Калигула. Исследование римского императорского безумия (6)

navlasov — 10.04.2022 О его физической форме мы знаем немногое. У нас есть сведения, что в двадцать лет – возраст, в котором его призвали к Тиберию – Калигула был высокого роста, с тонкими ногами и крупным животом. Его черты лица казались чем-то пугающими – впалые виски, глубоко посаженные глаза, широкий и мрачный лоб. Он страдал от эпилепсии и жуткой бессонницы.

Дион Кассий оставил нам живое описание его беспокойной натуры, противоречивых и непредсказуемых импульсов и действий. Таковы черты нервозности, которая сама по себе не является болезненной; лишь в сочетании с тем, что мы уже знаем о Калигуле, они приобретают особое значение. Император искал то шумной толпы, то одиночества. В последнем случае он отправлялся в путь и однажды вернулся из поездки совершенно преобразившимся внешне – вопреки моде он отпустил бороду и отрастил длинные волосы. И льстецы, и прямодушные люди одновременно могли то злить, то радовать его. Иногда он позволял (в особенности людям из низших сословий) говорить ему в глаза самые резкие слова, иногда он карал смертью за малейшие оговорки. Никто не знал, что он собирается сказать или сделать – и если кому-то удавалось угодить императору, то лишь благодаря везению, а не расчету. Ему приходили в голову самые абсурдные идеи, и даже в самых безобидных из них имелась зловещая черта. Примером может послужить случай, когда он отправил впавшего в немилость офицера с совершенно бессодержательным письмом в Мавританию к царю Птолемею.

Однако в большинстве случаев его злоба и садизм принимали гораздо худшие формы. Этим Калигула отличался еще в юности, когда не упускал случая присутствовать при пытках и казнях.

С этим же связана и его страсть к разврату. Уже о детских его годах нам известны отвратительные вещи. Позднее, во время его пребывания у Тиберия, он тайно посещал греховные заведения, предаваясь разврату и пьянству.

Склонность к разврату, любовь к кровопролитию и удовольствие от жутких пыток составляют полноценную картину императорской жестокости. Благодаря психиатрическим исследованиям общеизвестно, что болезненные половые наклонности часто идут рука об руку с болезненной страстью к ужасам, кровавым жертвоприношениям и садизму. Даже дилетанту в целом очевидна связь между этим сочетанием и императорским безумием, пусть реконструкция ее точных деталей и представляет определенные сложности для специалиста. Преимущества, связанные с положением коронованной особы, благоприятствуют распущенности, о чем свидетельствуют бесчисленные биографии принцев из всех династий. Если же к этому добавляется цезаристское представление о безграничности собственных возможностей и ничтожности чужих прав… Калигула однажды сказал: «Помни, что мне разрешено все по отношению ко всем». Если такое мышление наследуется на протяжении многих поколений, оно уже естественным образом не знает никаких границ.

Наиболее полное явление императорского безумия мы наблюдаем в том случае, если кровожадность, жестокость и необузданность оказываются на службе идеи о собственной божественной природе. Одним из ярких свидетельств подобного безумия Калигулы является его реакция на отказ евреев поставить в своем храме его статую и поклоняться ему. Он собирался огнем и мечом принудить этот народ к полной покорности, однако именно тогда его и постигла смерть.

Но, даже если не брать в расчет столь откровенные проявления цезаристского безумия, сочетание порочности и кровожадности Калигулы само по себе было довольно жутким. В первое время после вступления на трон он еще демонстрировал некоторую умеренность. Однако вскоре подростковые наклонности, о которых мы уже говорили выше, вновь проявились в полной мере. Будучи неограниченным самодержцем, он мог удовлетворять любые свои прихоти, жертвами которых стали бесчисленные девушки и женщины.

Одновременно он самым отвратительным образом дал волю своей кровожадности и садизму; часто дополнительную роль здесь играли финансовые мотивы. Не только позднейшие историки, но и его современник Сенека описывает ту звериную радость, которую Калигула испытывал при виде казней, и ту жестокость, с которой он пытал живых.

Некоторые дошедшие до нас истории свидетельствуют о том, что его страсть к убийствам следует понимать как результат помешательства. Например, каждый раз, целуя шею своей жены или возлюбленной, он говорил о том, что эта прекрасная шейка будет перерублена по первому его приказу. Во время пиршества он долго хохотал при мысли о том, что достаточно одного его движения, чтобы перерезать глотки обоим консулам, возлежавшим рядом с ним. Знаменитыми стали слова Калигулы: он хотел бы, чтобы у всего римского народа была одна шея, дабы обезглавить всех одним ударом. Такие и еще худшие идеи – не просто кровожадные, а по-настоящему садистские – воплощались в бесчисленных жутких деяниях, во время которых он весело шутил. Их подробности слишком отвратительны для того, чтобы пересказывать их.

Калигула приводил в ужас весь Рим. И весь Рим не нашел в себе мужества для того, чтобы стряхнуть с себя иго безумца, кровавой собаки. Сенат не решился его сместить или установить регентство. И устранил его не политический акт, а заговор, жажда личной мести со стороны жестоко оскорбленного офицера его личной охраны Кассия Хереи.

Так низко пало государство, у ворот которого грозно шумели молодые варварские народы. Бросая взгляд на эти события из нынешней тихой гавани, мы должны все же сказать, что сегодня, когда материальная культура и роскошь высших сословий несравнима с римской эпохой, политическое развитие серьезно продвинулось вперед (прошло больше 1800 лет!). Поэтому нечто похожее на тогдашнее императорское безумие столь немыслимо в наших условиях, что описания древних кажутся нам невероятными фантазиями или гротескной сатирой римских писателей. Однако современные исследования подтверждают, что речь идет о сухой исторической правде.

Людвиг Квидде, 1894

В этой последней части своей брошюры Квидде, по большому счету, скорее предупреждает своих читателей о возможном развитии «императорского безумия» Вильгельма II, чем отражает некие его реальные черты. У молодого Вильгельма до восшествия на престол имелись связи с сомнительными девицами, и полностью утаить их от широкой общественности, естественно, было невозможно. Кроме того, он любил громкую фразу и иногда позволял себе довольно кровожадные высказывания (из более позднего – знаменитая «Гуннская речь»). Однако масштабного разврата или откровенно садистских наклонностей за ним все же не наблюдалось.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив