Куличи из немецких консервных банок

shaherezada — 04.04.2010 В Германии нет настоящих куличей. Таких, как моя бабушка пекла в немецких банках от консервов. Во время войны мой родной город Кропоткин оказался в оккупации, правда, не надолго, всего на три месяца. В конце концов немцы сломя голову бежали из города. Большинство из них были на самом деле румыны.
За короткое время оккупации немцы успели-таки разыскать и расстрелять немногих кропоткинских евреев, забетонировать дорогу на главной улице города и оставить беременными пару-тройку кропоткинских девушек. После панического бегства оккупантов беременных девушек земляки-победители долго гоняли голыми по улицам, гладкая дорога считалась большой удачей и военным трофеем в годы всего моего послевоенного детства, и в городе не осталось никого, кто мог бы скорбеть по убитым евреям.
Владельцы домов, где были расквартированы оккупанты, тоже поимели свои маленькие военные трофеи. Они были очень неравноценными. Кому-то достались немецкие шинели и запасы провианта, кому-то заботливо заготовленные немцами дрова, а кто-то, не столь удачливый, покопался в оставленном немцами мусоре, и там оказалось много полезных вещей.
В “турлучном” домике моей бабушки тоже жил немец, звали его Курт. Бабушка всегда отзывалась о нём с большим уважением. Курт был чистюлей, вежливым, всегда готовым помочь, а кроме того, он был убеждённым противником войны. По ночам он горько плакал, показывал моей бабушке фотографии своей жены и детей и шептал „Hitler kaputt“. Курт заведовал снабжением, он распределял среди солдат продовольствие, и после бегства немецкого воинства в нашем саду один угол был завален пустыми консервными банками разной величины. Педантичный Курт как раз собирался их вывезти за город, на свалку.
Хорошо, что он этого не сделал! Моя бабушка вычистила и вымыла эти банки и они стали в нашем хозяйстве формочками для выпекания куличей. Я отлично их помню. Они уже были несколько лет в употреблении, их стенки стали чёрными и маслянистыми, острые края обшлифовались, и было даже не заметно, что это бывшие консервные банки. Это были крепкие цилиндры разных размеров, в том числе и огромные, куда входило, наверно, до 5 кг мясных консервов. Но были и маленькие, которые удобно было держать моими детскими ручонками – наверно, они были из-под варенья или из-под паштетов.
Пасхальное тесто моя бабушка ставила за два дня до Пасхи в керамической бадье коричневого цвета размером с ведро. Бабушка жутко переживала, хорошо ли подходит тесто, свежие ли дрожжи, какая ей на этот раз попалась на базаре мука, удачно ли она смешала сливочное и растительное масло, надо ли уже сейчас месить тесто или подождать ещё час, поднимется ли тесто за ночь так, как надо. Когда она месила, это было священнодействие. Она плотно обвязывала голову белым платком, чтобы ни один волос не упал в бадью, а руки мыла как хирург перед операцией.
Куличи она пекла в пасхальную субботу. А до этого формы для куличей извлекались из какого-то угла в коридоре, рассортировывались после серьёзных размышлений, причём у бабушки в памяти было прочно сохранено, какая форма как печёт, пристаёт ли тесто, или наоборот, хорошо отходит, пригорает ли донышко, или всё пропекается равномерно. А я тем временем старалась осуществить мои собственные интересы, тихонько пододвигала вперёд маленькие формочки, попутно убеждая и упрашивая бабушку учесть потребности моего детского стола. Наконец, выбор был сделан, чёрный островок из отобранных форм отделялся от своих собратьев, бабушка чистила, промывала, смазывала маслом отобранный контингент и, составив банки вместе, покрывала их белым полотенцем. Затем тесто замешивалось в последний раз, из бадьи бабушка начинала вынимать куски теста и делать из них шары. Эти шары она клала на донышко форм. Я до сих пор вижу как живую эту картину: моя бабушка, сдвинув на кончик носа поломанные очки, осторожно опускает шарик теста внутрь чёрного цилиндра, не касаясь рукой его стенок.
После того, как формы были загружены, бабушка их переставляла: она распределяла их вдоль внешней стены нашей белёной печи, стена была тёплой, и это способствовало лучшему подъёму теста. Формы опять покрывались белым платком. А бабушка колдовала у печки: нагрелась ли она, разложен ли уголь на колосьях равномерным слоем, выдержит ли духовка в этом году тяжесть куличей? Духовка была вечной заботой моей бабушки. В полу духовки от старости образовались дырки, сквозь них можно было видеть огонь и угли в поддувале, расположенном под духовкой. Конечно, было бы лучше всего испечь все куличи сразу, в один заход. Моя бабушка всегда так и делала, в те времена, когда духовка ещё не прохудилась. На моей памяти дно духовки было вечно дырявым, а бабушка вечно взволнованной и в сомнениях, не сгорят ли её пасхальные куличи в ярком пламени, провалившись под собственной тяжестью в печь.
Слава Богу, что эта катастрофа нас миновала. Куличи должны были печься в духовке примерно 45 минут. Когда они истекали, бабушка доставала на пробу одну из формочек. Самый драматичный момент был извлечение кулича из цилиндра: выйдет ли он весь целиком, отлипнет ли тесто от стенок формы, или, не приведи Бог, кулич порвётся при своём рождении на свет? Особенно серьёзная опасность была связана с большими куличами. Они легче могли пристать к стенке, оказаться непропечёными, разорваться – и тогда все усилия были потрачены зря. Заплаканные соседки искали у моей бабушки утешения: “Тимохвеевна, ты глянь!!!” - и поведывали ей, как самые роскошные экземпляры их искусства порвались на части при вынимании из форм. Эти части они предъявляли как вещественные доказательства, и моя бабушка всегда говорила одно и то же: “Да, жаль, конечно, зато тесто-то какое удачное!” Но это она констатировала только взглядом, ибо за день до Пасхи надо было строго поститься. Есть куличи было разрешено только на следующий день.
Наши чудесные немецкие формочки были для соседей предмет зависти и восхищения. Никто не мог испечь такие прекрасные куличи, как моя бабушка. Они у неё получались высокие, стройные, тесто было лёгким и воздушным, а сверху образовывался купол – в общем, выходила безупречная фаллическая скульптура. Этот купол мы обмазывали взбитым белком и посыпали маленькими, разноцветно крашеными зёрнышками. В своих линейчатых школьных тетрадках я постоянно рисовала стол с разноцветными куличами, что вызывало возмущение нашей атеистической учительницы.
Когда я отправляла мою 80-летнюю бабушку из нашей хижины в Кропоткине против её воли на Крайний Север, к маме, формы для куличей лежали, как всегда, в углу коридора, запылённые, давно уже не используемые, но всё ещё крепкие и готовые к работе. Дело было в 1975 году. Уже и не помню, отдала ли я их соседям, или новые владельцы нашего домика их, наконец, отвезли на свалку, спустя 30 лет после войны?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив