На волоске. 16 октября 1941 года
trim_c — 18.10.2016Ровно 75 лет назад, 16 октября, советская столица переживала небывалое: массовую панику, связанную с эвакуацией сотен предприятий и стихийным бегством многих тысяч людей из города, в который, как думали в тот день очень многие, вот-вот войдут нацистские войска.
Судя по всему, полагали так и в Кремле. В противном случае не появилось бы датированное 15 октября и подписанное Сталиным постановление Государственного комитета обороны, в котором говорилось:
"1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС – т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД – т. Берия организует их охрану).
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата Обороны в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба – в Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД – т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)".
Как только начальство всех рангов стало спешно покидать город, простые жители Москвы пришли в замешательство. Одни, поняв, что Москву, очевидно, решено сдать, спешили покинуть город – на вокзалах и у выездов из столицы началось столпотворение. Другие, напротив, не только решили остаться, но и даже пытались остановить бегущих: в нескольких местах, особенно на шоссе Энтузиастов, бывшем Владимирском тракте, ведущем из Москвы на восток, вспыхнули драки, в которых пострадали десятки людей. Третьи с почти не скрываемым злорадством наблюдали за мечущимися соседями и – каждый по своим причинам – ожидали, казалось, неминуемого конца власти большевиков и прихода немцев, относительно которых у этой категории москвичей имелись определенные иллюзии. Наконец, четвертые под шумок занялись грабежом и растаскивали брошенное добро.
Вспоминает Владимир Сперантов, в 1941 году – московский школьник: "Наткнувшись на закрытые ворота фабрик и заводов (мало того – были закрыты двери всех станций московского метро!), народ сообразил, что дело плохо и, поняв, что начальству ни до кого и ни до чего нет дела, начал – где потихоньку, а где была возможность, то и всерьёз – тащить всё, что под руку попадётся. Особо привлекательными в этом смысле были места, где делали еду, – консервы, макароны, конфеты… Недалеко от нашего дома была фабрика "Ударница", там, как и в других местах, рабочим выдавались пакеты с пастилой и мармеладом, а попутно, – разумеется, без спроса, – оттуда волокли и бочонки с патокой, и мешки с сахаром, и орехи, и многое другое. Помню, пожилая тётка, тщетно пытавшаяся перетащить мешок, из которого сыпалась мука, через канавку на пути, поняла, что это ей не по силам, и, отчаявшись, села на злосчастный мешок и стала злобно ругаться и горько плакать".
Провал властей, фактически бросивших Москву на произвол судьбы, был настолько очевиден, что другой очевидец тех событий, профессор-литературовед Леонид Тимофеев, записал тогда в дневнике: "Для партии и вообще руководства день 16 октября можно сравнить с 9 января 1905 года. Население не скрывает своего враждебного и презрительного отношения к руководителям, давшим образец массового безответственного и, так сказать, преждевременного бегства. Это им массы не простят".
Однако этого не случилось. Паника в Москве оказалась недолгой, немцы в город не вошли, а о страхе людей и конфузе властей, случившемся 16 октября 1941-го, очень долго предпочитали не вспоминать. Вот что рассказал журналист и режиссер-документалист Леонид Млечин, подробно изучавший историю московской паники 1941 года.
За предшествующие две недели немецкого наступления сильно ухудшилась ситуация под Москвой. Фактически в середине октября 1941 года между наступавшими немецкими войсками и городом не оставалось серьезных советских частей, которые могли бы защитить Москву. Поэтому у верховного главнокомандующего Сталина создалось ощущение, что город придется эвакуировать. Собственно, эвакуация началась. Причиной паники стали соответствующие приказы и их исполнение: начальство уезжало, ЦК партии уехал, правительство уехало, Генеральный штаб уехал – осталась лишь небольшая группа. Побежали партийные начальники, видя это, испугались и все остальные, потому что точно не знали, что будет дальше, и очень многие люди не хотели оставаться под властью немцев.
Организованность никогда не была сильной нашей чертой, ни тогда, ни сейчас. Задача властей состояла в том, чтобы спастись самим, вывезти то, что им представлялось важным, эвакуировать ценности и уничтожить в Москве все сколько-нибудь значимые объекты. Ведь была огромная программа минирования, она была успешно проведена, ждали взрыва очень многие здания. Вы, наверное, знаете, совсем недавно, когда гостиницу "Москва" сносили, выяснилось, что там эта взрывчатка все еще лежит. Множество объектов было заминировано, и все это должно было быть уничтожено. Поэтому мысль о том, чтобы эвакуировать всех, даже не стояла, и физически никаких средств для этого не было. Эвакуировались только предприятия, организации, представлявшие с точки зрения начальства ценность.
Сталин, как и многие другие вожди, с плохими новостями к стране не обращался. Поэтому он не выступил ни 22 июня 1941 года, в день нападения Германии на СССР (знаменитая речь, в которой он обратился к согражданам "братья и сестры", была произнесена Сталиным только 3 июля .– РС), ни в день 16 октября, когда Москва переживала одни из самых страшных часов в своей истории. Никогда он этого не делал, зная, что вождь должен быть связан только с хорошими новостями.
Это, конечно, невероятная история, она мало исследована, многие десятилетия вообще этим не занимались, не хотели вспоминать о том, что происходило в эти дни. А это ведь страницы сколь пугающие, столь и волнующие, сколь трагические, столь и оптимистические. Были люди, которые бежали. Были и те, кто ждал немцев: в парикмахерских делали прически некоторые молодые дамы, а другие жители выбрасывали из окон тома собраний сочинений Ленина и Сталина. Но были люди, которые готовы были умереть, но не пустить немцев в Москву. Я прочитал множество как раз таких воспоминаний, трогающих, берущих за сердце. Например, воспоминания одного тогдашнего студента, который занял вместе со своим товарищем оборонительную точку на Пушкинской площади напротив "Известий", сейчас там находится магазин. Там они с товарищем залегли у пулемета, ожидая, что немцы будут от Белорусского вокзала наступать, если прорвутся в Москву, и для себя решили, что они там умрут.
Все это произошло из-за неспособности власти твердо соображать, что к чему. Когда приняли решение об эвакуации, все побежали, и никто не стал думать о том, как же быть с городом, просто на всё наплевали. Самое страшное было, что не открылось метро. За всю историю существования Московского метрополитена только один день оно не открылось: 16 октября 1941 года. И это послужило сигналом: ну, значит, всё, точно уходим. Потом люди увидели, особенно рабочие на заводах, что минируют объекты, начальство уезжает, забирает с собой кассу. Начались грабежи магазинов, Бог знает что происходило на самом деле. Через какое-то время, когда Сталин принял для себя решение, что не уедет, все изменилось, Сталин сказал: метро открывайте и так далее. Открыли метро, выступил по радио Щербаков, хозяин Москвы тогдашний, Пронин выступил, председатель Мосгорисполкома. Люди увидели, что нет, на самом деле не сдают город, а раз так, то и для паники нет оснований.
Источник: Радио Свобода
|
</> |