Мой первый французский мальчик
my_first_time — 07.05.2014 Когда я была маленькая и ещё не ходила в школу, меня стригла мама. Делала она это нечасто, примерно раз в год. Во-первых, потому что мне это не нравилось (мне хочется думать, что это была основная причина), а во-вторых, девочкам положены длинные, по крайней мере длиннее, чем у мальчиков, волосы.Мама усаживала меня на стул, оборачивала простынёй и отстригала все, на её взгляд, лишние волосы. Проще говоря, стригла "под горшок". После стрижки на голове становилось пустовато, а за шиворотом колко, несмотря на плотно обмотанную вокруг шеи простыню.
Но волосы со временем опять отрастали и до следующей стрижки их нужно было как-то упорядочивать, придавая мне приличный и степенный вид. Это мне тоже не очень нравилось. Ведь куда веселее, когда волосы торчат во все стороны.
Собственно, данный исторический документ исчерпывающе иллюстрирует то привычное дошкольное состояние в промежутках между стрижками.
Особой шевелюры у меня не было - так, светло-пепельные кудряшки, которые не заплетали в косичку, потому что косичка эта была как крысиный хвостик, как говорила бабушка, а собирали в "конский хвост" - такое демократичное подобие причёски. Правда, хвостом это тоже было сложно назвать. Скорее, это был хвостик. Но к первому классу этот хвостик вырос достаточно длинным и пушистым. Наверное, это был не конский, а чей-то ещё хвостик, но мне он стал дорог.
Целых два года я радовала себя и одноклассников этим хвостом. Кроме того, мне перепало две заграничные резинки, украшенные довольно крупными пластмассовыми розами - розовой и красной. И это был ещё один повод выделиться среди одноклассниц.
Но однажды...
В нашем районе была парикмахерская. Пристройка-стекляшка с двумя залами - мужским и женским. Пристройка эта возвышалась над тротуаром, и чтобы попасть внутрь, с улицы надо было подниматься по лестнице. Мужской зал был в правом крыле, женский в левом, а посередине, в предбаннике, за столом восседала толстая бабка сурового вида в синем халате. На большие стеклянные окна-витрины были прилеплены портреты моделей.
Модели были необыкновенно хороши на этих чёрно-белых фотографиях, особенно те, что украшали окна женского зала - с густо накрашенными махровой тушью ресницами, с длинными толстыми "стрелками" и вечно модными причёсками "начёс с завитушками", хала, сессон и гарсон. Между фотографиями с улицы внутри парикмахерской были видны лишь серо-зелёные купола сушек, между которыми то и дело мелькали фигуры парикмахерских дел мастеров в белых халатах.
Место это было загадочным, почти сакральным. Как часто я видела, что в парикмахерскую заходит совершенно простого вида тётенька, а выходит совсем непростая тётенька, у которой на голове высится грандиозное сооружение, заботливо спрятанное от ветра или дождя газовой косынкой с нитками люрекса.
И мама моя посещала сей храм красоты и возвращалась оттуда с непоколебимой ветрами конструкцией. Традиционно мама брала с собой в парикмахерскую бутылку "Жигулёвского". Ей хватало одной бутылки, а ещё пара в эти дни доставалась отцу. Наверное, за особые заслуги и терпение, поскольку аромат пива после посещения мамой парикмахерской заполнял квартиру плотно и надолго.
Ни я, никто из моих подружек ни разу не были в святая святых всех женщин микрорайона. Мальчишки же, напротив, довольно часто оказывались там, но им дорога была только направо, где щёлкал ножницами известный всем дядя Лёва. Ножницы его были по-мужски суровы и не любили легкомыслия, а кроме ножниц у дяди Лёвы была механическая машинка. Надо ли говорить, что жертвы этих инструментов всегда выходили на одно лицо, вернее, на одну голову.
Но вернёмся к моему хвосту.
Однажды, в третьем сентябре от начала школы, я вернулась с учёбы в самом радужном настроении. И у мамы тоже было радужное настроение. Она сообщила, что мы сейчас, буквально сейчас и ни минутой позже идём в парикмахерскую! Она записала себя и меня. И её знакомая парикмахерша сделает мне модную стрижку. Знакомую парикмахершу тётю Лизу я знала - мы с ней встречались иногда на улице, когда я шла в школу, а она на работу. Тётя Лиза была красивой высокой блондинкой с льняными пергидрольными локонами,, ходила в модной клетчатой юбке или в расклёшенных джинсах, и напоминала звезду зарубежной эстрады.
С одной стороны, сообщение мамы было очень заманчивым, ведь это было настоящее событие, да ещё сама тётя Лиза должна была меня стричь. Но с другой стороны, времени на обдумывание, да вообще, на самостоятельное решение о необходимости стрижки мне никто не дал, а это несколько расстраивало. Ну, и если уж совсем честно, я боялась идти в парикмахерскую, очень стеснялась туда заходить и стеснялась всех этих парикмахерш и этих серо-зелёных колпаков, и ещё мне казалось, что вся улица, все случайно встреченные знакомые и совершенно незнакомые могут подумать что-то неправильное. Что именно неправильное, я сформулировать толком не могла, но эти возможные чужие мысли меня очень волновали.
Однако выбора у меня не было и мы пошли.
Единственное, что я успела выторговать у мамы по дороге в храм красоты, так это причёску. Я хотела настоящий сессон, как у Мирей Матье! Вот чтобы точно, как у неё - гладкая шапка тёмных волос, концы которых ровно и аккуратно загибаются вовнутрь, к лицу. А если мне надоест, то я могла бы взять мамины щипцы и завернуть концы волос наружу, чтобы получилось подобие гребешка волны.
Всю эту будущую красоту я представляла себе, пока мы шли к парикмахерской.
Вхождение в храм подарило мне множество неведомых доселе ощущений - влажное тепло, приторно-сладкий запах, шум работающих сушилок, громкие голоса, сливающиеся в один монотонный гул, и полный зал очень взрослых женщин, сидящих на высоких пухлых коричневых креслах перед зеркалами. И в зале не было ни одной девочки ни то что моего возраста, а даже девочки постарше хотя бы на пару-тройку лет.
Тётя Лиза сказала "привет", опустила кресло вниз, чтобы я могла усесться на этот трон куафёра , после чего вознесла меня наверх - так, что ноги мои повисли в воздухе.
- Ну, как будем стричься? - спросила она.
- Я хочу сессон, - еле слышно пролепетала я.
- Что-что ты хочешь? - переспросила тётя Лиза.
- Сессон, - чуть громче выдавила я из себя слово-мечту.
Тётя Лиза стащила резинку с моего хвоста и разворошила длинными тонкими пальцами волосы, внимательно рассматривая моё отражение в зеркале.
- Нет, сессон из этого сделать нельзя, - сказала она. - А вот гарсон можно попробовать.
Бежать я не могла. Ноги мои болтались в воздухе, вокруг было множество свидетелей в бигуди и бумажных папильотках, где-то сзади при входе сидела мама в ожидании результатов и своей очереди.
Тётя Лиза взяла ножницы и... чик-чик-чик... на пол посыпались мои пепельные кудельки. Прядка за прядкой они падали вокруг кресла, ножницы щелкали быстро и неумолимо, а на меня из зеркала взирало круглое испуганное лицо, которое теряло родное и привычное кучерявое обрамление и оголялось щеками, ушами, подбородком.
Вид мой был жалок, волосы всё падали и падали к ногам парикмахерши, и вернуть назад уже ничего было нельзя. И моя резинка с большой красной розой лежала передо мной на подзеркальнике, и я уже не могла её надеть и быть похожей на Кармен, как называла меня наша учительница. Я поняла, что сейчас заплачу и закрыла глаза.
Но слёзы всё равно просочились сквозь веки и потекли по щекам на подбородок, откуда падали на клеёнку, которой меня укрыла тётя Лиза.
Когда всё было закончено, тётя Лиза удовлетворённо хмыкнула, пригладила мою голову руками и сказала:
- Ну вот, настоящий французский мальчик, настоящий гарсон!
Я открыла глаза и увидала в зеркале круглую чужую голову с жалкими остатками былого великолепия. Безжалостное зеркало отражало толстые щёки, белёсые, выцветшие за лето, брови, покрасневший и слегка опухший нос. И тут, вроде бы прекратившиеся под закрытыми веками, слёзы вновь накатили и полились по щекам. Я не хотела быть мальчиком! Я не хотела быть никаким французским мальчиком и я не хотела в таком виде идти завтра в школу! Я не хотела!
- Ну что ты плачешь, - сказала тётя Лиза. - Волосы не зубы - новые вырастут.
Домой я бежала бегом. Я была зла и обижена на весь белый свет.
А в парикмахерскую в следующий раз я пошла только спустя несколько лет, классе в седьмом. Сама.
Чтобы постричься "под мальчика".
|
</> |