К годовщине пакта Молотова-Риббентропа

russia_xx — 24.08.2010

Параграф из второго тома "Истории России. ХХ век" (исправленный и дополненный для второго издания).

4.1.1. Расстановка сил в мире к 1939 г. агрессоры и их жертвы. С англо-французами или с нацистами? Пакт «Молотова – Риббентропа».

В начале 1939 г. мир все больше сползал к большой войне. Япония продолжала вести войну в Китае, поражение которого означало бы огромное усиление её потенциала. В ноябре 1938 г. Япония, не встречая серьезного противодействия, впервые открыто провозгласила своей целью создание «нового порядка в Восточной Азии» - так называемой Восточно-Азиатской сферы сопроцветания, в которую по замыслам японских политиков должны были войти русский Дальний Восток, Китай, Юго-Восточная Азия, Нидерландская Индия, Филиппины, Новая Гвинея, острова Океании. За планами экономического сотрудничества ясно проглядывало желание японских милитаристов подчинить все эти страны своему политическому контролю.

Не менее опасный оборот принимали события в Европе. 15 марта 1939 г., используя в качестве предлога «приглашение» со стороны словацких сепаратистов, войска Вермахта вошли в Чехию, которая была превращена в германский протекторат. Агрессивному примеру Гитлера последовали и его союзники: присоединившаяся к Антикоминтерновскому пакту Венгрия получила в награду отторгнутую от Чехословакии Подкарпатскую Русь, а Италия аннексировала Албанию. 22 марта, пригрозив Литве войной, Гитлер добился передачи Германии Клайпеды (Мемеля) с прилегающей к этому портовому городу областью в устье Немана. В тот же день Румынии было навязано экономическое соглашение, по которому Германия получала всю румынскую нефть по заниженным ценам.

Следующим объектом германской экспансии стала Польша. Сразу после Мюнхена Гитлер стал добиваться от Варшавы передачи Германии Данцига (Гданьска) и права экстерриториального прохода через «польский коридор», а также присоединения Польши к Антикоминтерновскому пакту. Однако это давление встретило стойкое сопротивление польского правительства. Ответом Гитлера стал план военного разгрома Польши («план Вайс»), утвержденный в начале апреля 1939 г. и предписывавший начать вторжение не позднее 1 сентября.

Захват Гитлером Чехословакии в нарушение Мюнхенского договора и его военные приготовления против Польши показали западным демократиям тщетность политики умиротворения. 22 марта Великобритания и Франция заявили, что предоставляют гарантии военной помощи западным соседям Германии – Бельгии, Голландии и Швейцарии. Вскоре аналогичные гарантии были предоставлены и Польше, а затем – Греции, Румынии и Турции.

Франция и Великобритания приступили к наращиванию своих армий и вооружений. В военном отношении в 1939 г. Англия и Франция значительно превосходили по численности своих армий Германию, и имели полное господство на море. На суше самой сильной армией в Европе по численности живой силы и техники была в то время армия СССР, превосходившая по числу дивизий сухопутные силы Италии в 2 раза, Германии в 2,5, Японии в 3, Франции – в 4, Великобритании – в 5, а США в 11 раз.

Реальная близость «большой войны» заставила Париж и Лондон по-новому взглянуть на роль советского фактора. Позиция СССР становилась очень важной и для Гитлера, которому в свете растущего противодействия англо-французов было необходимо нейтрализовать Советский Союз для беспрепятственного захвата соседней с ним Польши. От того, с какими державами СССР заключит союз, зависели в 1939 г. судьбы Европы и всего мирового сообщества. Союз с Великобританией и Францией обеспечивал Европе мир: Гитлер отчаянно боялся повторить опыт Первой Мировой войны - лобовое столкновение с новой Антантой безусловно остудило бы агрессивные амбиции нацистов. Союз СССР с Антикоминтерновским пактом означал немедленную войну в Европе. Заключив между собой союз, три агрессивных режима – нацистский, большевицкий и фашистский - почувствовали бы в себе достаточно сил, что бы не откладывая опрокинуть ненавидимые ими «демократии».

