Книга о книге: человек и папирус

fem_books — 19.05.2025 В летних приложениях к газетам любят спрашивать у именитых авторов, какую книгу они взяли бы с собой на необитаемый остров. Не знаю, кто первый придумал эту штуку с островом и почему дурацкий экзотический остров так прижился. Лучший ответ принадлежит, несомненно, Гилберту Честертону: «Меня бы несказанно осчастливило “Руководство по строительству лодок”». Я бы тоже не отказалась, подобно Честертону, улизнуть с острова. По-моему, нет ничего хуже, чем оказаться на острове, где нет целого книжного магазина, а в нем – это минимум – «Одиссеи», «Робинзона Крузо», «Рассказа не утонувшего в открытом море» и «Моря-океана»...

Не знаю, насколько это может считаться анонсом новинки, но не прорекламировать не могу: издательство «Синдбад», вняв библиофильским стенаниям, переиздаёт «Папирус» Ирене Вальехо [Irene Vallejo Moreu], испанской учёной родом из Сарагосы, где известную рукопись нашли. Лучше бы оставили оригинальное название: Infinito en un Junco, «Бесконечность в тростниках». В 2020 году эта книга получила Национальную премию Испании за произведение в жанре эссе [Premio Nacional de Literatura en la modalidad de Ensayo] – всего пятая работа женского авторства за всю сорокапятилетнюю историю этой литературной награды. Сама Вальехо – специалистка в области классической филологии, «Папирус» можно читать как историческое исследование, в котором доантичный и античный мир предстаёт с необычного ракурса. Женский взгляд? Несомненно. Женская история? Да, в большой степени это так. Но поражает воображение, насколько женщина последовательно и цинично вытеснялась из мира книги. Ответ на вопрос «Как мы стали такими странными»? Ровно в той мере, в какой на этот вопрос можно ответить...



* * *

Начиная с 490 года до нашей эры на краснофигурных амфорах появляются силуэты детей, обучающихся чтению и письму в школе, и людей, которые сидят на стульях, держа на коленях развёрнутые свитки. Часто художник прорисовывает на изображениях папирусов непропорционально крупные буквы и слова, иногда так тщательно, что их можно разобрать: у кого-то Гомер, у кого-то Сафо. Почти всегда поэзия. В одном случае мифы. Бросается в глаза, что среди взрослых читателей на этих картинках больше женщин, но при этом в изображениях школ нет девочек. Загадочное противоречие. Возможно, чтицы принадлежали к высокородным семействам и их обучали дома. А может, это условный мотив живописи, не имеющий отношения к исторической действительности. Нам никогда не узнать наверняка.

* * *

В начале ХХ века ремесло, принадлежавшее со времен Ниневии, Вавилона и Александрии мужчинам, начало мирно переходить в женские руки. К 1910 году почти 80 % библиотекарей составляли женщины. И поскольку работать разрешалось только незамужним, коллективное воображение нарисовало карикатурную фигуру вечно недовольной, ворчливой библиотекарши, старой девы с седым пучком, в старомодных очках и костюме, норовящей то и дело кого-нибудь отчитать. В те недалекие времена считалось, что женщина, работающая с книгами, непременно обязана была горевать об отсутствии колечка на пальце да неслучившемся потомстве. В фильме «Эта прекрасная жизнь», вышедшем в 1946 году, проскальзывает этот стереотип. Весь эпизод кажется мне тончайшей пародией, но, к сожалению, он снят совершенно серьёзно. Главный герой, Джордж Бейли (в исполнении Джеймса Стюарта), собирается совершить самоубийство в Рождество. Вмешивается ангел-хранитель: с целью доказать небесполезность Джорджевой жизни он показывает Джорджу, каким был бы мир, если бы тот не родился. Понаблюдав за глубоко несчастными без него друзьями и родственниками, Джордж спрашивает ангела о своей жене: «А где же Мэри?» Ангел потупляется: «Нет, не проси, чтобы я показал её…» У Джорджа рождаются страшные подозрения. Он хватает ангела за грудки: «Если знаешь, говори!» – «Не могу». – «Умоляю!» – «Тебе не понравится, Джордж». – «Где, где она?!» – в отчаянии допытывается Джордж. «Она осталась незамужней, Джордж… Сейчас она закрывает библиотеку». Джордж отшвыривает ангела и бросается туда. И вот на экране появляется Мэри. Она действительно запирает двери Поттерсвильской публичной библиотеки. Полный комплект: костюм синего чулка, пучок, очки с толстыми стеклами. Прижимая сумочку к груди, она бредет по улице, закомплексованная и несчастная. Звучит мрачная музыка. Джордж в ужасе, и зритель, видимо, тоже должен схватиться за голову: «Библиотекарша! Только не это!»
Подобные стереотипы, как показывает исследовательница Джулия Уэллс, живы и в современном кино. Библиотекарши по-прежнему часто выводятся в нём как брюзги, яростно шипящие на всякого, кто осмелится заговорить в их владениях. И тут мы сталкиваемся с грустным историческим парадоксом. В годы, непосредственно предшествующие съёмкам картины Фрэнка Капры, в Испании, где недавно закончилась Гражданская война, библиотекарши, работавшие в период республики, считались опасными революционерками и подвергались преследованиям. Как правило, они были полной противоположностью Мэри из «Этой прекрасной жизни»: современными, прогрессивными девушками, первыми выпускницами испанских университетов. Франкистские власти следили за их общественной, профессиональной и частной жизнью. Тем, кому удалось сохранить работу в Государственном профобъединении библиотекарей и архивариусов, пришлось смириться с унизительным сокращением зарплаты, неудобными назначениями и запретом на повышение по службе. Я думаю о Марии Молинер, которую понизили на восемнадцать пунктов по шкале должностей, навсегда лишив возможности работать на руководящих или предполагающих допуск к секретной информации постах. Сначала её отправили в архив Финансового управления Валенсии, потом в Мадридскую инженерную школу, и там она в одиночку составила свой потрясающий толковый словарь испанского языка. Библиотека детства моей мамы не была похожа на заколдованный домик в лесу: там работали две фактически репрессированные женщины.

