Новый год в нашей квартире

julija_welboy — 04.01.2020

Ведь должно же что-то удивить на Новый год?

Это была моя соседка, Света, которая постучалась ко мне в комнату где-то в час ночи. Стук ее был, как будто мне горохом в дверь сыпанули. Дело в том, что мы с ней совсем не общаемся. Она иногда пытается заговаривать, но я ограничиваюсь только да и нет. Я меньше удивилась бы, если бы в дверь к нам постучали парни, соседи напротив – они как раз с утра предлагали мне выпить (в шутку).


Я разговариваю только с одним из них, Романом. Это такой человек, который знает всех, и все знают его, и общение – главное, что есть в его жизни. Поэтому, если ты даже мельком попадаешь в поле зрения Романа, ты уже часть его круга и тебя будто затягивает в водоворот разговоров, не важно, о чем. Мы с ним, например, обсуждаем кулинарные рецепты, качество продуктов, магазины и цены. Ему не скучны эти темы. Когда друзья Романа разъезжаются, и не с кем переброситься словом, он говорит по телефону – по вайберу, по скайпу, но всегда говорит.

Парни одно время съехали с квартиры, и здесь было очень тихо. Я видела, как они выносят кровать и большие баулы с вещами в коридор. Мы тогда поссорились, и я пожаловалась на них хозяйке. Ей выгодней держать меня как жилицу, потому что со мной уживется любой, а с ними – далеко не каждый.

Парни нашли какую-то квартиру, заселились туда, внесли деньги. Не знаю, что там у них произошло, но через месяц они снова были здесь, в полном составе. Хозяйка звонила мне и спрашивала не против ли я. А как мне против быть? Жильё не моё. Занесли назад кровать и все вещи. Почему опять сюда?

Нет, я понимаю их чувство, у меня оно тоже есть: тебя, вроде, не все устраивает, но ты так прижился на этом месте, так сросся со всем окружением, что другого тебе как будто и не надо. Я раньше, как только поселилась в этом районе, думала: как я тут буду жить? Среди этого шума. Рядом шоссе, сирены милиции и скорой, а с весны до осени добавляется вой мотоциклов, особенно, когда они группой въезжают на мост – это просто пугающе. Но вот, я провела здесь год, и мне кажется, что я в Донецке. Такая же махрово-советская архитектура, и даже неподалеку есть промзона. Кусочек Донбасса на краю Москвы.

Но я отвлеклась, вернусь к Свете. Она постучала в час ночи и знаками показала, чтобы я шла за ней. Мы прошли через коридорчик и остановились почти в прихожей.

- Поехали, - шепчет она, - здесь две остановки на автобусе.
- Куда? – спрашиваю.
- Там восемь человек, нас ждут.
- Восемь человек?
- Да, будет классно!

Мне показалось, что она дрожит. Света была выпившей, но не сказать, чтобы пьяной, в таком примерно состоянии, как и положено быть на Новый год. Только глаза ее были, как у кошки в темноте, без тени сознания. Зеленые, большие.

- Нет, - говорю, - спасибо, я не поеду, - и хотела уже идти.

Она ухватила мою руку, и меня начало как будто подтрясывать в такт ее дрожи. Описывала, как нам будет хорошо, какая приятная там компания.

- Да не могу я, у меня муж заболел, мы никуда не ходим.

Света засмеялась, но тоже шепотом, чтобы никто не слышал. До сих пор вижу ее безумный рот, беззвучно хохочущий, вверху над моей головой. Наклонилась к самому моему уху и говорит:

- Без него!

Тут я отняла свою руку и ушла. Что-то объяснять в таких случаях бесполезно.

По ее лицу, по тому, как она держится, я вижу, что эта женщина до сих пор живет в общежитии при ПТУ, и любая близость компании будоражит ее так, будто и не женщина это вовсе, а девчонка пятнадцати лет. Первые свидания, первая любовь.

На Новый год Света была в платье в черно-белую полоску, имитирующую окрас зебры. А платья она носит совершенно необыкновенным образом. Представьте себе худое тело, на которое намотано тряпок в несколько слоев; тряпки лежат буграми, на бугры натянуты спортивные штаны. Эту окуклившуюся гусеницу покрывает тонкий шелк платья, на котором отбивается малейшая неровность рельефа. Нет, на новый год спортивных штанов не было, но в районе бедер толстыми косыми жгутами выпячивались трусы.

Так одеваться Света начала не сразу. Я не присматривалась, но раньше на ней было надето что-то более симпатичное. Потом она запила, и ее уволили с работы. Как человек рискует пьянствовать в Москве? Тут не пьешь, и тебя увольняют, находят причины.

Примерно неделю она сидела дома, не показываясь из своей комнаты. Когда случайно открывалась ее дверь, оттуда шла вонь. Кошки кричали. Иногда внутрь проскальзывал ее сожитель, парень тихий и незаметный, будто не существующий. О телесном естестве этого юноши напоминали лишь очки на лице, и казалось, ты можешь пройти сквозь него, как сквозь духовную субстанцию. Наши парни обращались к нему «Э, баттискаф!». При виде них он и вовсе растворялся в воздухе. На 1-е января, думаю, его побили. Я сама не видела этого, слышала только звуки разборок под утро, а когда вышла в коридор, на полу валялись его шапка и очки.

Света восстановилась на работе или нашла себе другую – не знаю, но после я увидела эту печальную перемену в ее образе.

А на 2-е января на кухне случился разговор. Света так же подозвала меня шепотом, когда я шла в коридоре, и говорит:

- Переверни, пожалуйста, мои котлеты, а то они сгорят.

Сама она только наполовину высунулась из комнаты и с опаской поглядывала в сторону кухни, где стояли двое парней.

– А что случилось? – спросила я.
– Ну пожалуйста!

Я хоть и не люблю Свету, но котлеты не виноваты. Мне совесть не позволит пройти мимо.

- Что это вы женщину запугали? – сказала я парням, переворачивая котлеты, - Она при виде вас на кухню зайти боится.
- Кто? Эта ч-чума?? Да нахер она нужна, пугать ее! - и дальше пошел такой поток ругательств, что я уже пожалела о сказанном.

Я покосилась на кошачью миску на столе, оставленную Светой, и подумала, что негодование их можно понять. Только они о миске ни слова. Если отбросить маты и нецензурщину, то претензии парней сводились к следующему: Света не ухаживает за волосами; она не умеет одеваться; лицо ее осунулось и пожелтело. Получается, единственное, чего они не могли простить ей – потерю красоты.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив