Мемориал был мощной организацией, принципы деятельности и цели и задачи которой

топ 100 блогов partagenocce04.11.2021 «Мемориал» был представителем государства
Но, какого именно?(((

http://gefter.ru/archive/19034

Если говорить персонально, я не мог не оказаться в его орбите, потому что до того я и мои коллеги по «Мемориалу» (Арсений Рогинский, Никита Охотин) входили в ряд комиссий, которые занимались архивами КПСС и КГБ. Была комиссия мэра Москвы по архивам Московского горкома КПСС и управления КГБ по Москве и Московской области, и была комиссия Верховного Совета, где мы были в качестве экспертов, которая занималась архивами КПСС и уже КГБ СССР.

И то, что мы также одновременно оказались в числе экспертов Конституционного суда, совсем не случайно, потому что судья-докладчик Конституционного суда Анатолий Кононов хорошо знал «Мемориал», Арсения Борисовича Рогинского. А раз он был судьей-докладчиком, он должен был доложить суду материалы, связанные и с указами Ельцина, и с основой, которая могла быть использована для принятия Ельциным решений, и, разумеется, оценить доводы группы депутатов, которые настаивали на антиконституционности КПСС, это тот самый встречный иск. Нам и было поручено выступить в качестве экспертов Конституционного суда и собрать документы, которые характеризовали бы деятельность КПСС на протяжении ее исторического этапа существования, роста и закономерного конца, что мы и сделали, подобрав многие сотни документов и написав соответствующее экспертное заключение, которое сейчас есть в Интернете и на него можно смело ссылаться, его можно читать.
.... механизм принятия решения в Советском Союзе, который говорил не только о подмене со стороны КПСС легальных законов, но и об антиконституционности КПСС, был нами полностью представлен в Конституционный суд, и судья-докладчик Анатолий Кононов с этим выступил уже при открытии самого суда в июле 92-го года: просто первое заседание, если мне не изменяет память, было 26 мая, но оно было организационным, потому что было посвящено объединению двух встречных исков, а уже 7 июля 1992 года, как говорится, «процесс пошел».

И в связи с тем, о чем ты говорил, два вопроса. Первый вопрос: очень интересно было бы услышать подробнее о привлечении вас к работе в московских архивах и в архивах бывшего КГБ. Что вами было там сделано?

С другой стороны, еще один вопрос, непосредственно связанный с работой в рамках этого судебного дела по выявлению документов. Как я понимаю, часть документов наверняка брали из открытого доступа, но наверняка была проведена и исследовательская работа на выявление документов, и хотелось бы поподробнее узнать и о том, и о другом направлениях вашей архивной работы.

— Цель данной работы была вполне очевидна — подготовить комплект документов.

— Сначала расскажи все-таки про архивную работу по московским архивам по заданию мэрии и о том, что этому предшествовало.

— Нет, если мы говорим о работе в комиссии мэра города Москвы по московским архивам, то она не была связана с процессом КПСС. Она началась уже в августе 91-го года, когда мы пришли в архив КГБ в Москве и Московской области и должны были: а) составить представление об архиве, б) наметить пути приема-передачи этих материалов на государственное хранение и в) наконец выработать принципы, какие материалы передаются в первую очередь, какие — во вторую очередь, и, разумеется, разработать регламент доступа к этим материалам, потому что мы прекрасно понимали, что данные залежи архивных материалов не должны быть просто каким-то глубоко спрятанным золотом, они должны стать доступны населению, ради чего собственно и совершалась эта, если мы будем говорить высокопарно, августовская революция.

— …Которая потом привела к архивной революции.

— Ведь до сих пор, до августа 91-го года, мы говорили о том, что нужна гласность и должно быть меньше белых пятен, больше света, эти лозунги неизбежно вели к тому, что в конце концов не должно было оставаться закрытых архивов.

— То есть, насколько я понимаю, благодаря в том числе и вашей работе, материалы УФСБ по Московской области оказались на госхранении в ГАРФе?

— Это то, что касается части этих материалов, архивно-следственных дел. Отчасти это было последствием той работы, потому что, когда мы работали в архиве УКГБ в Москве и Московской области осенью 91-го года, началась также наша работа в Центральном архиве КГБ, и здесь проблем было больше, потому что и материала также было больше: в Московском управлении все-таки не так хорошо сохранились документальные материалы 20–30-х годов.

— Назови пофамильно людей, которые принимали участие в этой работе.

— Комиссию мэра города Москвы по архивам МГК КПСС и УКГБ по Москве и Московской области возглавлял Юрий Афанасьев, а в ее члены входили председатель НИПЦ «Мемориал» Никита Охотин, Арсений Рогинский и я, а также различные общественные деятели, архивные чиновники, сейчас даже всех не упомню, Валера Седельников был из Историко-архивного института, он работал у Юрия Николаевича Афанасьева. Участвовал в работе и Борис Илизаров — руководитель «Народного архива», именно его печатью мы опечатали хранилище Московского КГБ.