Сталин желал войны. Мир в Европе оставлял его в границах 1920 года, мешал «экспорту революции». Покорив Россию, большевики жаждали не менее нацистов мирового господства, вдохновлялись им. Но пока не разгромлены западные «буржуазные» демократии ни о каком мировом господстве и речи не могло быть. На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. Сталин призывает не торопиться, «соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Понимая ограниченные возможности СССР, «загребать жар чужими руками» Сталин хотел сам. Если Англия и Франция были не против стравить нацистов и коммунистов и таким образом их взаимно обессилить и отвести угрозу агрессии от демократической Европы, то Сталин думал направить удар Германии на Запад, на Францию и Англию, а когда они ослабеют в долгой и изнурительной войне, подобной Первой Мировой, войти в Европу в качестве спасителя мира от нацизма и установить большевицкий режим от Британии до Эстонии. Так думал он исполнить завет Ленина о мировой революции, не осуществленный в 1918-20 гг. Еще в 1925 г. он говорил, что в случае войны «нам придется выступить, но выступить последними. И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю на чашу весов». Теперь наступал тот самый, давно ожидаемый момент.

В начале 1939 г. заместитель наркома иностранных дел СССР В.Потемкин (скрывавшийся под псевдонимом В.Гальянов) объяснял: «Фронт второй империалистической войны все расширяется. В него втягиваются один народ за другим. Человечество идет к великим битвам, которые развяжут мировую революцию <�…> (и тогда – отв.ред.) между двумя жерновами — Советским Союзом, грозно поднявшимся во весь свой исполинский рост, и несокрушимой стеной революционной демократии, восставшей ему на помощь, — в пыль и прах обращены будут остатки капиталистической системы» - В.Гальянов. Международная обстановка второй империалистической войны // Большевик. 1939. № 4. С.63-65.

Сталин сам хочет выбрать время и условия вступления СССР в войну. Он ведет с Англией и Францией дипломатическую игру, но уже с конца 1938 г. устанавливает негласные контакты с Германией, используя при этом переговоры с западными державами как средство давления на Гитлера.

17 апреля 1939 г. Сталин предложил Великобритании и Франции заключить договор о взаимопомощи, который бы предусматривал немедленное оказание помощи друг другу в случае германской агрессии, направленной как непосредственно против них, так и против всех западных соседей СССР.

Советский Проект «новой Антанты», предложенный Литвиновым Великобритании и Франции 17 апреля 1939 г.

1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5 — 10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи.

В качестве условия исполнения своих обязательств перед возможными союзниками Сталин требовал, чтобы в прилагаемой к соглашению и подписываемой одновременно с ним военной конвенции (ст.3) предусматривалось бы занятие Красной армией позиций в «буферной зоне» - в Польше, Румынии, Латвии, Эстонии, Литве и Финляндии – без этого сильнейшая в Европе советская армия действительно не могла войти в соприкосновение с Вермахтом. Но правительства Чемберлена и Даладье, как до этого чехословацкое правительство Бенеша (см.3.2.32) прекрасно понимали, что на практике это «прохождение войск» означает оккупацию Советским Союзом восточноевропейских государств, и потому долго не соглашались даже обсуждать сталинские условия. Агрессивный характер советского режима, с самого момента завоевания большевиками России через Коминтерн осуществлявшего экспорт революции, был очевиден. СССР вовсе не был аналогом респектабельной Российской Империи в старой Антанте (см.3.2.31). Сами страны «буферной зоны» также были категорически против нахождения Красной армии на их территории. Польшу и Румынию особенно беспокоили пункты 4 и 5 советского проекта. Но Сталин, помня об успехе Гитлера в Мюнхене, был настойчив.

В 20-х числах апреля 1939 г. в Москве состоялось совещание по проблемам советской внешней политики, материалы которого все еще остаются секретными. 3 мая Сталин снимает с поста наркома иностранных дел Максима Литвинова, сторонника союза с Англией и Францией и к тому же еврея, и заменяет его председателем правительства Вячеславом Молотовым. Дверь к сближению с Берлином была открыта. В середине мая в Москве состоялось новое многодневное совещание, обсудившее вопросы советской внешней политики, материалы которого все еще засекречены и потому недоступны для исследователя.

