Мифологический образ бога Тхашхо (Тхьэшхуэ)

a_sult_h — 12.10.2012 Конечно, мы сегодня не знаем точно, как именно звучал язык хаттов, только несколько десятков слов расшифровано, благодаря которым хаттский язык и объявлен прародителем черкесского и абхазского языков. Но мы знаем точно, что хатты Бога называли «Анцили». Может быть это было лишь одно из божеств, но факт остаётся фактом: слово в корне своём полностью совпадает с абхазо-абазино-убыхским обозначение Бога – Анцәа (Нцәа). В этой связи остаётся непонятным, откуда у потомков хаттов по черкесской линии появился термин «Тхьэ», что полностью соответствует обозначению Бога многими иными народами. Сравните адыгское «Тхьэ» со следующими словами: thần (вьетнамский язык), θεός («theos», греческий язык), tuhan (малайский язык). Откройте словарь английского языка: theocracy (теократия), theologian (богослов). Deus - латынь.
Но пост тем не менее о Тхашхо.

...Он невидим, ибо он во всем и все в нем;
Он не карающий, и не наказывающий, ибо он –
Абсолютное Благо, и человек только благоговеет
перед его Величием, как сын перед Отцом;
Он не направляет судьбы людей,
ибо человек рождается из его Духа, как из почки
прекрасного плодоносного дерева. К нему, как
Космосу, что называем мы, адыги, Хьэрш, возвращаются все, чтобы вновь возвратиться…

В этой статье мы не ставим перед собой цель всесторонне проанализировать исторические, этносоциальные корни и причины возникновения в адыгской традиционной культуре мифологического образа главы пантеона богов Тхашхо. Нашей первоочередной задачей выступает герменевтическое рассмотрение некоторых этнометафизических, мировоззренческих, морально-этических импликаций этого мифологического персонажа, которое мы излагаем ниже в тезисной форме.

Как известно в древнейших мифологических и традиционных языческих представлениях адыгов центральное место занимает бог Тхашхо, (Тхьэшхуэ), великий бог, создатель мироздания, непостижимый ни разумом, ни религиозной интуицией божество. В классических мифологических системах и языческих пантеонах народов мира верховные боги обладают антропоморфными, терриоморфными признаками. Так, например, в древнегреческой мифологии Зевс часто изображается в образе величественного старца, восседающего на троне перед олимпийцами.

Зевс в отличие от Тхашхо, не выступает создателем миропорядка и источником моральных, нравственных установок, и является олицетворением высшей инстанции земной власти царей, обеспечивает правосудие и справедливость.

Высокое аттическое искусство, для которого телесность и изящество природных форм выступало идеальным природным эстетическим явлением, антропоморфизировало его и наделило такими атрибутами мифологемы об «идеальном человеке», как высший разум, высшая сила и воплощение всеобъемлющего божественного духа в гармоничное, мощное тело. В древнеримской мифологической культуре Юпитер – это верховный государственный культ римской империи, архетип Разума, вечности и незыблемости римской державы, ее культуры. Его образ астрологически был соотнесен с одноименной планетой в Солнечной системе.

Таких примеров различных способов теофании (богоявления в мир) очень много в истории мировой мифологической культуры. В греко-римской мифологии, на наш взгляд, впервые утверждается мысль о том, что культурно-исторические явления и события имеют какую-то самоценность, но в той мере, в какой они определены божественной волей. Все процессы и моменты становления бытийного статуса вещественно-материального, ценностного в этом мире происходят в Эоне (мифологическом пространственно-временном цикле) верховного божества. Таков во многом и космогонический момент проявления и демиургической деятельности Тхашхо. Тхашхо в адыгском политеизме – это «трансцендентальный идеал» (термин немецкого философа И.Канта), Сверхсущее космического порядка.

Он как тотальная сфера миропорождения – момент изначальности космоса, общества, жизни человека, даже самого времени, темпоральности как таковой. Все имело, имеет и будет иметь место в нем, а самое главное – поражающее человеческое воображение телеономность (целесообразность) мира. Он не рожден никем, не создан ни из чего-либо, мы не знаем о его происхождении. Тхашхо в адыгском мифоэпическом сознании фигурирует как абсолютная сфера Эотемпоральности (всех пространственно-временных и экзистенциальных модусов сотворенного мира).

Не существует никаких мифологических или эпических сведений о том, что Тхашхо был рожден или стал верховным богом в результате победы над другими более древними богами, как это имело место, например, в той же греческой, ближневосточной мифологии. Тхашхо в адыгской этнофилософской культуре – это та бытийная Первооснова, из чего проистекает весь мировой порядок.

У основоположника позднеэллинистической гностической философии Плотина мы находим подобную мысль. В теологической концепции мыслителя Абсолют, предшествующий всему сущему именуется как «Первоединое». Первоединость понимается им как онтологическая изначальность Разума, Первоисточника всего. Трансцендентная сторона Единого присуща всему сущему, из нее все произрастает и изливается исключительно по необходимости ее природы. Тхашхо, как и гностически понимаемая сущность бога – единая и непознаваемая субстанциональность, а его богоявленность – это непрерывное круговращение сакральной жизненной энергии в Космосе от божества к человеку, от человека к культуре, к смыслу и единственному способу его существования, и снова к божеству. Что некогда было частью Единого Тхашхо, стало индивидуальностью, бытием в мире, должно к нему возвратиться.

Эта проблема, а именно – религиозно-гносеологический вопрос о непознаваемости бога был поставлен впервые в экзегетической философии средневекового мыслителя, основоположника ранней патристики Оригена. Философ развивал богословско-догматическую концепцию о первичности и единстве, а, следовательно, нерасчленимости и непознаваемости бога, учение о вечности материи. Материальная действительность, по Оригену – это форма эманации (истечения) божественного Разума. Совершенной формой ее организации, является, конечно же, человек.

Человек в адыгской традиционной религиозной системе занимает весьма противоречивое положение: с одной стороны, он – бесценный дар (тхьэ тыгъэ) космопорождающего Абсолюта, частица вечности, а с другой – смертное существо, чья душа после смерти отправляется в Ино-бытие. Жизненная лиминальность здесь осознаваема как граница перехода от земного существования в иное бытие Хьэдрыхэ (мифическая сфера Вселенной, где пребывают души умерших людей). Весьма любопытно, что в контексте адыгской языческой культуры не были выработаны какие-либо умозрения или принципы духовной практики относительно веры в существование загробной жизни в том же, или ином единстве души и тела.

Событийность, сопричастность человеческого существования космическим, природным стихиям, этим высшим формам эманации Абсолютного Духа, и осознание, таким образом, своего единства (а в этическом смысле – своего младшинства!) с Демиургом-Творцом, а значит, с вечностью, вневременностью исключали необходимость создания каких-либо развитых эсхатологических учений или теологических обоснований реальности загробной жизни души, ее неуничтожимости. «И псэр Хьэршым хыхьэжащ» (Его душа возвратилась в Космос, глубины Вселенной) – это выражение нередко встречается в фольклоре и повседневной речевой практике адыгов, в котором, как можно полагать, проявляется специфика этносенсуалистического миропонимания, поставленный впервые на прочный философско-метафизический фундамент в платонической концепции души.

Как видно из вышесказанного, сфера мифического включает в себя различные и зачастую внешне противоречащие друг другу ипостаси. Мифосознание, присутствует в эпическом как универсальный культурный архетип, детерминирующий эпическое многими социокультурными образцами и символическими модификациями. Мифическое в контексте адыгского политеистического мировоззрения – это еще во многом амбивалентное образование, сочетающее в себе собственно мифологическое и эпическое, диалектику субъективного и объективного, сакрального и профанного, время, его основные темпо-структуры и вечность как проявления высшего, неизменного и священного порядка бытия.

Таким образом, ясно, что мифологический и мифоэпический мир, теоморфный по своим пространственно-временным, материальным явлениям, существует как единовременность иерофании Тхашхо.

Следует особо отметить и тот факт, что одной из важнейших специфических черт адыгского языческого пантеона – это его деистическая и пантеистическая сущность. Тхашхо в нем еще выступает, выражаясь термином средневековых мыслителей Оригена и Августина, как Anima Mundis, Душа Мира, которую символически следует понимать как теономность самой жизни, ее организованность по законам божественной справедливости, целеполагания и рассудка. Так, в диалектической философской концепции великого немецкого философа В.Гегеля историческое событие, прогресс культуры, появление личностей, кардинально меняющих весь ход человеческой истории, есть ничто иное, как формы, способы саморазвертывания Абсолютного Духа.

О деистической сущности Тхашхо еще говорил известный кабардинский ученый, писатель и фольклорист А.Т.Шортанов. В работе «Адыгская мифология» исследователь писал, что «…Тха (Тхьэшхуэ) не принимает непосредственного участия в действиях богов и людей, а служит лишь «высшей инстанцией» при редких спорах и недоразумениях между божествами и подвластными им героями и людьми»[1].

В иерархии адыгского языческого пантеона боги (Щыблэ, Псатхьэ, Тхьэгъэлэдж, Лъэпщ, Амыщ, Ахын) выступают в основном как высшие гаранты природного, социального и культурного порядка, созданные Тхашхо.

Изначальная экзистенциальная свобода индивида, вера в судьбу как жизненный путь, создаваемый собственным выбором, волей и разумом, невмешательство в жизнь человека божественных сил, а наоборот – наличествование в сознательной деятельности адыга не слепой веры, желания подчинения, а истинной почтительности, уважения, благоговейного отношения к Абсолюту как вечному идеалу старшинства, Прародителю – вот некоторые ментальные установки, где переплетаются и традиции, и уникальная религиозная культура, этнофилософия адыгов.

Систематизируя основные нравственные и мировоззренческие принципы, идеи адыгской этики, С.Х.Мафедзев в своем основополагающем труде «Адыгэ Хабзэ» отмечал, что «… Адыгэ Хабзэ с философских позиции – это мировоззрение, мировосприятие, с психологических – состояние души, удовлетворенной чувством исполненного долга, а с житейских, бытовых – образ мышления, нравственная одухотворенность. Основные его ипостаси: адыгагъэ – проявление всех лучших качеств адыга по отношению к другим и намыс – глубокое уважение старших и женщин, людей, а также собственного человеческого достоинства».[2]

Тхашхо, таким образом, – бытийное основание всего существующего. В этом смысле прав был великий нидерландский мыслитель Бенедикт Спиноза, рассматривавший субстанцию, первоначало всего сущего как саusa sui, «причина самого себя». Философ, чьи глубокие философские рефлексии коснулись фундаментальных онтологических проблем, вопросов теоретической этики и богословия, утверждал, что бог – это природа, божественная сущность растворена, проявляется в природе. Будучи причиной «предустановленной гармонии» (термин немецкого мыслителя В.Лейбница), Тхашхо не только субстанция Бытия, но и первооснова мифоэпического Логоса, функционирующая в традиционных мировоззренческих моделях как трансцендентный принцип этнического сознания, универсальный закон социокультурной действительности.

Наличие указанной особенности в мифологическом образе Тхашхо во многом напоминает универсалистское религиозно-философское сознание в даосизме. Как отмечает известный венгерский философ Й. Лукач, «…Дао функционирует как закон. Порой он трактовался в обезличенной или в персонифицированной форме. Дао определяет порядок, как в природе, так и среди людей. Более того, дао есть трансцендентно толкуемый нравственный закон, спроецированный на все естественное и сверхъестественное, порядок в человеческих отношениях, следование которому только и может гарантировать мудрое поведение».[3]

В этом, как мы полагаем, состоит и суть внутренней духовной близости, идентичности морально-этических, а в целом, этнофилософских идей этих двух систем традиционной культуры.

Итак, в завершение ко всему изложенному хотелось бы отметить, что и адыгская этика, корни, универсалии которого уходят в мифоэпическое сознание, и даосистская этика носят превентивный, предупреждающий характер, который афористично следует понимать так: «Не делай того, что противоречит мировым законам, этим высшим творениям Абсолюта. Так ты живешь по ту сторону естества».

Тогда главный принцип, поддерживающий социальную и культурную стабильность на всех уровнях общественной жизни – это то, что подтверждаем еще раз, принцип старшинства, спроецированный божественным этическим законом на наш мир, теономный, стало быть, по своей организации. Образ Тхашхо, великого Прародителя в адыгском традиционном мировоззрении – это архетип старшинства, репрезентирующий себя во всех явлениях традиционного социокультурного бытия.

М. А. Хоконов
http://archivesjournal.ru/?p=4457

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив