Краткий инструктаж по выполнению задач под огнем артиллерии

Спойлер, в тему текста ниже:  Мнение о небывалом росте эффективности артиллерии и падение роли стрелкового оружия, связано исключительно с очень низкой дисциплиной сторон, в ходе ведения БД на востоке Украины. Когда боевые действия без четкой линии фронта ведут одни недисциплинированные махновцы, модус операнди которых - выдавливать противника огнем, если не удалось поймать  без штанов, высоким % пулевых ранений не может быть в принципе. Коли бандочки обоих противоборствующих сторон рассеиваются артогнем  вне дистанций эффективного стрелково-пулеметного огня - откуда вообще могут появиться пулевые ранения? От самострелов? А там где врага удалось подловить с голой задницей, у победителя потери будут небольшими, а раненые противника до медиков в большинстве не дойдут.




   Ход истории, наши судьбы и юмор власть имеющих граждан складываются так, что вам, да и мне, и многим другим выпадает возможность в будущем испытать на себе артиллерийский огонь. Причём для некоторых здесь присутствующих в не таком уж отдалённом будущем. Моя задача провести с вами инструктаж по этому вопросу, что, в меру моих знаний и способностей, мы с вами сейчас и осуществим.
Начну с самого главного, касающегося не только действий в условиях применения противником артиллерии, но и в целом важного по жизни. Дело в том, что встреча с работой вражеских артиллеристов воскресит в ваших душах забытые чувства, которые вы испытывали во время первой драки в детском саду, первый раз доставая нож против враждебной компании после школы, или выходя впервые на охоту за такими же как вы. Только чувства эти будут сильнее и в силу того, что вы уже привыкли чувствовать себя хозяевами жизни, неожиданнее.

   Итак, напоминаю, в любой опасности, и артиллерийский обстрел не является исключением, ты, вот конкретно ты в том числе, должен помнить, кто ты такой и чего ты хотел. Другими словами «зачем ты здесь». Те, у кого такая мысль имеется в виде небольшой картинки на заднем плане, в далёком сандуке, в отдалённой комнатушке чердака, как правило, имеют успех. А у тех, у кого не имеется, у тех в опасности голова заполняется темнотой, метаниями и сильными чувствами. Они обычно получают ранения или сразу погибают. Картинка должна быть простая «убивать таких за это» или «взять то за такую цену», но она должна быть всегда. И гореть не выключаясь. Как фонарь над крыльцом. Неброско, привычно, но всегда включён. Крыльцо это площадка со ступеньками при выходе во двор из дома.

   Идти к цели на картинке, сметая всё на своём пути, перелезая, где нельзя смести, обходя, где нельзя перелезть. Только так. Картинка эта будет вам подсвечивать в вашей голове в тумане чувств. Можете называть это сельским суеверием, религиозным бредом или блажью, но без этого дальше никак. Всё, что сейчас вам расскажу, без этого не работает.

   Начнём с того, что натовские шпионы уже много лет нашёптывают на ушко, рассказывают как бы между делом с важным видом, втирают при случае, что якобы в современном бою, с применением всех средств поражения пехотинец живёт только десять минут. Точнее рассказывали во время моей молодости, сейчас уже говорят про пять минут, а во времена моих родителей звучало пятнадцать. Думаю, во времена дедов было двадцать, но не сообразил спросить. Это байка, придуманная, чтобы развить и использовать привычку современных русачков, при каждом удобном предлоге уныло выключать голову и начинать понуро ждать «когда же всё это кончится». Сказка «про пять минут» очень хороший предлог для такой темы. Вам так нельзя, у вас есть картинка «зачем вы здесь», как только что говорил. Характерно, что своим-то, натовским солдатам они такое не втирают. Наоборот, говорят «придётся не спать, всё время двигаться, всё время под обстрелами, всё время будут беспилотники над головой висеть, но, только долго перенося такие условия можно победить». Ничего похожего на «пять-десять минут». Это при том, что у их потенциальных друзей, у той же российской армии, может и есть всего несколько беспилотников, но они уже про это трут. Хотя конечно, у российской армии есть и смертоносная четырёхсантиметровая шрапнель и термобары под все калибры, и спутники, и ракеты и ещё всякие ужасы. Однако, своим-то они ничего про «десять-пять минут» не пропагандируют. А почему? А потому что это враньё, специально придуманное для потенциального противника, а для своих приберегают дельную правду. И правда эта в том, что пехотинец это самый живучий род войск, как таракан или какой другой жук переживший динозавров. Так и пехотинец, пережил много кого, переживает уже, прям вот сейчас, и пилотируемую авиацию. И наземных роботов тоже переживёт (если до ядерного оружия в серьёз дойдёт). Шутка.

   Если серьёзно, то опыт всех недавних войн показал, что самое современное оружие, применяемое самым безжалостным образом, ничего принципиально нового в жизнь пехотинца не привносит. Если его конечно грамотно применяют. А грамотное применение это начинается с известного каждому несложного правила: «никак не проявляться дальше трёхсот метров от противника». Чем более умной становится артиллерия, тем более жёстким становится для пехотных командиров это правило.

   Ничего не делать такого, чтобы противник мог заметить твои подразделения дальше трёхсот метров от своих войск. Даже если очень хочется. Триста метров – это академический, научно установленный предел. Только в американской и британской армиях разрешено применять артиллерию ближе этой дистанции к своим войскам. И то это в отдельных не так часто возможных ситуациях. Обычно для орудий, стреляющих по навесной траектории, устанавливают рубежи безопасности на удалении пятьсот-шестьсот метров от своих войск. Однако тут может быть много исключений, поэтому надёжны только цифры меньше трёхсот метров. А лучше чтобы противник вас вообще не видел. Шутка. То есть думаю, понятно, что эта дистанция может сокращаться, но никогда, никогда там, где присутствует артиллерия, не может добровольно увеличиваться. А имея дело ещё и с бронетехникой лучше действительно вообще не проявляться. Все современные танки слепы как кроты и беспомощны вне секторов их смотровых щелей на дистанции десять метров. Но у них всё равно есть гусеницы, и если им ни что не мешает, они любят пускать их в ход. Даже там где это и не надо. Своих давят только в путь. Но уже готовятся секретные, экспериментальные машины обвешанные видеокамерами вкруговую и скоро пехотинец, не имея возможности прижаться к вражеской пехоте, вынужден будет обнаруживать себя перед бронетехникой только выстрелом из противотанкового средства.

    Артиллерия очень сильна. Обычные гаубичные снаряды легко роют воронки глубиной по грудь и по шею, шириной в шесть-восемь шагов. Из этого можешь понять какой толщины должны быть перекрытия в блиндаже. Но против артиллерии, у регулярной армии есть разные средства и методы. У российской армии есть специальные станции, излучение которых вызывает преждевременный подрыв радиозвзрывателей. Детонация должна происходить метрах в четырёхстах от обстреливаемой позиции, так что долетят только отдельные осколки. У многих армий есть радары и звукометрические станции для засечки стреляющих орудий. Есть оптические средства для засечки лазерных дальномеров корректировщиков артиллерийского огня. Есть глушилки для артиллерийских разведывательных радаров и управления беспилотников наводящих орудия. Изготавливается подобное оборудование и в кустарных условиях, из компонентов которые приобретаются на коммерческом рынке. Из сказанного понятно, что если пехотинцем не будут командовать те же шпионы, распространяющие эти байки про «десять минут», то у артиллеристов будет чем заняться, кроме того, что сокращать ему жизнь. Шутка.

   Тем не менее, на всех недавних войнах «зона воздействия артиллерии противника» начиналась в трёх-пяти километрах от линии соприкосновения, а вовсе не в пятнадцати-тридцати, куда могли бы достать орудия. То есть даже в условиях жестоких этнических конфликтов, где-то и прямого геноцида артиллеристы всё-таки стреляли туда, где могли противника увидеть их наблюдатели, и правило «трёхсот метров» было вполне посильным для полевых командиров из крестьян. Хотя конечно там, где вражеская разведка сама рыла носом землю и раздавала рации детям и старикам, не всё получалось гладко. Но, повторяю, в общем случае правило трёхсот метров посильно вполне колхозным командирам. Скоро тепловизоры не хуже чем сейчас стоят на танках будут у всех и каждого. Когда поймут, что этого мало также будут радары и радиопеленгаторы. Но всё это будет работать в обе стороны, осваиваться всеми сторонами, поэтому «бог войны» всё равно не станет всесилен и всемогущ. Как всегда будут находится обычные люди, чтобы поставить на место его божественность.

   На одной войне артиллерия периодически с разными целями, в том числе и профилактически обстреливала лес. Так вражеские командиры готовы были платить деньги за то, чтобы артиллеристы продолжали стрелять, но назначали по двести метров на орудие. Это при том, что осколки убойны на расстоянии четыреста метров. Однако они очевидно считали это приемлемым риском в условиях не такого уж густого леса. Так что теория вероятности и своеобразная религиозная вера позволяла им в условиях обстрела решать поставленные перед ними задачи. При этом артиллеристы по своим задачам по профилактике движения противника тоже отчитывались. Так что все были довольны.

   Во время Второй мировой войны многие подразделения подвергались непрерывной обработке артиллерией в течение нескольких часов в обычных полевых укреплениях построенных топорами и лопатами. При этом убитыми и ранеными теряли только каждого десятого-девятого. Это при том, что на них вываливали десятки тонн снарядов, иногда и за сотню! В те же времена открыто расположенные артиллеристы попадали под контрбатарейный огонь и одновременно под прямую наводку танков и штурмовых орудий. Неоднократно за время одной операции! После этого продолжали выполнять боевую задачу, пока полностью не теряли всю матчасть. Матчасть не умеет принимать решения в соответствии с картинкой цели в голове, а вот бойцы могут, поэтому их после таких упражнений оставалось в живых иногда даже больше половины от исходной численности. При этом многие из выживших даже не получали ранений.

   Или вот примеры из недавних войн. Артиллеристы применили крайне смертоносные кассетные двухсотшестидесятидвухмиллиметровые ракеты. По тэтэха и их замыслу каждая ракета должна была сплошняком засевать небольшими бомбочками, похожими на воги-переростки участок метров под двести длиной на глаз. И противнику должно было быть худо. Но они не рассчитали что-то с высотой подрыва и большое количество бомбочек, не успев взвестись лежало на крышах и даже на маскировочных сетях. С ленточками такими, как украшения. А в лесу они наверное там до сих пор висят. Если деминёры какие не нашли и не обезвредили. А те, которые прямо на землю падали – взрывались. И то не все. Некоторые боком пришли и так лежали. Смешно. А ведь каждая бомбочка легко полуметровый бетонный потолок прошибает струёй металла насквозь. Ну не полуметровый, по тоньше. И ещё осколки снаружи во все стороны. Про куда более совершенный «Ураган» натовцы говорят, что у него в кассетах больше трети снаряжения не бахает. Про свои и израильские установки они официально говорят, что не взрывается десять процентов, а между собой, что недалеко от «Урагана» ушли. На другой войне примерно в то же время самодеятельные артиллеристы стреляли из «Града» кассетами с минами. Только как кассеты готовить к применению они не знали. Поэтому ракеты летали за зря. Противник прятался, а потом всё прилетевшее собирал и утилизировал. А артиллеристы из самодеятельности небось как в старой сказке воображали, какой страшный урон нанесли. «Грады»-то выли вполне зачётно.

   Из сказанного можно сделать вывод, что с артиллерией можно жить и работать. Хотя это трудно и опасно. Для этого командиры должны соблюдать правило «трёхсот метров» и при каждой возможности готовить укрытия, а бойцы действовать по правильной схеме.

   Правильная схема действий бойца при артобстреле такая: «лечь-укрытие-действие».

  «Лечь». Ложиться надо при первых признаках артобстрела. Одиночный разрыв, шелестение одиночного снаряда, сигнал со стороны командира или напрямую от оператора средства артразведки – всё должно вызывать эту реакцию. Слово «лечь» уже включает в себя и понятие «укрытие», но так как укрытие есть далеко не всегда «лечь» главнее. Британские военные посчитали, что на участке сосредоточения огня гаубичной батареи (двадцать пять погонных метров цели на каждое из шести-восьми орудий) при наложении на него других огневых средств (миномёты, ПТУР, пулемёты) у ростовой мишени стопроцентные шансы получить убойное повреждение. А у лежачей только тридцать три процента. Артобстрел и его младшие братья миномётный и агээсный обстрелы, а также старший брат авианалёт, это, на мой извращённый взгляд, единственное оправдание ношения такого опасного для жизни морально-физического отягощения как бронежилет. Каска обеспечивает прекрасную, точнее максимально возможную защиту в положении лёжа. Но только с одной стороны. При артобстреле лететь может с любой стороны. Даже при нахождении стоя или сидя в окопе или щели осколки могут прилетать по траекториям минующим голову. В таких случаях бронежилет может сильно помочь. Только надо предварительно по одному разу потренироваться ложиться и прятаться, максимально распластываясь вдоль поверхности, а не сжиматься в комочек, прикрываясь руками и коленями. Одного раза достаточно. Упражнение очень простое – по сигналу в виде разрыва свето-шумовой гранаты все ложатся, после чего лежащих сразу же забрасывают по бронежилетам и каскам какими-либо предметами, например мелкими камнями, кусками дерева неощутимыми через броню, но неприятными по ноге или руке. Ещё проще самому покататься-подавить бронежилетом и каской какие-нибудь ветки или обломки, чтобы раз и навсегда прочувствовать насколько лучше они ломаются бронёй, чем голыми руками и коленками. Повторяю: нет укрытия – ложиться. Да и в укрытии часто бывает полезно ложиться, но там конечно надо смотреть по обстоятельствам, по характеру устройства самого укрытия.

   Да, бывают чудеса. Но при подробном изучении все эти чудеса, обычно объясняются халатностью или небрежностью артиллеристов или недостатками их матчасти. Например: прямо перед идущим челом разорвался снаряд, его полностью закрыло разрывом от наблюдавших, после чего он спокойно двинулся дальше и фактически отделался тяжёлым испугом. Когда разобрались, выяснилось, что стотридцатимилиметровый снаряд вошёл в землю под очень острым углом, где-то в метрах двадцати от цели, даже меньше. При чём чел находился строго на оси полёта снаряда. В такой ситуации осколочное облако имеет форму то ли бабочки, то ли безголовой птицы с поднятыми крыльями, как на гербах рисуют. И потерпевший, оставшийся невредимым, как раз и оказался на месте отсутствующей головы «птицы», между усами «бабочки». Если бы снаряд летел чуть под другим углом, то его бы накрыло осколками. К тому же стотридцатимилиметровые снаряды дают очень крупные осколки, которых поэтому немного. Это было ещё одним весомым фактором везения. Рассчитывать на такие чудеса неумно.

   Дальше идём. «Укрытие». Любая выемка, канава, лучше чем дом или стена дома. Почему думаю понятно – вторичные осколки, обрушения ничего хорошего не несут. Исключение только прочные нижние этажи и подвалы. Прочность начинается хотя бы с полметра бетона. О какой-то уверенности можно говорить только от метра бетона.

  На любой войне можно услышать рассказы, вполне правдивые, как гражданские машины, дав газу, убегали, выскакивали из-под артобстрелов. Но рассчитывать на это никак нельзя, решаться на такое можно, только если нет совсем никаких укрытий. В норме любая машина, в том числе бронированная – в окоп, экипаж и пассажиры в блиндаж. Там где этого нет – машины должны прятаться от наблюдения или прижиматься к противнику. Для легкобронированной техники опасны даже шестидесятимиллиметровые миномёты и агээсы, поэтому окопы для таких машин при первой же возможности должны оборудоваться укрытиями личного состава.

  Если не на технике и в «поле». Ровная поверхность прятаться негде. Лёг. Снаряд разорвавшийся в плюс-минус пятнадцати метрах лежачему вреда не причинит. Оглушит. Если ближе этого расстояния, велика вероятность совсем оглохнуть. Чем ближе и ниже ты находишься к снаряду, тем меньше вероятность попасть под осколки, которые больше всего и убивают. Совсем близко или в узких траншеях, коллекторах, трубах, узких межстенных пространствах между домами может убить и ударной волной, но это редкий случай. Те же британские военные, про которых говорил, подсчитали, что вероятность этого один процент (включая и прямые попадания). Если находиться на дне узкой траншеи, имеющей некоторую протяжённость и изгибы в количестве. Поэтому в «чистом поле» как можно ближе и ниже к разрывам. В горах бывает пользуются тем, что находясь ниже разрывов можно подходить на метров тридцать-сорок к разрывам (к миномётным и на двадцать-пятнадцать) для захвата позиций противника. Это очень опасно и запрещено в регулярных армиях, но другого способа пешком или на лёгкой технике пройти простреливаемое пространство сейчас нет. Раньше как-то умели, сейчас нет.