После подписания 22 мая в Берлине германо-итальянского союзного договора, получившего название «Стального пакта», Англия и Франция дали 28 мая согласие на начало переговоров с СССР. Для французов и особенно англичан переговоры с Москвой были, прежде всего, средством удержания Гитлера от войны с Польшей, и пусть после Мюнхена с изъятиями, сохранения Версальской системы в Европе.

Англо-франко-советские политические переговоры проходили в Москве с 15 июня по 2 августа в обстановке глубокого взаимного недоверия. Поскольку все «буферные» между СССР и Германией государства видели в СССР главную угрозу и наотрез отказывались принять советскую «помощь», англо-французы после долгих колебаний согласились зафиксировать гарантии им только в секретном протоколе. Западные страны отказывались признать за Советским Союзом полную свободу рук в Прибалтике, вытекавшую из предложенного Москвой определения «косвенной агрессии» и противодействия ей - т.е. права на вхождение советских войск в «буферные страны», даже если нападение Германии совершено не против них. Тем не менее, было решено перейти к переговорам о заключении военной конвенции, регулирующей конкретные формы и объем взаимопомощи.

Параллельно с московскими переговорами Лондон пытался договориться с Берлином о новом – расширенном варианте Мюнхена: в обмен на отказ Германии от дальнейшей агрессии Великобритания была готова признать ее доминирование в Восточной Европе (включая требования к Польше). В июне – июле в обстановке секретности британские дипломаты несколько раз пытались достичь компромисса с Германией. К концу июля эти попытки закончились. Англо-германское соглашение не состоялось в силу непримиримых противоречий между сторонами: Великобритания требовала от рейха отказа от агрессивной политики на европейском континенте и невмешательства в дела других стран. Ещё одним камнем преткновения стало желание Германии вернуть утраченные после Первой Мировой войны колонии и добиться доминирования на Ближнем Востоке. Позиция Великобритании, при всех максимальных её уступках, делала невозможным достижение тех планов германского господства, которые Гитлер озвучил на знаменитом совещании 5 ноября 1937 г. Поэтому англо-германское соглашение не состоялось и Великобритании приходилось возвращаться к идее англо-франко-советского союза, несмотря на неуступчивость Польши и Румынии по вопросу о военном сотрудничестве с СССР.

В ожидании ответа Гитлера, Чемберлен тянул с началом трехсторонних военных переговоров, отправив англо-французскую делегацию в Москву на пассажирском пароходе. Напротив, фюрер, встревоженный московскими переговорами, спешил их окончательно сорвать и обезопасить себя с востока. Сведения о тайных англо-германских контактах появились в британской печати и вызвали опасение Москвы, что западные партнеры, обойдя Сталина, заключат договор с Гитлером. Распространяя слухи об англо-германских контактах, германская разведка стремилась подтолкнуть Сталина к уступчивости по вопросу о разделе сфер влияния в Восточной Европе.

Информируя полпредов СССР об очередных трудностях на трехсторонних переговорах, Молотов в середине июля с явным раздражением заключил: «Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет. Тогда пусть пеняют на себя». Он уже знал - то, что отказывались дать англичане и французы, соглашались дать нацисты. Присоединение СССР к державам оси сулило в тактическом плане хорошие перспективы «для продвижения мировой революции», т.е. для осуществления экспансионистских планов Сталина и его окружения, а присоединение Москвы к англо-французскому блоку никаких перспектив «для продвижения мировой революции» не давало; более того – это присоединение делало бы войну в Европе в 1939 году невозможной. Такая перспектива Сталина совершенно не устраивала. Сталин и Молотов вели циничную игру сразу на двух шахматных досках, сравнивая возможные выгоды обоих вариантов. При этом переговоры с союзниками в Москве были в первую очередь инструментом психологического давления на фюрера – если ты мне не дашь, я договорюсь с англичанам. Гитлер и Риббентроп знали, что с англо-французами Сталин не сговорится. Они ему никаких земель третьих стран за спиной самих этих стран не отдадут. Но игра Сталина на «двух досках» нацистских руководителей нервировала и подталкивала Гитлера к новым уступкам.

Англо-французская военная миссия во главе с французским генералом армии Ж.Думенком и британским адмиралом Р.Драксом прибыла в Москву 11 августа. Медленное прибытие западной делегации, чьи полномочия были достаточно неопределённы в первые дни, позволило советской стороне в образовавшейся между 25 июля и 11 августа паузе интенсифицировать контакты с Германией. Гитлер нервничал, так как первоначально установленная дата нападения на Польшу (26 августа) неуклонно приближалась, а соглашение с Советским Союзом так и не было достигнуто.

3 августа министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп встретился в Берлине с Г.Астаховым, замещавшим отозванного в отпуск советского полпреда Мерекалова, а Молотов в Москве имел беседу с германским послом в Москве графом фон дер Шуленбургом. В ходе этих предварительных бесед обе стороны выяснили, что от Балтики до Чёрного моря взаимные интересы друг друга не сталкиваются.

И всё же немцы торговались буквально за каждый квадратный километр. Сначала они и слышать не желали о передаче СССР Балтийских государств, объявляя их «германским жизненным пространством» и требуя сохранения их формальной независимости под германским протекторатом. Но Молотов был настойчив, а союз с СССР Гитлеру необходим. Риббентроп предлагает разделение сфер влияния по Даугаве – Литва, Семигалия и Курляндия отходят Германии, Эстония, Лифляндия и Латгалия – Советам. Но сторговаться удалось выгодней – Эстония и Латвия полностью передавались СССР. Столь же жесткие переговоры шли по Польше, Бессарабии, Финляндии.

Сами балтийские народы со всё возрастающим ужасом смотрели на международную ситуацию, складывающуюся вокруг их маленьких государств. На секретных переговорах начальников штабов армий Латвии и Эстонии в Валке летом 1939 г. латыши настаивали на концентрации войск на южной границе против Вермахта, в то время как эстонцы – на восточной против РККА. Начальник эстонского штаба генерал Реек полагал, что СССР понадобится не менее чем 200 тыс. армия, чтобы подавить сопротивление балтийских национальных армий.

10 августа Риббентроп сообщил Г.Астахову о скором начале войны с Польшей и возможной цене советского нейтралитета в ней. «Отказ (Германии в пользу СССР – отв. ред.) от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши..., - докладывал полпред в Москву, - это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей». 11 августа – за день до начала трехсторонних военных переговоров с Англией и Францией – Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов».

Утром 12 августа в Москве открылись переговоры с англичанами и французами. Советской стороной руководили нарком обороны СССР маршал К.Е. Ворошилов и начальник Генерального штаба Красной армии командарм I ранга Б.М. Шапошников. 13 августа генерал Думенк заявил, что Франция готова выставить для совместной борьбы против Германии 110 дивизий, 4 тыс. современных танков и 3 тыс. пушек крупного калибра от 150 до 420 мм, не считая дивизионной артиллерии. Кроме того, во французскую армию были готовы вступить 200 тыс. испанских республиканцев, оказавшихся во Франции после победы франкистов. Британский генерал-майор Т. Хейвуд заявил, что Британия сразу же после начала войны готова выставить 16 дивизий.

В тот же день 13 августа Ворошилов издал приказ № 0129, в соответствии с которым в Ленинградском военном округе создавалась Новгородская армейская группа (с 14 сентября 1939 – 8-я армия), игравшая впоследствии важную роль в нападении Советского Союза на Финляндию. К 13 августа военно-политические приоритеты высшей номенклатуры ВКП(б) скорее всего уже определились в направлении достижения соглашения с той стороной, которая в ближайшем будущем обеспечит свободу действий СССР в Прибалтике и Финляндии. 14 августа Ворошилов поставил вопрос о том, разрешат ли правительства Румынии и Польши пропустить войска Красной армии через свою территорию, если СССР вступит в военный союз с Великобританией и Францией. Без согласия на вступление частей РККА на территорию восточноевропейских государств Ворошилов считал ведение переговоров неактуальным. Союзники немедленно обещали запросить на эту тему Варшаву и Бухарест.