— Как далеко мы ушли от того времени! Сейчас невозможно представить сотрудничество, когда такие органы, как московская мэрия, обращаются к «Мемориалу» для работы в архиве КГБ…

— Я могу сказать, что это сейчас кажется даже как-то нелепо: а зачем это московскому государственному органу, мэрии обращаться к общественной организации? А тогда ситуация была иной. Во-первых, «Мемориал» был очень мощной, очень известной организацией, принципы деятельности и цели и задачи которой были всем ясны и очевидны — это ликвидация белых пятен в истории, это возвращение памяти репрессированных, это увековечение памяти погибших. У этой общественной организации было очень высокое общественное доверие, и мэрия, естественно, понимала, что в любую комиссию, какую бы она ни создала, она должна включать представителей общественности…

— …Которые пользуются авторитетом, а вопрос авторитета в таких ситуациях — это очень важный вопрос.

— Это важно, ведь почему так случилось, для чего вообще нужны представители общественности в подобного рода комиссиях? Да потому что простой народ, глядя на деятельность тех или иных комиссий, сразу скажет: если там одни чиновники, они опять нас обманут.
Опять же, возвращаясь к теме Конституционного суда, может быть, неправильно, что было очень мало попыток каким-либо образом вести дискуссию с обществом относительно прошлого. Да, многое попадало в газеты, но я ведь честно скажу, когда мы готовили материалы и работали в этих комиссиях, мы же на самом деле для себя открывали иную планету. Кто вообще знал до того, как устроены эти архивы, что в них лежит, какой степени информация, как она структурирована, как она описана и какой есть научно-справочный аппарат? Мы же полгода провели только в попытках читать описи, нормативные документы, которые рассказывали о том, как организуется хранение документов, каковы сроки их хранения. Мы, кстати говоря, произвели приятное впечатление на сотрудников Московского управления КГБ, когда появились там: мы не просто опечатали хранилище в целях недопущения уничтожения материалов, мы ведь первым делом затребовали нормативные документы, связанные с организацией хранения документов, а именно приказы КГБ № 00185 от 10 декабря 1979 года и № 00150 от 24 ноября 1990 года о перечне документов, образующихся в процессе деятельности органов КГБ и сроках их хранения. До этого были, по-моему, приказы 1964 года, а ранее — 1954 годов, нормативная документация обновляется через определенный срок, но они меньше всего думали, что мы затребуем сразу же то, что дает нам возможность ориентироваться в архиве, дает нам определенный ключ. Сведения о структуре подразделений КГБ как в центре, так и на местах у нас уже были, все-таки в зарубежной прессе было об этом немало публикаций, я ведь тоже неслучайно оказался в этой комиссии от «Мемориала», потому что специализировался на деятельности именно органов госбезопасности, поэтому для меня это была, конечно же, определенная профессиональная школа, я смог вырасти и приобрести много знаний, которые до того у меня, конечно, отсутствовали. Я сейчас только понимаю, как мало я знал, — я почти ничего не знал, это тогда я мог сказать: мы кое-что знаем про деятельность КГБ и про его организацию и структуру, но на самом деле, когда мы переступили порог архива и стали регулярно ходить, как на работу, каждый день, это была настоящая учеба. У нас, к сожалению, не было времени смотреть и прослеживать какие-то конкретные исторические сюжеты. Чем воспользовался бы любой историк, попав в архив КГБ? Он, конечно же, прежде всего разрабатывал бы свою тему. Не хочу сказать, что мы этого совсем не делали, но на это оставалось очень мало времени, очень много нужно было смотреть материалов, которые не представляли для нас первоочередного интереса, но были важны с точки зрения делопроизводственной — типы, виды документов, как хранятся, какие сроки хранения, и нужно было думать о регламентах, как с ними поступить. Поэтому, возвращаясь к теме архивно-следственных дел, о них было решено в первую очередь, что они-то как раз передаются на госхранение, потому что в архивах КГБ они недоступны, нельзя организовать нормальное их изучение потомками, историками или журналистами, а вот если мы их передаем на госхранение, то есть в государственное хранилище, здесь уже есть отработанный механизм, как обращаться с посетителями, где их принимать, за какие столы сажать и как выдавать дела, то есть в данном случае передача на госхранение означала и одновременно решение вопроса доступа.

— Скажи, пожалуйста, во-первых, были ли вами разработаны какие-то рекомендации по дальнейшей судьбе материалов из архива КГБ, представлявших историческую ценность, рекомендовали ли вы передачу на госхранение каких-то материалов, кроме архивно-следственных дел? И вообще ставилась ли перед вами подобная задача? Я так понимаю, что вы работали на Конституционный суд строго в рамках поставленных задач.

— На Конституционный суд мы работали с мая по июль 92-го года, а дальше, когда экспертное заключение было подготовлено, мы опять вернулись к своей теме, к архивам КПСС и КГБ и к принципам организации их хранения и передачи.

— Ас мая по ноябрь мы были в двух ипостасях. И то, что мы сделали для Конституционного суда, я могу сказать, это был настоящий ударный труд, потому что это было, во-первых, и серьезное сидение в архиве, и постоянный подбор материала, и изготовление копий, и посылка этих копий моментально на рассекречивание. Они шли в руководство Министерства безопасности, непосредственно Баранников принимал решение о рассекречивании тех или иных документов госбезопасности, а партийные документы рассекречивались комиссий Полторанина; а во-вторых, мы ударными темпами писали вышеупомянутое экспертное заключение. Здесь была и помощь государству, потому что государство было заинтересовано в том, чтобы Конституционный суд был снабжен документами, а мы были представителями этого государства, то есть не только представителями Конституционного суда и экспертами, но и представителями государства в этих всех организациях.

«Мемориал» был представителем государства?

— Да. Ведь Конституционный суд — государственный орган, «ветвь власти», как теперь говорят. Я очень хорошо помню, как Рудольф Германович Пихоя, когда в июле суд, что называется, уже пошел, вдруг говорил, что чего-то не хватает, нужны некоторые документы по межнациональным отношениям, и в спешном порядке я отправлялся…

— Он возглавлял Росархив?

— Да. И в спешном порядке я отправлялся в картотеку решений Политбюро ЦК КПСС, потом в президентский архив, и тут же надо было выявить и найти документы, которые касались межнациональных отношений и роли КПСС либо в погашении каких-то конфликтов, либо в неумелом руководстве и провоцировании национальных конфликтов, — там, в частности, речь шла и о русских школах в разных республиках. Я очень хорошо помню, что тематические подборки документов делались, что называется, с колес. Но я не вижу ничего в этом плохого, это ведь не давление на суд. Просто наша задача состояла в том, чтобы снабдить суд документами, которые суд уже оценивал с точки зрения права — хороши, плохи, соответствуют Конституции, не соответствуют Конституции. Мы Зорькину выводов не подсказывали, мы написали заключение, которое нас, с одной стороны, дисциплинировало, потому что наша задача состояла в том, чтобы объективно показать деятельность партии начиная от РКП(б) и кончая КПСС, а с другой стороны, продемонстрировать, каковы были существующие законы в стране. И это совмещение двух вещей приучило нас мыслить правовыми категориями, что есть Конституция как основной закон и что есть деятельность КПСС, которая в конкретных случаях оказывается за рамками основного закона. И эта работа нам очень помогла. Поэтому наша деятельность для суда была только частью нашей экспертной работы для комиссии по приему-передаче архивов КПСС и КГБ на государственное хранение.

...я выступал и тогда против этого регламента как недостаточно радикального, так как полагал, что открыть надо вообще все, а ответственность за неправомерное использование документов архивно-следственного дела должны нести исследователи.

в 93-м году, еще до того как Ельцин своим указом распустил Верховный Совет, а мы были комиссией как раз Верховного Совета, которая занималась архивами КПСС и КГБ.

— Так это было, комиссия по архивам КПСС и КГБ и так была создана решением Верховного Совета в октябре, а я сейчас рассказываю об истории, которая этому предшествовала, то есть они сказали: а зачем нам международная комиссия?

— То есть была создана комиссия…

— Она бы и так была создана, просто именно в этот момент в начале сентября или в конце августа 91-го года приехал Буковский. В процессе Конституционного суда он, конечно, просто повел себя, я бы сказал, геройски, не терял времени даром, копировал все, что можно было скопировать. Я очень хорошо помню, что у него даже не было времени выйти покурить во дворик, он курил прямо в кабинете. Он сидел в здании Росархива, у него был ручной сканер, и он только и делал, что проводил два раза по странице, и уже на экране компоновался документ.
— Да, я тогда шутил: бери больше, бросай дальше.

Информация собрана по следам материалов озвученных в https://www.youtube.com/watch?v=TFPNRKrT0M4

Оставить комментарий

Предыдущие записи блогера :
Архив записей в блогах:
Официальных представителей ГПУ и депутатов БПП, переживавших вчера по телевизору, что я пишу о Корбане, прошу не беспокоиться. Я пишу не о Корбане, а рекламирую президентскую судебную реформу. (с) Портнов Как причудливо иногда тусуется колода, правда? Наша власть - такой огромный миксер, ...
Умереть во время секса — разве можно представить себе более странную смерть? В общем и целом, в этом нет ничего плохого, если вам уже за 80. Но "сексуальные смерти" бывают самые разные. И не такие уж и редкие, как может показаться на первый взгляд. баян которому уйма лет :) Убийстве ...
Я поняла, что совершенно не умею определять возраст!  С женщинами я ориентируюсь прежде всего по себе. Если женщина выглядит старше меня, значит, ей за 40, если моложе, значит, ей 30. Я исхожу из того, что сама выгляжу на свой паспортный возраст. ...
К концу февраля 1953 Сталин был тяжело болен. Мало уделял внимания оперативному управлению страной и партией, но внимательно следил за деятельностью своих ближайших соратников, ...
Недавно майор ГУВД Свердловской области Татьяна Домрачева обратилась к президенту Медведеву с видеообращением, в котором она рассказывала о фактах коррупции среди начальства ГУВД. Folksland связался с Татьяной и задал ей несколько ...