  Для высчитывания рубежей безопасного удаления в западных армиях пользуются формулой «попаданием считается отклонение снаряда от цели равное двум процентам от дистанции гаубица-цель и трём процентам от дистанции миномёт-цель в метрах», «для военных условий или небрежных подразделений с изношенным оружием легко умножай цифру на два». То есть снаряды падают в сотнях метров от точки прицеливания и соответственно друг от друга и это совершенно нормально. Осколочные облака пересекаются или образуют безопасные промежутки совершенно непредсказуемым образом. Поэтому передвигаться в более безопасное место перебежками при беглом огне невозможно. Даже одной перебежкой. Тем более это невозможно, если имеет место то, что англичане называют «перчение»: совмещение на одной цели огня различных средств навесом и прямой наводкой. Это резко отличает бой с применением артиллерии от автоматно-гранатного боя. Если стрелок тебя заметил, то переползая (или лёжа на месте) повышаешь его возможность попасть в тебя, но снаряды тебя не видят, они швыряют осколки не глядя, поэтому ползти (или лежать) оказывается выгоднее. Что интересно – скорость в обоих случаях одинаковая. Непрерывное переползание и перебежки с укрыванием и откатыванием от места падения в среднем дают одинаковую скорость тридцать-сорок метров в минуту.

  Лучшим укрытием в поле является свежая воронка. Хотя разрывы снарядов научат вжиматься в любую самую ничтожную выемку, но если есть хоть какая-то возможность – надо ближе к разрывам, в свежую воронку. Орудие при выстреле достаточно сильно смещается, и даже если наводчик в промежутках между выстрелами выправляет прицел, следующий снаряд в ту же самую воронку уже не попадёт. А это, особенно если не делается «перчение», уже серьёзная гарантия безопасности.

   Самые страшные препятствия на пути к безопасному месту под артобстрелом это, точно так же как и под пулями – забор из рабицы и натянутая или настеленная по земле колючая проволока. Но к ним прибавляются ещё и любые стены, вообще ограждения, не защищающие от осколков. По тем же самым причинам – они не пускают тебя, но зато пропускают осколки к тебе. С рабицей под артобстрелом можно чувствовать себя чуть оптимистичней, чем под пулями – возможен случай когда осколок срубит столб или даже два и можно будет проползти. Саму рабицу осколки тоже рубят, иногда даже удачно можно внизу отогнуть. А вот проволока только хуже – уже лет сто пятьдесят до сегодняшнего дня время от времени делаются попытки проверить может ли артиллерия пробить проход в проволоке. И всегда результат только один – не может. Теоретически кажется, что может, но на практике почему то не получается. Разумеется, если речь идёт не об одиночной спирали которую можно где-то прижать стволом, где-то отогнуть и пролезть даже не разрезая. Проволочный ковёр шириной несколько метров препятствие под обстрелом непреодолимое – не надо даже пытаться, соблазняясь кажущимися разрезами от осколков.

