин. Калуга: КГУ им. К.Э. Циолковского, 2014. С. 24-31.

Данное сообщение является побочным результатом биографического исследования о личном знакомстве Владимира Высоцкого и Булата Окуджавы[1].
Высоцкий на тему личных отношений со своим «духовным отцом» не высказывался. Таким образом, в первую очередь стал вопрос интерпретации множества соответствующих устных рассказов Окуджавы, на первый взгляд противоречивых и довольно путаных. Нам удалось предположительно датировать события, о которых так или иначе в этой связи вспоминал поэт. В итоге имеющиеся материалы привели нас к выводу, что первая его личная встреча с младшим коллегой состоялась 26 марта 1967 года на квартире у А.Вознесенского, и её на свою камеру запечатлела фотограф Генриетта Перьян. По словам Окуджавы, незадолго до знакомства он, будучи в гостях у режиссёра Михаила Швейцера, услышал с плёнки спетую Высоцким песню М. Таривердиева и М. Львовского «На Тихорецкую» — и под влиянием этого исполнения (не текста!) написал свою: «Мастер Гриша».
Оставались не до конца изученными два вопроса. Во-первых, казалось нереальным, что до 1967-го года, имея ряд общих если не друзей, то добрых знакомых (Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина и др.), два поэта не встречались лично, и тем более в Театре на Таганке. Во-вторых, не проводилось попытки с помощью методов текстологического анализа[2] точнее датировать саму окуджавскую песню.

1.

Известно лишь, что некоторое время в двух ранних спектаклях Театра среди многих других звучали и песни Окуджавы. Однако не исключено, что они были использованы там в качестве городского фольклора и даже, возможно, не повлекли за собой договорных отношений между Театром и автором (точно так же, например, попала в один из спектаклей Театра, ещё руководимого Плотниковым, песня Высоцкого «Тот, кто раньше с нею был»). Вероятность более раннего знакомства двух поэтов мала ещё и потому, что когда организовывался Театр на Таганке и тем более когда в него осенью пришёл Высоцкий, Окуджава уже жил с новой женой в Ленинграде и вернулся он оттуда только осенью 1965-го, въехав в новую московскую кооперативную квартиру. Всё это, конечно, не мешало ему посещать Театр во время своих приездов в Москву, но в огромном количестве мемуарной литературы о Высоцком и о его Театре нам практически не встретились упоминания Окуджавы, относящиеся к 1960-м. Даже в полной версии дневников В. Золотухина в контексте Театра поэт впервые упомянут лишь в 1982 году[3]. Это говорит в пользу наших выводов. Видимо, время Художественного совета из устных рассказов Высоцкого, куда входили и «друзья Театра» и его ведущие актёры, ещё не наступило.
Наши выводы о позднем знакомстве Окуджавы с Театром были недавно подтверждены и опубликованными на сайте радио «Шансон» воспоминаниями другого коллеги Высоцкого — таганского актёра, драматурга и режиссёра Вениамина Смехова:

…И вот однажды, это был уже 1971 год, мы играли один из первых спектаклей «Гамлет». Высоцкий после поклонов подбежал ко мне и спросил: «Хочешь, я познакомлю тебя с Окуджавой?» В тот момент я даже представить себе этого не мог: «Как это я пойду с ним знакомиться? Ты с ума сошёл, что ли?» Я Володю очень рассмешил своим поведением, но он продолжал меня уговаривать, уверяя, что Булату понравилась моя игра, и ему будет приятно со мной познакомиться. Для меня это было равноценно тому, будто читаешь «Евгения Онегина», а из-за угла выходит Пушкин[4].

Эти воспоминания вызывают большое доверие, поскольку в них аргументированы как их датировка (первые спектакли «Гамлета» действительно прошли в декабре 1971-го), так и обстоятельства, а также эмоциональная составляющая первой личной встречи с большим и любимым поэтом.
На наш вопрос, кто первым приводил Окуджаву на спектакли «Таганки», В. Смехов в личной переписке ответил, что это были Лев Делюсин[5] и театральный художник Юрий Васильев, дружившие, как известно, между собой.
Остаётся добавить, что первые магнитофонные записи Высоцкого, сделанные в доме Делюсина (1968–1969), а также окуджавская «Песенка о Моцарте» (1969), посвящённая жене Делюсина Ирине Балаевой, относятся к тому же периоду. (Окуджава, в свою очередь, также близко дружил с Васильевым[6].)
Итак, всё вышеизложенное не противоречит нашей датировке знакомства двух бардов, а выстраивается с этим фактом в одну логичную последовательность.

2.

Теперь — об ассоциации, связывавшей пение Высоцким песни «На Тихорецкую» и написание Окуджавой песни «Мастер Гриша».

В нашем доме, в нашем доме, в нашем доме —
благодать, благодать...
Все обиды до времени прячем.
Ничего, что удачи пока не видать —
зря не плачем.
Зря не плачем, зря не плачем, зря не плачем —
для чего, для чего?
Мастер Гриша придёт, рядом сядет.
Две больших, две надёжных руки у него —
всё наладит.
Всё наладит, всё наладит, всё наладит —
переждём, переждём.
На кого же надеяться кроме?
Разговоры идут день за днём всё о нём
в нашем доме.
В нашем доме, в нашем доме, в нашем доме –
сквозняки, сквозняки.
Да под ветром корёжится крыша...
Ну-ка, вынь из карманов свои кулаки,
мастер Гриша.
Мастер Гриша, мастер Гриша, мастер Гриша...

Раньше Окуджава относил эти стихи то к 1964-му, то к 1967 году[7], в обоих случаях, видимо, связывая их появление со своими первыми посещениями Польши. Но в 1984 году, выстраивая при включённом магнитофоне события, какими они ему представлялись, автор «Мастера Гриши» пришёл к выводу, что песня родилась в конце 1960-го[8]. Разночтения в датировке свидетельствуют о неуверенности автора. Видимо, ассоциации, связанные с песней, потускнели во многом из-за того, что исполнялась она редко. Тем временем дата 1961 не выдерживает никакой критики. Во-первых, песня отсутствует в известных нам авторских фонограммах не только этого, но и ряда последующих годов. В записях она появляется гораздо позднее. И во-вторых, — исходя из истории её существования, теснейшим образом связанного с Польшей. Связанных не только посвящением трём будущим деятелям «Солидарности», но и своей сугубо политической интерпретацией, которая впервые была предложена вдовой поэта Ольгой Арцимович и показалась нам наиболее близкой к действительности[9].
В этой связи необходимо восстановить последовательность знакомства Окуджавы с адресатами его песни.
Двое из них — К. Модзелевский (1937 г. р.) и Я. Куронь (1934—2004) — впервые встретились с поэтом во время его первой туристической поездки в Польшу, уже будучи воодушевлёнными его «крамольными» песнями и придя к нему в гостиницу «Астория» в Закопане; там они обсуждали с Окуджавой первую редакцию своего знаменитого «Открытого письма к партии» (1965), послужившего началом их открытой политической деятельности[10]. А. Михник (1946) в этом году только-только поступил в университет и в таковой тем более ещё не был замечен. Он был представлен поэту во время его второго приезда, состоявшегося благодаря «личному приглашению польских друзей», в августе 1967 года. Присутствовал на этой встрече и Я. Куронь, только что вышедший на свободу[11] (вскоре ожидалось и освобождение Модзелевского).
Таким образом, «польская» песня с политическим подтекстом ещё не могла появиться и в 1964-м. Только 1968-й — вослед началу Пражской весны и последующему «закручиванию гаек» со стороны польского руководства — был ознаменован мартовскими волнениями, которые были подавлены властями. (Биограф Окуджавы О. Розенблюм датирует песню именно 1968-м годом, видимо связывая её появление с данными событиями[12].)
Более того, Михник считает, что посвящение им троим было дано уже в Перестройку[13], когда у Окуджавы появилась возможность опубликовать «Мастера Гришу» на родине. Отметим, что посвящение «А. М., Я. К., К. М.» по просьбе Окуджавы было вставлено составителями в упоминавшийся самиздатский сборник, подготовленный Московским КСП к 60-летию писателя. В нотном альбоме 1989 года, подготовленном Л. Шиловым и подаренном Окуджавой в Москве Михнику, оно уже выглядело так: «Адаму, Яцеку, Каролю»[14]. Ну а через год для второго — провинциального — издания песни (составитель блока Окуджавы — М. Баранов) своё посвящение автор расшифровал полностью[15].
Интерпретация Арцимович совпадает и с восприятием песни польскими диссидентами 1960-х. На наш вопрос «“Мартовские волнения” 1968-го проходили уже под песню “Мастер Гриша” или её ещё тогда не было?», А. Михник ответил:

Да, мы её уже знали. Я её впервые услышал в 1965–1966 году. Моё внимание на неё обратил Яцек Куронь. У него это, конечно, имело контекст: самые важные — это рабочие, значит и мастер Гриша. Из анализа Яцека вытекало, что рабочие самые главные как революционная сила. Это вписывалось в его тогдашнее мировоззрение. Да и нас всех тоже это убеждало[16].

В свою очередь, версия Михника о позднем появлении посвящения не противоречит и результатам нашего первичного текстологического исследования: ни одна из известных нам фонограмм песни не содержит не только посвящения, но и какого бы то ни было иного авторского комментария по сути. Хотя следует иметь в виду, что комментарии могли не быть записаны и по просьбе Окуджавы из автоцензурных соображений.
Те же изыскания позволяют нам выявить раннюю границу появления песни. Из нескольких её авторских фонограмм, известных нам[17], точную датировку имеют только две. Одна из них относится к 1969 году, и потому в данном случае нам не интересна. А вот в доме литератора В. М. Россельса песня была записана 7 марта 1967 года. Ей предшествует автокомментарий Окуджавы, который опасался, что не вспомнит песню и действительно при исполнении последнего куплета сбился. Это возможно в двух случаях: когда автор давно не исполнял своё старое сочинение либо когда он поёт песню только что написанную.
Так или иначе, песня оказалась записанной на магнитофон за три недели до знакомства с Высоцким, что также соответствует и рассказам Окуджавы, и выводам нашего предыдущего исследования.
В пользу того, что песня уже при написании была связана именно с Польшей, свидетельствует контекст этой фонограммы. На ней «Мастер Гриша» располагается сразу после песни «Прощание с Польшей». Не секрет также, почему именно в этом доме Окуджава решился спеть «Мастера Гришу» под запись: в числе прочего, Россельс известен как переводчик польской поэзии, а значит, и знаток польских реалий. (Похожий контекст у песни и в другой домашней записи — у ленинградского фольклориста В. С. Бахтина <1970>: там песня расположена непосредственно после разговора на польские темы.)
Следует сказать, что официальным поводом посещения Польши в 1967-м явилась подготовка второй польской книги Окуджавы, составленной Игнацем Шенфельдом[18].
Сам Шенфельд тогда писал в одном из польских журналов:

[В связи с подготовкой к печати «томика стихов»], который выйдет уже в октябре этого года, мы пригласили Булата на месяц в Польшу. Он прибыл в сопровождении своей очаровательной жены, имеющей, кстати, польское происхождение и в девичестве носившей фамилию Арцимович. В Варшаве Булат выступил с исполнением своих песен в зале кабаре «Овца» и в клубе «Гибриды», где собравшаяся многочисленная публика приветствовала его с энтузиазмом и пением здравицы. По пути к Закопане мы остановились в Кракове, где состоялся концерт в клубе ТППР. <...> Прочным следом пребывания в Польше стали два новых стихотворения-песни, которые поэт написал здесь: «Прощание с Польшей» и «Путешествие по ночной Варшаве в дрожках»[19].

Между тем анализ попутно вскрыл и ещё одно противоречие, — оно касается «Прощания с Польшей». Оказалось, что сведения, приведённые в польской статье, не верны: эта песня также была написана Окуджавой ранее августовского посещения Польши. Возможно, и не так рано, как вспоминает Михник и как неизменно датировал её автор (1965–1966). Во всяком случае Тадэуш Сливяк успел её перевести, а И. Шенфельд включить в конец этой — новой — книги[20]. «Мастер Гриша», видимо, не мог попасть в сборник по цензурным соображениям, поскольку аллюзии на многочисленные догматические «крылатые» выражения того времени, содержащие слова пролетариат и революция, не названные в песне, но чересчур явно просвечивающие сквозь её текст, — были более чем очевидны. Да к тому же погружены они были в сниженный, бытовой (и главное — современный) контекст. Это был явный криминал[21].
И всё-таки в Польше в переводе Виктора Ворошильского песня была опубликована раньше, чем в СССР, как минимум на 18 лет.
В России песня тем не менее не очень известна, зато в Польше, наоборот, она стала очень популярна. Благодаря ей за Окуджавой закрепилось прозвище Мастер Булат[22], — так, с ударением на первый слог. Существует и песенка с таким рефреном (слова: Mirosław Czyżykiewicz). В финале документального фильма Богуслава Климсы «Булат Окуджава во Вроцлаве» (1991) польские актёры поют эту песенку самому Мастеру. И даже в одном из песенных собраний целый раздел озаглавлен не как-нибудь «Песни Булата Окуджавы», а — «Z teki Mistrza Bulata» (Из репертуара Мастера Булата)[23], — таким образом, книга содержит тексты поэта, но не содержит его фамилии. Рядом, кстати, напечатана и популярная песня Войцеха Беллона «Majster Bieda» (Мастер Беда), также написанная не без опоры на «Мастера Гришу».

Оставить комментарий

Популярные посты:

clemens

Онлайн-казино Vavada: от зарождения до завоевания лидирующих позиций и дальнейшего роста

masterok

Прозрачные туалеты

mu_pankratov

"Весенний солнечный день"

afisha_lj

Приглашаем всех в юбилейный хешмоб #ЖЖ25! 25

amarok_man

Американская журналистка заявила о доказательствах, что Брижит Макрон это

konstantinus_a

Сыр в масле катается

egornebo

Недоумеваю- 98900002910

pantv

12 апреля ● День когда Космос НАШ! )))

kolhozanec

Узел дня: FG Knot

• Архив