Невыученные уроки Ближнего Востока

В молодости Джервис, по его собственному признанию, был связан с ЦРУ США: он возглавлял историко-архивную группу по пересмотру истории, которая консультировала агентство при рассекречивании представляющих историческую ценность документов. То, что он не был чужим для Лэнгли, видимо, и обусловило то, что ему доверили анализ политических и психологических неудач американских разведывательных служб в оценке событий, происходивших в Иране и Ираке. Его выводы и рекомендации, касающиеся подходов к анализу информации, представляются актуальными для любого государства.

Джервис, судя по содержанию его работы, попытался непредвзято разобраться в причинах очевидных провалов внешней политики США – неспособности американской администрации предвидеть падение иранского шаха и переоценки угрозы иракской программы ОМП, которая, по сути, и не реализовывалась в своих ядерном и биологическом аспектах. Относительно Ирака американский исследователь приводит немало ценных свидетельств, позволяющих утверждать, что решение о военной операции против Ирака власти США и Великобритании принимали на рубеже 2002– 2003 годов, исходя из неких «высших» соображений, фактически не опирающихся на разведывательные данные.

Высокопоставленных представителей администрации США мало интересовало мнение разведсообщества относительно достоверности информации от тех или иных источников. Когда одним из сотрудников ЦРУ было выражено сомнение относительно целесообразности использования информации «ключевого источника Curveball» [в отношении биологического оружия – сибирской язвы] в выступлении государственного секретаря Колина Пауэлла на заседании Совета Безопасности ООН 5 февраля 2003 года, он услышал от своего непосредственного начальника: «Давайте иметь в виду, что эта война произойдёт независимо от того, что сказал или не сказал Curveball».

В своей книге Джервис, опираясь на рассекреченные данные, пытается всё же оправдать американское разведсообщество, в первую очередь ЦРУ, которое, по его словам, «последовательно отрицало наличие достоверных доказательств роли Саддама в событиях 11 сентября [2001 г.], сотрудничества с бен Ладеном или значительной вероятности передачи Саддамом ОМП «Аль-Каиде». Разведсообщество придерживалось этой позиции в условиях заявлений администрации об обратном, неоднократных запросов и вызовов, которые могут быть истолкованы только как давление, и создания в министерстве обороны подразделения по поиску подобных связей». Политическое давление, подчёркивает профессор, «создавало атмосферу, которая не располагала к критическому анализу».

Но и сами американские разведслужбы, в том числе военные, оказались не на высоте, когда не смогли правильно интерпретировать закупки Ираком алюминиевых труб. Аналитики опасались, что тайный импорт алюминиевых труб Ираком может означать возобновление ядерной программы – трубы были пригодны для изготовления центрифуг, используемых при обогащении урана.

На самом же деле иракцы собирались развивать ракетостроение и для них образцом послужили итальянские ракеты, чьи корпуса изготавливались как раз из алюминия. Комиссия ООН по наблюдению, контролю и инспекциям (UNMOVIK), имевшая возможность работать на территории Ирака, также установила, что алюминиевые трубы используются всего лишь в качестве корпусов ракет.

Не менее несостоятельным оказалось американское разведсообщество в сборе и анализе информации относительно биологического оружия. Утверждение о способности иракцев производить биологическое оружие в высушенном виде (бациллы, вызывающие сибирскую язву), которое легко рассеивается и крайне смертоносно, основывалось на единственном источнике. В отношении этого источника у американских аналитиков были подозрения, что они имеют дело с  «выдумщиком», но эти сомнения не стали достоянием политиков, да они и не были расположены воспринимать информацию, которая затруднила бы пропагандистское обоснование готовящейся военной операции.

Важным для историков является разъяснение Джервиса, что уже упомянутый разведисточник Curveball принадлежал не американской, а немецкой разведке. Видимо, речь шла о BND (Федеральной разведывательной службе). Она, как сообщает автор книги, отказалась передавать своего агента американцам, «вразрез с истиной утверждая, что тот не говорит по-английски и настроен против Соединённых Штатов».

«Единственным непосредственным контактом, – пишет Джервис, – была одна-единственная встреча с американцем, который скептически отнёсся к надёжности Curveball». Его информация шла в Вашингтон от немцев через DIA (разведывательное управление министерства обороны США). При этом американские аналитики в ЦРУ получали «не стенограммы, а только резюме обобщений, предоставленных немецкой разведслужбой». Сфабрикованные данные Curveball и послужили основой утверждения, что Ирак использует мобильные лаборатории для производства биологических веществ.

Выходит, согласно Джервису, дезинформацию о биологическом оружии Ирака американское руководство получило от немецкой разведки. Кроме того, дезинформация в Вашингтон шла и от оппозиционного Иракского национального конгресса, заинтересованного в создании у президента Джорджа Буша-младшего мнения о реализации Саддамом программы ОМП.

К числу ошибок американского разведсообщества Джервис относит и то, что в ЦРУ не были приняты во внимание показания Хусейна Камеля – бежавшего из Ирака в 1995 году зятя Саддама. Он предоставил американским спецслужбам большое количество ценной информации, согласно которой, «старые химические и биологические материалы были уничтожены» и «программы [ОМП] отмирали».

В книге американского профессора также обращается внимание на слабость агентурной разведки ЦРУ в Ираке. Количество агентурных источников по иракским программам ОМП было незначительным. Такая же ситуация с агентами была у британской разведки MI6. «У британцев их было пять, и ни один из них не утверждал, что знает о программах из первых рук», – указывает американский исследователь.

Серьёзные проблемы были в ЦРУ и в области взаимодействия добывающих и анализирующих подразделений. Цепочка передачи сведений напоминала «игру в испорченный телефон с возможностью искажения на каждом из многих этапов». Сотрудники оперативного управления ЦРУ старались передавать аналитикам лишь часть добытой информации, оберегая свои источники. Они сами, исходя из своего понимания ситуации, определяли, «какой материал достаточно ценен, чтобы его вообще передать»…

Не менее интересна для историков глава, касающаяся неспособности ЦРУ и разведывательного сообщества в целом осознать, что беспорядки в Иране в 1978–1979 годах приведут к падению монархии и исламской революции. Она также содержит немало любопытных фактов.

Выясняется, что Лэнгли не удалось разглядеть грозившую шаху опасность во многом потому, что американская разведка не очень уж и интересовалась внутриполитической ситуацией в Иране, полагаясь на САВАК – министерство госбезопасности шаха, а оно не делилось с ЦРУ «объёмной информацией» по протестному движению.

Для оперативного управления ЦРУ вопросы внутренней политики Ирана не являлись первостепенными, гораздо более важным казалось обеспечить безопасность американских секретных объектов, осуществляющих перехват (посты прослушки) и телеметрию ракетных пусков на территории СССР, а также отслеживать «угрозы распространения коммунизма в регионе» и антиамериканских террористических актов.

Ни в INR (бюро разведки и исследований государственного департамента), ни в DIA (военной разведке) не оказалось экспертов по Ирану. У ЦРУ было всего четыре аналитика – по два в отделе политического анализа и в отделе экономических исследований Национального центра оценки обстановки в иностранных государствах (NFAC).

«Никто (ни в правительстве, ни извне) не осознавал роли религии и конкретно Хомейни», – признаёт Джервис. Аналитики в ЦРУ не смогли «осознать зачатки того, что сегодня мы именуем радикальным (или фундаментальным) исламом». Подавление шахом всех остальных форм оппозиции повлекло за собой становление религиозных вождей центральными фигурами антиправительственных настроений и выступлений. «Казалось невероятным, – констатирует автор книги, – что нечто столь отсталое, как религия, тем паче фундаментального толка, может обрести решающее значение».

Аналитики ЦРУ, кроме того, не смогли составить правильный психологический портрет шаха, считавшегося в Вашингтоне лидером, которому несвойственны колебания. В случае усиления дестабилизации в Иране американцы ожидали от монарха принятия «решительных» мер, то есть реализацию жёсткого, силового варианта. Между тем ещё осенью 1978 года он сказал американскому и британскому послам, что «монарх не может спасать свой трон ценой пролития крови своих соотечественников». К тому же Мохаммед Реза подозревал, что растущий протест может быть объяснён «махинациями американских и британских спецслужб».

На поведении шаха и исходе событий в монархии сказалось также его смертельное заболевание. В ЦРУ не учли влияния тяжёлой болезни и воздействия лекарств на психику иранского лидера. «Однако ЦРУ ничего не знало о болезни шаха, – утверждает Джервис. – Насколько мне известно, лечившие Резу Пехлеви французские врачи оставили в неведении даже собственное правительство…».

Конечно, к книге профессора Роберта Джервиса надо относиться с учётом того, что о неудачах любой разведки общественности всегда известно куда больше, чем о её успехах. Непросты в Штатах и отношения между политиками и разведчиками. Не случайно в Вашингтоне расхожа поговорка, что «нет такой вещи, как провал политики, – есть только провалы разведки».

Тем не менее книга, несомненно, представляет интерес не только для историков разведки, но и для специалистов по региону Ближнего и Среднего Востока, а также для экспертов-американистов, позволяя им лучше понимать механизм принятия решений в Белом доме и влияния на него со стороны разведсообщества.