14 августа Риббентроп направил Молотову через Шуленбурга телеграмму № 175, в которой, в частности утверждалось:

1. Идеологические расхождения между национал-социалистической Германией и СССР не препятствуют деловым отношениям и установлению нового и дружественного сотрудничества. Период противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда;

2. Интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются;

3. Капиталистические демократии Запада являются непримиримыми врагами, как национал-социалистической Германии, так и СССР;

4. Руководителям обоих государств следует не пускать события на самотёк, а решительно действовать в подходящее время.

В заседании союзных миссий 15 августа Шапошников сообщил англо-французской делегации о том, что СССР готов выставить против Германии 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. орудий, 9–10 тыс. танков и от 5 до 5,5 тыс. самолётов. Далее стороны обсуждали военно-морскую проблематику.

15 августа Ворошилов издал директиву, в соответствии с которой предлагалось увеличить штатную численность 37 кадровых (постоянных) стрелковых дивизий РККА с 6,9 тыс. до 8,9 тыс. человек и развернуть на базе ещё тридцати шести стрелковых дивизий 92 дивизии, каждая из которых должна была в мирное время иметь штат в 6 тыс. человек.

В тот же день вечером французский военный атташе в Польше генерал Ф. Мюсс выехал из Парижа в Варшаву, чтобы добиться от польского Генерального штаба согласия на проход советских войск. Но пока в ходе англо-франко-советских переговоров партнёры разбирали возможные варианты военных действий, Молотов сообщил Шуленбургу в ответ на телеграмму Риббентропа № 175, что правительство СССР «тепло приветствует германские намерения улучшить отношения с Советским Союзом и верит в искренность этих намерений». Молотов предложил обсудить идею заключения пакта о ненападении между Германской империей и СССР. И когда на следующий день 16 августа на англо-франко-советских переговорах обсуждались вопросы состояния союзных ВВС, Риббентроп телеграммой № 179 сообщил в Москву, что Германия может подписать с СССР пакт о ненападении, способна повлиять на урегулирование советско-японских отношений и подтвердил готовность лично прибыть в Москву в любой день, начиная с 18 августа.

17 августа в заседании союзных миссий пространно обсуждались вопросы состояния ВВС РККА. Ворошилов, возможно по инструкции Сталина, задал ряд вопросов, которые требовали ответов на уровне глав правительств Великобритании и Франции. Поэтому нарком обороны предложил прервать работу совещания и возобновить её 20 или 21 августа, когда из Парижа и Лондона поступят соответствующие ответы. Адмирал Дракс предложил провести следующий раунд переговоров 21 августа, оговорившись, что в случае получения ответов до того, совещание возобновит работу раньше.

Оптимистично оценивая работу совещания в своих депешах в Лондон и Париж, ни Думенк, ни Дракс не знали, что советско-германское сближение уже приняло необратимый характер, и судьба мира в Европе предрешена. 18 августа Риббентроп телеграммой № 185 на имя Шуленбурга просил его добиться у Молотова санкции на свой немедленный приезд, подтвердив готовность подписать и пакт о ненападении, и секретный протокол о советско-германском разделе сфер влияния в Восточной Европе.

Решающим днём для мира оказалось 19 августа. В этот день произошли три важных события. Аккредитованные в Польше дипломаты Великобритании и Франции получили отрицательные ответы польского министра иностранных дел Бека по поводу возможности присутствия любых иностранных войск на суверенной польской территории в мирное время. Бек в частности заявил: «Маршал Ворошилов пытается сейчас мирным путём добиться того, чего он хотел добиться силой оружия в 1920 году». В Берлине было подписано советско-германское торгово-кредитное соглашение, а поздним вечером 19 августа Шуленбург передал в Берлин, вручённый ему Молотовым проект пакта о ненападении, подчеркнув, что настоящий договор вступит в силу только в случае «подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам», являющегося по требованию советской стороны, «составной частью пакта». Позицию Сталина укрепил успех, одержанный в те важные дни войсками комкора Жукова на Халхин-Голе (см.3.2.29).

Через несколько месяцев, уже после начала Второй Мировой войны, французское агентство Гавас передало сообщение о том, что, по его данным, 19 августа 1939 г. состоялось секретное заседание Политбюро, на котором Сталин произнес речь следующего содержания:

«Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать модус вивенди с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный для СССР характер. Если мы примем предложение Германии, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Англии и Франции станет неизбежным <�…> [тогда] мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну.

Опыт 20 последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение сильное до такой степени, чтобы захватить власть. Диктатура партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши <�…>. В интересах СССР, чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком <�…и > длилась как можно дольше с целью изнурения двух сторон». - Текст см.: Т.С. Бушуева «Проклиная – попробуйте понять» // «Новый мир» (Москва). 1994. № 12, С. 230-237. До сих пор в исторической науке ведутся споры, был ли текст, распространенный Гавас, фальшивкой. К сожалению, материалы советских правительственных совещаний августа 1939 г. до сих пор не рассекречены, так что точно проверить, было ли 19 августа совещание, на котором выступал Сталин с подобной речью - невозможно. Но даже если сообщение, опубликованное «Гавас» - фальшивка, оно совершенно точно отражает взгляды Сталина и почти текстуально совпадает, например, с его заявлением Георгию Димитрову от 7 сентября 1939 г. и сентябрьским циркуляром Коминтерна (см.4.1.2).

Точка зрения, что эта речь Сталина – фальшивка западных корреспондентов, отражена в статье - С.Случ. Речь Сталина, которой не было // Отечественная история, 2004, N1. – С.113-139.

22 августа Гитлер провёл совещание с участием генералитета Вермахта, на котором поставил собравшихся в известность о своём непоколебимом желании развязать войну против Польши в ближайшие дни, независимо от того, окажут ли ей поддержку Великобритания и Франция. В разгар совещания фюрер сообщил ошеломлённым генералам главную новость: «установлен личный контакт со Сталиным» и война на два фронта Германии не грозит. В тот же день в Москве Ворошилов со значением сказал Думенку: «Английская и французская стороны слишком долго затягивали политические и военные переговоры. Поэтому мы не исключаем, что за это время могли произойти важные политические события».

Риббентроп прилетел в Москву в полдень 23 августа. При пересечении советской границы его самолёт «Кондор» в районе Минска был случайно обстрелян советской системой ПВО, так как сообщение о предоставлении воздушного «коридора» поступило из Москвы с опозданием. Однако и Гитлер, и Риббентроп, и Сталин были настолько заинтересованы в соглашении друг с другом, что не придали скандальному инциденту, способному при других обстоятельствах привести к войне, никакого значения. Первая предварительная беседа в Кремле продолжалась днём три часа. В это время французский посол в Варшаве Л.Ноэль, несколько дней подряд ведший переговоры с польскими партнёрами, направил в Москву на имя генерала Думенка следующую телеграмму: «Польское правительство согласно – … в случае общих действий против немецкой агрессии сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается».

Но Риббентроп уже сообщил Гитлеру о благоприятном ходе своих переговоров в Москве. Между 23 часами 23 августа и часом ночи 24 августа 1939 в Кремле Риббентроп и Молотов подписали заключённый сроком на 10 лет договор о ненападении между Германией и Советским Союзом, а также секретный дополнительный протокол, который, по требованию советской стороны, рассматривался как важнейшая составная часть пакта. До начала операции «Вайс» оставались считанные дни.

Сталин и Риббентроп быстро пришли к соглашению, подписанному в ночь с 23 на 24 августа и получившему название «пакт Молотова - Риббентропа», хотя с советской стороны переговоры вел Сталин. Открытая часть пакта – договор о ненападении – по настоянию немцев был сформулирован таким образом, что он сохранял силу даже в случае новой агрессии Германии против третьих стран; кроме того, каждая из сторон обязалась не участвовать в группировках, прямо или косвенно направленных против другой, что исключало участие СССР в любой антигерманской коалиции.

Но самая важная и циничная часть пакта крылась в секретном протоколе о разграничении «сфер интересов» двух стран, по которому к советской сфере отходила восточная часть Польши, Латвия, Эстония, Финляндия и Бессарабия, а к германской – западная Польша и Литва. Демаркация в Польше шла по Висле. Варшава делилась на две части: СССР отходило ее восточное предместье – Прага.

После подписания пакта, на ужине, в котором принимали участие только Сталин, Молотов, Риббентроп и Шуленбург, Сталин произнес тост: «Я знаю, как сильно германская нацию любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». Выпил Сталин и за здоровье Генриха Гиммлера, «человека, который обеспечивает безопасность германского государства». Берию он представил Риббентропу как «нашего Гиммлера». Риббентроп позднее рассказывал своему итальянскому коллеге графу Чиано: «Я чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей».

Уже в тюрьме, во время Нюренбергского процесса, Риббентроп так вспоминал знаменитый сталинский тост 24 августа 1939 г.: «Был сервирован небольшой ужин на четыре персоны. Сталин встал и произнес короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере как о человеке, которого он всегда чрезвычайно почитал. В подчёркнуто дружеских словах Сталин выразил надежду, что подписанные сейчас договоры кладут начало новой фазе германо-советских отношений».

Получив рано утром 24 августа донесение от Риббентропа об успехе его миссии, Гитлер дал выход своим чувствам. В исступлении он стучал кулаками по стене и кричал: «Теперь весь мир у меня в кармане!». Подписанием пакта «Молотова – Риббентропа» Гитлер получал полную свободу рук в развязывании войны с Польшей и на какое-то время выводил СССР из числа своих потенциальных противников. Кроме того, в Берлине уже 21 августа 1939 г. был подписан немецко-советский торговый договор, предоставляющий СССР крупный кредит, и открывавший Германии доступ к стратегическому сырью и материалам из СССР. Сталин же получал от Гитлера то, в чем ему упорно отказывали западные демократии, – обширную «буферную зону» на своих западных границах и свободу действий в ее пределах.

Его выигрыш состоял не во времени - предотвращении или отсрочке германского нападения на СССР (такое нападение Гитлер в 1939 г. не планировал, да и не мог осуществить из-за военной слабости и отсутствия общей границы), а в пространстве. Германия, имея в 1939 г. 52,5 дивизии, 30,6 тыс. орудий и миномётов, 3,4 тыс. танков и 4,3 тыс. самолётов не могла напасть на СССР, который имел в составе своих Вооружённых Сил 147 дивизий, 55,8 тыс. орудий и миномётов, 21 тыс. танков и 11 тыс. самолётов.

В результате договора у Сталина появлялась возможность продолжить полюбовный раздел сфер влияния с Германией и ее союзниками. Но важнее всего этого был сам факт начала войны. Сталин добился реализации своей цели – капиталисты воевали друг с другом, а он оставался в роли «третьего радующегося», готового вступить в дело тогда, когда Германия и англо-франзузы окончательно измотают друг друга и будут согласны на его, Сталина, условия.

Ценой сговора двух диктаторов стала война в Европе. Гитлер, завоевав, в результате пакта от 23 августа, практически всю континентальную Европу, смог значительно обогатить свой тыл и укрепить тем самым военный потенциал. К середине 1941 г. Германия уже была в два-три раза сильнее, чем в августе 1939. В результате пакта «Молотова - Риббентропа» резко ухудшились отношения СССР с западными демократиями – его будущими союзниками, а в июне 1941 г. война, начавшаяся из-за заключения пакта, обрушилась на Россию.

«Правда» от 24 августа назвала советско-германский договор «инструментом мира». Гитлер со своей стороны заявил на совещании с генералитетом 22 августа: «Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт». То есть, без договоренности со Сталиным, он бы на Польшу нападать не решился.

Литература:

Год кризиса. 1938-1939. Документы и материалы. Министерство иностранных дел СССР. Т.1-2. М.: Политиздат, 1990.

СССР-Германия: 1933-1941 //Вестник архива Президента Российской Федерации. Москва, 2009.

Сохранено