Мы с братом моим временами миримся, а временами воюемся... Часть 16-я

      Итак, мы остановились на том, что после похода 1565 г. закончившегося неудачей, Девлет-Гирей несколько помягчел и переговоры между Москвой и Бахчисараем возобновились. Иван пошел на определенные уступки (главная из них – он был готов заплатить Магмет-Кирееву дань, но при условии, что его крымский брат согласится на совместные действия против Жигимонтовича), хан же всячески подчеркивал, что он не против замирения и даже отменил поход на госулареву украину в 1566 г.
      Но в чем заковыка – стороны как будто были готовы примириться, однако кое-что в предложениях Ивана Девлет-Гирею категорически не нравилось, и это не касалось Казани и Астрахани (противник присоединения Казани при дворе хана намекали ему, что овчинка выделки не стоит, ибо казанские люди ветрены и переменчивы, и надеяться на их верность не стоит – тогда нужно ли вкладываться в эту авантюру ради того, что тебя на твои же деньги потом и кинули?). Нет, речь шла о другом – и сам «царь», и его думные и избные люди все еще находились под впечатлением успешных рейдов русских на Крым и его украины. Поэтому предложение (настойчивое) Ивана платить дань в обмен на союз против Вильно отнюдь не радовало никого в Бахчисарае – там были уверены в том, что, разгромив литовского, московский потом примется и за крымского. «Царь» так прямо и заявил на аудиенции Афанасию Нагому летом 1566 г. – я, де, не доверяю твоему государю, а он не верит мне. И хотя я и желаю мира, но вашего государя опасаюсь…
      Вот здесь и возник затык – что с того, что Иван согласился на выплату дани, а Девлет-Гирей не стал требовать Казани и Астрахани, если стороны не доверяли (не без оснований, надо сказать) друг другу? А тут еще партия войны при дворе подняла голову – старый султан Сулейман, который Великолепный и Кануни одновременно, отдал Аллаху душу, а его сын Селим Алкаш был склонен переориентировать политику с балканского направления на восточное – персы, полагал новый султан, слишком много взяли не себя, пора бы им окорот дать; и Москва продолжала активность на Северном Кавказе, что не нравилось и Стамбулу, и Бахчисараю; и вести о продолжающемся политическом кризисе в Москве, и новости о том. что у московитов начался мор… В общем, условия для того, чтобы попробовать дожать Ивана на поле боя с тем, чтобы продиктовать ему мир на своих условиях, как будто сложились. И начиная с 1567 г. война между двумя царями обретает новое измерение.
      Стальные нотки в голосе Девлет-Гирея стали ощущаться с 1567 г. И связано это было с тем, что Москва не оставляла попыток закрепиться на Северном Кавказе. Хан так прямо и говорил – ведомо де мне стало, что московский хочет город на Терке ставить, а если хочет он со мной в мире быть, так пусть оставит это намерение, потому что хоть давай мне Астрахань, давай мне Казань и гору злата серебра в придачу – не будет мира, пока городок на Терке будет стоять!
      Иван на эти предъявы отвечал не менее жестко (его терпение подошло к концу, равно как и готовность идти на компромисс). Нет у царя желания добром идти на мир, так не будет ему ни Казани, ни Астрахани, ни города на Терке не буду сносить, и вообще, сей городок ставлен по просьбе тестя для защиты от врагов – какое отношение имеет он к хану? Правда, желая смягчить эффект от своего ответа, Иван подсластил пилюльку, прислав хану несколько большие, чем было принято, поминки, а заодно предложив тому отправить одного из своих сыновей в Касимов, пускай там поцарствует на радость обоим царям.
      Получив эти предложения, хан призадумался, но тут в дело вмешался османский фактор. «Великий дьяк» покойного Сулеймана дефтердар Касым-бей сумел уломать Селима Алкаша на астраханский поход, и Девлет-Гирей, который не был в восторге от этой идеи, был вынужден присоединиться к этому замыслу. А суть его была в том, чтобы взяв Астрахань, устроить там базу для нападения на кизылбашей. Не против такого поворота была и литовская сторона – Жигимонтович, осознавая свою слабость на поле боя, предпочитал интриговать и воевать чужими руками, а тут такой случай подворачивался. В общем, эскалация противостояния была неизбежна, но Девлет-Гирей не торопил события и оттягивал начало астраханской экспедиции сколько мог, пока не получил гарантий, что в его отсутствие в Крыму его кузен Крым-Гирей не попробует устроить кавардак и не усядется на царское седалище. Ну а пока шли переговоры о гарантиях, Девлет-Гирей отправил трех своих сыновей в набег на московского.
      В Москве тем временем держали порох сухим. По весне 1568 г. по обычаю на берегу снова была расставлена рать, опричное войско было приведено в готовность к выступлению на помощь береговому разряду, в Поле отправилась разведывать про намерения татаринов лехкая рать из польских городов. После прихода прямых вестей о том, что «царевичи» выступили, береговой разряд был усилен, а навстречу ханским сыновьям была выслана новая лехкая рать. Но прямого дела не состоялось – то ли «царевичи» были в малой силе, то ли что еще – но встречи не состоялось. Правда, по осени Чернь и Белев подверглись атаке со стороны сына мурзы Сулеша (того самого Сулеша!) Шифира и его людей, и снова татары сумели уклониться от горячей встречи, которую приготовили им польские воеводы. Тревоги на этом не закончились, ибо зимой пришли вести о том, что крымцы собираются напасть на Рязанщину. И снова из Москвы поскакали гонцы, по зимним дорогам двинулись полки, и снова до прямого дела не дошло – то ли вести оказались ложными, то ли «царевич» не рискнул распробовать русское гостеприимство.
      Но все это были мелочи – главное событие только-только готовилось. To be continued…

      Не счесть всяких татаринов в закромах у Мастера!