Негрустный пост о смерти
olga_srb — 19.10.2019 Ну вот и все… Урна закопана в землю. В урне – прах моего папы. Несколько граммов пепла, две недели назад бывшего человеком….Я смотрю на низкий холмик, на лаконичную, но исчерпывающую табличку, на фотопортрет в деревянной раме, и не могу поверить в то, что всё закончилось… Все разговоры, планы и отношения.
Я фотографирую могилу, потому что не могу просто развернуться и уйти.
Я стараюсь сделать кадр, в котором бы не оказалось ничего чужого - того, что не связывает меня и папу, или связывает его с другими людьми.
И собираюсь уходить, ощущая необратимую утрату того, кто, как оказалось, был мне бесконечно дорог и близок.
Одновременно с этими чувствами я вспоминаю, что папе невероятно повезло: он прожил 78 лет и умер во сне. Такая жизнь и такая кончина – мечта многих!
Очевидно, что для любого человека смерть – это катастрофа. И даже те, кто перешагнул 90-летний рубеж, не перестают считать свой будущий уход из жизни самым значительным событием.
Продолжать жить хотят все, и никто не считает, что живет лишнее, и тем не менее, если опираться на среднюю продолжительность жизни, можно сказать, что кто-то прожил мало, а кто-то – много. И те, кому удалось пережить средние показатели – счастливчики.
Разумеется, значительная продолжительность жизни и смерть в преклонном возрасте не делают потерю легкой для близких, но, согласитесь, потерять старого дедушку – более естественно, чем похоронить молодого сына. Более естественно и менее драматично.
Я не знаю, что осталось от моего папы. Наверно, какие-то личные вещи. Часы. Тапочки. Документы. Его чашка (наверняка, у него была своя чашка). И люди, на жизнь которых он повлиял. И я. И наша с ним фамилия.
Невозможно оценить весь этот багаж. И не нужно его оценивать, потому что все материальное тленно, а нематериальное – зыбко. И не для того люди живут, чтобы оставить после себя какие-то следы – они живут, потому что родились.
Я стою и думаю: если бы папа при жизни мог предвидеть, что, несмотря на все перипетии, я приду сюда, ему было бы приятно?
У меня нет уверенности, что ему было бы важно мое присутствие. Может быть, да; а может быть, нет.
И я здесь для себя, а не для него.
…И спустя четверть часа я перестаю плакать и обращаю внимание на детали, которые отмечаю как приятные.
На этом участке вокруг могил проложены добротные дорожки. Значит, в ненастье здесь можно пройти, не рискуя плюхнуться в грязь. «И это хорошо», - замечаю я про себя.
А к самому участку ведет дорога, обсаженная туями, что делает это место на кладбище одним из самых живописных. «И это тоже хорошо», - произношу я вслух, обращаясь к мужу.
И вот я уже думаю о том, что хорошо бы сфотографировать ориентиры, которые позволят маме отыскать папину могилу, если она решит ее посетить.
И я начинаю выстраивать кадр, способный выступить в роли географической карты.
А потом мы садимся в машину, и я хочу не только плакать, но и есть, и пить, и написать о папе и о смерти. О смерти, но – не грустно…
|
</> |