   Забравшись в воронку нельзя пассивно сидеть, засунув руки под броню и подогнувши коленки под проекцию каски. Так можно забыть зачем ты здесь, и тогда обязательно что-нибудь прилетит прямо к тебе. Нужно действовать. «Действие». Не двигаясь, можно заснуть. Кстати, не такой уж редкий случай. И тогда не факт, что будить тебя будет командир, а не какие-нибудь желающие извлечь из твоего тела лишние запчасти. Как только ты понял, что относительно надёжно укрыт, нужно вслушаться в происходящее и вдуматься, что происходит снаружи. С первого раза ничего не будет понятно – шелестение снарядов, визжание мин, разрушение местных предметов и самой местности, взрывы: всё будет сливаться в сплошной грохот и будет казаться, что ничего понять совершенно невозможно. Не надо недооценивать звук разрывов как поражающий фактор – он повреждает не только уши, но и психику. Звук проникает туда, куда не залетает ни один осколок и не завевает фугасный ветерок. Тучи, целые туманы из пыли, грязи и летающих кусочков земли, клубящиеся в районе разрывов, даже кажутся чем-то терпимым в сравнении со звуком. Если тупо глохнуть, не обращая внимания от чего это происходит, то не поймёшь откуда вдруг образуется это чувство беспомощности у чела, не получившего никаких серьёзных повреждений. Со временем, особенно если после всего будешь обдумывать что было, после чего и почему, довольно быстро (со второго-третьего раза) научишься отличать что когда и как далеко взрывается и даже делать выводы о кучности боя и соответственно изношенности стволов, лафетов и двуног у обстреливающих тебя врагов. Некоторые говорят, что узнают почерк отдельных артиллерийских подразделений, но это мне представляется преувеличением. Если больше сорока минут слушать близкие разрывы, даже в надёжном укрытии, а не в щели или воронке, чувство беспомощности и бессилия начинает заползать тебе в душу даже в обход сознания. Даже если ждёшь – вот-вот когда же оно придёт, откуда? И вдруг видишь, что оно откуда-то влезло и пытается захватить над тобой власть – заставить метаться и матерится в голос. С женщинами и детьми, которые не могут замечать свои чувства, такое случается естественно и чревато паникой со всеми вытекающими. Панику и внутри себя и снаружи надо пресекать, не считаясь ни с чем. Паника это смерть и увечья, наступающие внезапно и мучительно. В этом месте у нас есть хорошие новости – в большой будущей войне у противника не должно быть времени закидывать, полагающиеся по нормативам сотни и тысячи снарядов с одной позиции. Артиллеристы намного лучше вылавливаются современными приборами, чем пехотинцы и поэтому, чтобы не попасть под огонь нашей артиллерии им даже в сверхважных заградительных огнях вряд ли удастся высыпать больше двух сотен снарядов с одной батареи. Это опасно, ужасно, страшно, но если делать всё как сказал можно пережить. ВСЁ как сказал. На недавних войнах такая ситуация часто возникала не из-за приборов разведки, а по обычному недостатку снарядов, и многим это сильно поспособствовало в жизни. Другое дело, что пока живы наводящие артиллерию приборы и враги, артиллерийского огня можно ожидать уже с другой позиции. Поэтому надо при каждой возможности использовать все имеющиеся средства (оружие и радиоэлектронику) для того чтобы этого не допустить. Британцы, которых уже упоминал, подсчитали, что под артобстрелом у грудной мишени вероятность быть поражённой два процента. Так что если твоё оружие позволяет вывести из строя вражескую систему артиллерийского наблюдения, это надо делать, как только видишь возможность, не откладывая и не извиняя себя. Профессиональных военных учат применять все имеющиеся средства по максимуму и поэтому с другой позиции может прилететь, что-то более смертоносное, чем то, что только что удалось пережить. Например, это могут быть снаряды с радиовзрывателем. Они бахают где-то по высоте под потолком второго этажа – над полом третьего и засевают осколки равномерным овалом, а не расходящимися крыльями потоков. Метров на тридцать-пятьдесят от взрыва этот овал, почти круг кажется сплошным – дырки через полметра-метр и чаще. Из-за того, что у них осколки приходят сверху, они опасны почти так же как шрапнель. Шрапнели, которые по другому называются «готовые поражающие элементы» страшны тем, что создают облако в виде овала метров двести длиной. Каждый элемент пробивает каску или бронежилет, чего нельзя сказать об обычных осколках. Самые обычные офээсы, осколочно-фугасные снаряды тоже могут использоваться для подрыва в воздухе без всяких специальных взрывателей – так называемая стрельба на рикошетах. Но способ этот требует от артиллеристов хорошего владения их оружием и знания местности. В таком случае снаряды отскакивают от земли и взрываются в зависимости от мастерства артиллеристов на высоте третьего-пятого этажа. Осколков при этом меньше чем при радиовзрывателях и тем более шрапнели, но они тоже летят сверху и способны залетать в самые узкие щели. Неожиданно мощный осколочный эффект в горах могут давать обычные снаряды приходящие снизу.

   Может применяться и реактивная артиллерия. Хотя её основные задачи это как раз охота за вражескими артиллеристами и остановка колонн средствами дистанционного минирования, как уже говорил, профессионалов учат использовать каждую возможность – если она есть. Старые ракеты со старых эрсэзэо по могуществу взрыва мало чем отличаются от артиллерийских снарядов близких калибров, но они прилетают практически сразу все вместе и издают при этом совершенно душераздирающий звук. По точности старые системы ближе к миномётам, а новые к гаубицам. Другое дело кассеты, зажигательные, термобарические и всякие отделяемые головные части, особенно новых крупнокалиберных систем. Это конечно не ядерное оружие, но вполне себе оружие массового поражения, от них даже при огромном количестве бракованных боеприпасов и сильных ветрах, спасти может только чёткое соблюдение трёхсотметрового правила. Кстати, в отличие от обычных фугасных противопехотных и противотанковых мин неразорвавшиеся боевые элементы кассет эрсэзэо лучше не расстреливать из стрелкового оружия с расстояния кажущегося безопасным. Кумулятивная струя по воздуху летит очень далеко, даже если она не полностью сформирована, а куда она полетит после попадания пули в боеприпас предсказать нельзя.

   Какой вывод вы можете сделать из всего сказанного мной? Правильно. Носить индивидуальные средства защиты, постоянно замечать возможные укрытия относительно возможных траекторий прилёта боеприпасов. При малейших признаках ложиться и укрываться. Всегда искать артиллерию, артиллеристов и средства разведки врага, чтобы запретить им стрелять или наказать за то, что уже стреляли.