Мечта историка – сгоревшие архивы

Порой незамутненные личности вздыхают про то, что «правды мы никогда не узнаем». Рассекречены миллионы страниц, которые еще никто не читал, потому что руки не дошли, но перфекционисты бьются в придуманный потолок, требуя стопроцентного открытия абсолютно всего и отказываясь пока читать. Введены в оборот тысячи томов дел, которые освоили только узкие академические коллективы, но максималистам "по-прежнему ничего не понятно" в этих "путях обмана". Написаны сотни монографий, которые будут забыты новым поколением исследователей. Требуется всё это впитывать и перечитывать, вставая на плечи предыдущих ученых, выстраивая пирамиду научных авторитетов. Иначе у одного историка никогда времени не хватит, только если он не изучает конкретный ремешок из конкретного 1756 года. И тут приходит пригожин, неискренно заводящий глаз: «Ах если бы найти в архивах еще пару страниц. Но ведь спрятали, сожгли, подменили. Правды мы никогда не узнаем. Всё очень сложно. Путин в следующей пресс-конференции Прямой линии перед выступлением в Федеральном Собрании всё объяснит, как дело было, когда поляки заигрались и вынудили Гитлера». «В Финляндии .. осуществлялась активная милитаризация» [oborona] - Куусинену «просто не оставили другого выбора».
Здоровый историк должен беспрестанно кричать: «Хватит уже рассекречивать. Астанавитэс. Таймаут. Сил уже нету это всё читать». Для клиоведа ведь чем меньше материалов для чтения, тем лучше. Историк – не конспиролог, который ищет странного. Историк работает только с артефактом. С записанным текстом. Ознакомился, ввел в оборот, дал краткое описание, по возможности озвучил свою интерпретацию находки насколько позволяют интеллектуальные способности, по возможности произвел синтез нового знания на основе прежних находок, двинулся дальше. Eat, sleep, repeat. Если есть пробелы в истории, то исследователь не тратит свое драгоценное время на гадания: «Архивов по данной узкой теме больше нет (ура!), поэтому двигаемся дальше». Загипнотизированный конспиролог же, напротив, зависает именно над лакунами. Уже введенная в оборот писанина его не заинтересовала. Он выше ее. Ему кристально ясно, что «глубинная партия» скрывает тут что-то, поэтому надо по косвенным признакам и куриной лапке воспроизвести спрятанное сакральное знание. Надо только немножко еще напрячься, дождаться Парада планет, помолиться Вселенной и так сразу.
Речь идет, конечно, про тех ученых, что занимаются Новейшей историей, которая захламлена миллионами страниц. Период Новой истории пожиже в плане источников, поэтому из этого угла крики «Астанавитэс, что ты делаешь, Володя?!» не должны доноситься. Историк Генри Уильям Брэндс [H.W. Brands] поведал, что весь сборник сочинений Б. Франклина - это, ЕМНИП, 12 томов. Брэндс наглядно вытягивает руки в стороны, как бы доказывая, что он за один присест это ПСС может унести из библиотеки. Только надо отвлечь библиотекаря. Другими словами, одному исследователю реально освоить всё, когда-либо написанное Бенджамином и стать полным специалистом по нему. Аналогичный архив Рейгана занимает гигантский ангар площадью в 22,600 кв.м. «Правды мы никогда не узнаем».
В британском комедийном сериале «Да, господин министр» у хитрющих чиновников был трюк, как скрыть от своего начальства неудобную информацию. Постоянный секретарь нагружал своего министра полудюжиной красных чемоданов каждый вечер. В каждом таком саквояже были «очень важные» правительственные документы, с которыми требуется, кровь из носа, ознакомиться к следующему дню. На дне самого последнего чемодана подкидывалась невзрачная папочка, которую нерадивые чиновники хотели скрыть от министра, но которую они выбросить просто так не могли. Иначе бы их формально обвинили в сокрытии важной информации и выперли со службы. А так был шанс, что усталый министр не заметит и не сможет потом обвинить своих подчиненных, что его вовремя не проинформировали о некой ошибке или скандале.
Историки – это как тот британский министр. Они нагружены красными чемоданами и добираются до нужной папочки через адские усилия. А представьте себе еще то, что некоторые зловредные спецслужбы начинают спамить новыми архивными находками. Допустим, центральный архив Вермахта рассекречивает сотни папок времен Великой отечественной войны, где сотни тысяч документов содержат малополезную информацию о пайках, питании и ремешках бойцов Хеера. Вроде Гестапо сделала полезное дело, но по факту совершила вредительство – забила узкие информационные каналы уставших историков. Лучше бы ей богу не рассекречивали.
Американский историк (это опять Брэндс) в одной своей лекции год назад поделился своим личным мнением о мемуарах президентов. Мнение его было невысоким. Обычно бывший президент начинал писать свои мемуары очень быстро после своей отставки. Через 5-10 лет. Но такой небольшой период заставлял бывшего президента скрывать очень много важной информации о своем сроке, потому что этому высокопоставленному чиновнику (пусть и бывшему) приходилось держать в голове, кто умер, кто еще жив, кто может обидеться, а где вообще до сих пор действует гостайна. Из-за этого чтение таких мемуаров превращалось для историка в смертную скуку. Историк видит, что автор лепит горбатого, сочиняет какое-то фэнтези про единорогов, скрывает нужные детали. Брэндс на конкретном примере (я забыл уже, про какого президента) показал, что каждые мемуары делятся на три части. До президентства, во время, и после. Первая часть «До президентства» может быть очень интересной, живой и достоверно написанной, потому что автора ничто не сковывает. «Во время» - это фэнтези про эльфов, которое смысла читать нет. «После» - скучная часть про пенсию. В идеале, считает Брэндс, бывший чиновник должен писать свои мемуары через 50 лет после своего срока. Но ведь тогда он уже будет мертвым. Брэндс приходит к неутешительному выводу, что президентам лучше не писать мемуары. От них все равно никакого толка. А ведь такие книги тоже тратят драгоценное утекающее сквозь пальцы время исследователей.
28 февраля 2025 Трамп сказал президенту Украины Зеленскому: «Всё, что я хочу сказать, так это, что он [Путин], возможно, нарушил свои договоренности с Обамой и Бушем, и он, возможно, нарушил их с Байденом. Он действительно нарушил [свои договоренности] с Байденом. Может быть. Может быть нет. Я не знаю, что произошло тогда [при Байдене]». [All I can say is this: He might have broken deals with Obama and Bush, and he might have broken them with Biden. He did. Maybe. Maybe he didn’t. I don’t know what happened]. В этом выступлении Трампа привлекает внимание дополнительное объяснение про «степень вероятности». «Might» и «maybe» предоставляют одинаковую свободу от обязательств что-либо доказывать. «Возможно». Трампу было бы достаточно объединить всех трех своих предшественников одним «might have». Но Остапа понесло. Сперва было сделано категоричное утверждение про уже доказанную тупизну ненавистного политического противника: глупца Байдена обманул недоговороспособный Путин. Идиот и точка. Затем Трамп вдруг вспоминает об осторожности и использует модальный глагол. Затем его же, но с отрицанием. И под конец расписывается в своем полном незнании, что там во времена Байдена произошло. Из этих четырех фаз любопытной являются первая и четвертая. Дело в том, что уходящая администрация Байдена должна была во время переходного трехмесячного периода полностью ввести в курс дела новую администрацию Трампа. Если между Байденом и Путиным были какие-либо договоренности в 2021 году, то Байден, как ответственный политик, должен был передать все бумаги на этот счет. Трамп в курсе того, что произошло при Байдене. Но так как эта информация является слишком «современной», то ее рекомендуется пока еще не раскрывать. По той же самой логике, по которой президенты пишут чушь в своих мемуарах 10 лет спустя. Желание Трампа оскорбить спящего Джо любой ценой должно быть разбивается от его советников, указывающих президенту на то, что грязное белье предыдущей администрации никогда не показывают всему белому свету. «Вы ведь не хотите, чтобы вам отмерили той же самой мерой». И поэтому они тренируют язык президента заводным апельсином: «Bad dog, bad, bad!» «Maybe. Maybe he didn’t. I don’t know what happened» … В данном примере мы видим, как следователи-журналисты типа Исидора Ф. Стоуна (а также политологи), порой могут выковыривать дополнительные штрихи из косвенных признаков и оговорок, не прибегая к хардкорной конспирологии. Историки к этому банкету стервятников присоединятся поколение спустя, благодаря очередного Исидора за внимательное око.
Это всё была подводка к одному параграфу из книги Брюса Камингса 1990 года. Этот исследователь Корейской войны тогда выпустил второй том своего двухтомника [«Ревущая катаракта» - я так пока перевожу название тома - «The Roaring of the Cataract»], который был хорошо принят ученым сообществом. Напоминаю, что в 1990-м году быть ревизионистом было не зазор. Они в 70-80-е пересматривали официоз 50-60-х годов. Камингс против Эплмэна [Appleman, Roy Edgar, историк ОКНШ, писал историю Корейской войны в 50-60-е гг. с точки зрения правительства США]. Благодаря американским архивам, которые частично открываются каждый год по достижении 30-летнего периода. Советские архивы сталинского периода начнут открываться только примерно в 1993 году, после чего все нормальные историки перекуются в пост-ревизионистов, которые опираются как на американские, так и на советские архивы. В этом параграфе видно, как конспиролог незаметно подкладывает битое стекло в еду историку. В 90-е историк Камингс умрет в кровавой рвоте и мучениях – родится конспиролог Камингс.
Здесь мы не ограничимся описанием родословных и ведомственных интересов, а поместим героев нашей драмы в самую гущу мутной политики с определением сделанных ими ставок. Мы попробуем вытянуть за шиворот тех немногих личностей, что смогли приковать к себе внимание Ачесона и Макартура, Чана и Ли, но чьи имена едва-едва вошли в анналы послевоенной литературы. Мы изучим некоторые сделки, некоторые мошенничества, некоторые торговые спекуляции, которые подготовили сцену для последующих глав и для самой войны [Корейской].
Загвоздка заключается в том, что ученые приучены доверять только проверенному печатному слову – документу, торжественно внесенному в исторический реестр. Глубоко впечатанный в нас догмат твердит нам, что, что если что-то произошло, то причины и соображения должны были быть своевременно и честно записаны для потомков. Однако, те, что крутятся в политических кругах, не разделяют подобного уважения к архивам. А те, что занимаются разведывательной работой, и подавно, сваливая свои накопленные факты (и мысли) в мусорную корзину истории, навеки запечатанную, которую никто не планирует открыть и проверить ее содержимое. Стирание исторического знания столь же широко распространено, как и сохранение оного. Даже в выхолощенном академическом сообществе иногда решения принимаются по непонятным причинам, которые никогда не находят своего отпечатка на бумаге, но эта ежедневная обычная практика отнюдь не беспокоит сознания и совесть ученых. И так, нам придется довольствоваться доступной документацией. Мы будем твердо следовать ей. Но мы не будем падать в обморок при мысли о том, чтобы самим домыслить кое-что.
Подумайте-ка хорошенько над заявлением одного человека, чья карьера поместила его в критически важный узел Американского государства: «глубокая партийная линия» [deep party line] (знание о реальных причинах определенных событий) известна только узкому кругу избранных; большая часть того, что выдается за современную историю, является «чистой пропагандой, близкой к промывке мозгов». Флетчер Праути был высокопоставленным инструктором [briefer] и ключевым промежуточным звеном между разведывательными агентствами и политиками в Белом доме и в прочих местах. Он думает, что большая часть послевоенной истории спрятана от нас, и что «секретная команда» повлияла на ход событий куда сильнее, чем этого можно было ожидать, непропорционально сильнее их численности. [122-123].
К 1990 году у Камингса имелся доступ к большому пласту документов Госдепа и МО, но ему этого было мало. По-прежнему не получалось доказать, что это Запад и Юг начали Корейскую войну. Но ему так сильно хотелось этого, что он начал всматриваться в бездну разведывательного сообщества, которое неохотно записывает и делится записанным. А всего-то надо было Камингсу поставить точку и успокоиться на три года. Нормальные историки всегда так делают. И он бы тогда узнал, что Сталин сделал это. Такое поведение простительно для следователя-журналиста типа Исидора Ф. Стоуна, который пишет для своей газеты в режиме реального времени, но не для историка.
https://oborona.ru/product/zhurnal-nacionalnaya-oborona/zashchitit-interesy-rossii-na-baltike-i-v-arktike-46770.shtml
|
</> |