когнитивная апостасия
cmart — 22.09.2011Говорить о боге с людьми до христианства нет ни малейшего смысла. Это даже неприлично, вроде как обсуждать с пятилетним дитятей какие-то обстоятельства половой жизни. То, что эти самые дохристианские люди что-то говорят на эту тему, относится исключительно к их проблемам. Говорить с христианскими людьми вполне можно, но для этого надо очень много сил и терпения… Какие отношения с вопросом о существовании бога, о христианстве — у тех, кто из христианства вышел? не через два месяца, а серьезно — много лет был христианином, а потом разочаровался почему-то и перестал им быть. То ли в другую религию перешел, то ли вообще решил, что бога нету. Если такие люди имеют силы отозваться — можете объяснить? Что вы решили и почему?
Ожидаемо, две страницы комментариев, из которых, по грубым оценкам, лишь 5–10% ответов на собственно вопрос, прочее же суть стандартные мусорные диспуты между атеистами и всеми остальными; для полного попкорна остро недостаёт гиперинтеллектуалов с ру-антирелиджена. В ответах же, к сожалению, часто всё сводится к «родился в воцерковлённой семье, потом дорос до 35 лет и понял, что дедушка Мороз просто физически не может сидеть на облаке! с тех пор я разумный человек и атеист» или «прочёл на Лурке статьи о Летающем Макаронном Монстре и о ПГМ, с тех пор я разумный человек и атеист» и т. п. Ну или обыкновенная интеллигенская спесь, мешающая, грубо говоря, присаживаться на одном поле с «попами на джипах».
Я имел возможность наблюдать за этим чисто интеллектуальную проблему: например, мистически-экстатического склада православный, знаток святоотеческого наследия, сталкивается с невозможностью охватить своим разумом тринитарный догмат (я намеренно упрощаю, выпуская из рассмотрения иные мотивы) — и в поисках чистого Единобожия обращается к столь же мистически-экстатическому исламу. А далее, как knizhkin пишет: «Если Бог непознаваем, то даже исповедание единобожия уже переступает черту. Поэтому „ничто из этого не подобно Всевышнему“. Нам остается лишь вращаться в рамках того или иного Человеческого опыта, верить или не верить тому или иному Человеку. Точнее, доверять его собственному пониманию его собственного неизъяснимого опыта».
Поэтому легко можно себе представить миграцию из хорошо философски отрефлексированного, чисто «умового» православия — в такой же умовой буддизм (в его квази-теистических изводах, признающих Абсолютное Сознание, например, доктрину татхата… ох, татхагатагарбхи) или, скажем, в неоплатонизм или адвайта-веданту. То есть «философия» (или её базовая презумпция) остаётся как раз неизменной, но человек ищет себе богословскую традицию, максимально с ней совместимую в части прикладной проработки.
Вот он, например, всласть богословствует себе по-православному или по-магометански — и вдруг упирается в непреодолимую стену и понимает: всё, пора менять интеллектуальный инструментарий («дискурс»). Оказывается, это был интеллектуальный инструментарий — и только. К собственно вере Христовой (в смысле именно «доверия» и «верности», а не «принятия заведомо недоказуемых фактов») — и вообще, к нравственному измерению всего этого дела, стержневому для христианства как радикального теизма, — это не имеет никакого отношения.
|
</> |