М.Булгаков "Театральный роман"
chto_chitat — 04.08.2016Снова открываю коробку из гаража. Достаю запах гнили, книгу, обглоданную по краям собакой. Булгаков. Там под синей обложкой с потускневшей фамилией: «Мастер и Маргарита», «Театральный роман». Я люблю «Театральный роман». За почти физически ощутимые стены коробки, в которой дергаются на нитях персонажи пьесы. За абсурдность человеческого. За липкий страх толпы и коллективность мысли. За вечное в людях – не пропустить в мир того, «кто не с нами».
«Дело в том, что, служа в скромной должности читальщика в «Пароходстве», я эту свою должность ненавидел, и по ночам, иногда до утренней зари, писал у себя в мансарде роман….
…Суждения их были братски искренни, довольно суровы и, как теперь понимаю, справедливы.
- Язык! – вскрикивал литератор, - язык, главное! Язык никуда не годится (…).
- Метафора! – кричал закусивший.
- Да, - вежливо подтвердил молодой литератор, - бедноват язык (…)
Все слушатели, как один, сказали, что роман мой напечатан быть не может…»
Тогда в 18 лет я как-то прошла мимо информации о бунтовщике Булгакове против коммунистической системы и видела лишь противопоставление личности и толпы. Впрочем, как и сейчас. И книга для меня осталась вне эпохи – просто про писателя и остальных.
«…Во-первых, это элементарно безграмотно… Я берусь вам подчеркнуть двадцать мест, где просто грубые синтаксические ошибки... Ну, а стиль!.. Боже мой, какой ужасный стиль! Кроме того, все это эклектично, подражательно, беззубо как-то. Дешевая философия, скольжение по поверхности…Плохо, плоско. Кроме того, он подражает…»
Помните, в «Мастере и Маргарите» Мастер написал гениальный роман, который разбился о цензуру и литературных злопыхателей? Здесь весь сюжет построен на невозможности жизни романа. Только уже не цензура, как безликое повеление системы, а человеческое, вывернутое в алогичные конструкции, стоит на пути главного героя. И не он недоуменно смотрит на тех, кто глумится над его произведением, интерпретируя им сказанное на свой лад. А они - с брезгливой отмашкой и полной убежденностью в правоте играют в собственные акты, уже давно не имеющие никакого отношения к пьесе главного героя. Все, как всегда от мелочей до глобального.
«…Интересно. Человек окончил приходскую школу, бреется каждый день и лежит на полу возле керосинки. Вы – трудный человек! – Затем он резко изменил голос и заговорил сурово: Ваш роман Главлит не пропустит, и никто его не напечатает… И тем не менее этот роман я у вас беру…»
Хочется смеяться над нелепостью происходящего.
Хочется биться головой о непроницаемость другого человека, в извилистых ходах которого теряется твое слово.
Это роман о человеке, который говорит то, что никто не готов услышать. Об одиночестве среди глухих и слепых.
|
</> |