* * *

Мы, люди XXI века, считаем само собой разумеющимся, что все учатся читать и писать в детстве. Думаем, что это доступно всякому. И даже представить себе не можем, что вокруг есть неграмотные вроде Ханны [героини романа «Чтец» Барнхарда Шлинка].
Но они есть (в 2016 году в Испании их насчитывалось 670 000, по данным Национального института статистики). Я была знакома с одной женщиной, не умевшей читать. Наблюдала её беспомощность в повседневных ситуациях, когда требовалось найти нужную улицу или перрон на вокзале, разобраться в счёте за свет – хотя владеющим грамотой, думается мне, тоже не понять запутанные тарифы на электричество, – не испортить бюллетень при голосовании, заказать блюдо из меню. Только знакомые места и повторяющиеся действия помогали ей справиться с тревогой в мире, которым она не могла пользоваться, как все остальные. Она прикладывала невероятные усилия, чтобы скрыть свою неграмотность, – я забыла очки, вы не прочтёте мне вот тут? – и вынужденное притворство отдаляло её от людей. Я хорошо помню эту беззащитность, набор мелких уловок – как попросить незнакомца о помощи, не опозорившись? – словно всю жизнь остаёшься несовершеннолетней. В фильме Клода Шаброля «Церемония» отражена тёмная сторона этого тихого отчуждения, толкающего главную героиню с ироническим именем Софи – «мудрость» – на путь насилия. «Церемония» – экранизация триллера Рут Ренделл «Каменный приговор», в котором рассказывается об отчаянном – в итоге смертоносном – стремлении неграмотной женщины сохранить свою тайну.
В современном мире мы читаем больше, чем когда-либо. Мы окружены надписями, вывесками, объявлениями, экранами, документами. Улицы сочатся словами – от граффити до неоновых реклам. Тексты самого разного формата живут у нас, как домашние питомцы. Никогда их не было так много. В течение дня нам в глаза постоянно бросаются буквы, иногда заранее возвещая о своём скором появлении. Несколько часов работы и досуга ежедневно уходит на взаимодействие с разными клавиатурами. Когда человек в окошке просит нас заполнить бланк, он не интересуется, обучены ли мы грамоте. В самых обычных делах мы потерпели бы полный крах, не умея бегло писать.
Ана Мария Мойш рассказывала мне, как однажды в семидесятые обедала в компании мэтров нового латиноамериканского романа: Марио Варгаса Льосы, Габриэля Гарсиа Маркеса, Альфредо Брисе Эченике, Хосе Доносо, Хорхе Эдвардса… Дело было в одном барселонском ресторане, где клиенту полагалось записать заказ и отдать официанту. Но за выпивкой и разговорами компания позабыла про меню и не замечала вопросительных взглядов официантов. Пришлось вмешаться метрдотелю, возмущённому долгой болтовней и безразличием к еде. Он подошёл и, не узнав собравшихся, сердито спросил: «За этим столиком никто писать не умеет, что ли?»

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив