К феноменологии Межрождественского Времени
leptoptilus — 11.01.2011 Ну вот, деревья оттаяли, праздники закончились, а мы вернулись в Вавилон из зоны бедствия и безынтернетья в ближнем подвавилонье. У нас получились самые настоящие рождественские каникулы в непростом дачном поселке, где на глухих заборах красуются непростые граффити ИСУС БЫЛ РЕВОЛЮЦИОНЕР и ТОЛЕРАНТНОСТЬ ЭТО БОЛЕЗНЬ, а потом прекрасный маршбросок дальше от Вавилона ко граду Китежу навстречу Рождеству.Давно (а может, и никогда прежде) не упивался я в таких количествах глинтвейном да бейлисом (у меня нет секретов от моих читателей, да, я люблю неприличный напиток бейлис и вообще я сладкоежка) и не объедался разными вкусностями, как в этот рождественский пост, или, точнее, в это удивительное межрождественское время. Ни у кого такого нет, только у нас, чад Русской православной церкви и еще немногих упорных приверженцев юлианства. Плодом такого аскетического подвига стала принципиально новая феноменология рождественского поста, которую я и представляю на суд взыскательного френда.
Начну наискосок. Давно замечено, что самые злобные мракобесы и самые кромешные юзеры -- православные. Более того, этому феномену давно найдено объяснение. Православная вера ведь самая истинная, так? и самая близкая к непосредственному опыту богообщения -- а значит и болячки на ней самые злые. Ну вот как болезнь крови опаснее чирея на каком-нибудь второстепенном месте. Я, между прочим, без иронии, точнее, она у меня тут не имеет тотального характера. То есть их злость говорит не столько об их злости, сколько свидетельствует о подлинности образца.
Так вот и с меж-рождественским временем логика примерно такая же. Праздновать Рождество отдельно от всего мира из-за того, что тароканы в мозгах мешают отказаться от устаревшего календаря -- явный абсурд, но это святой абсурд тех, кому больше дано и с кого больше спросится и спрашивается уже. Поститься на Новый год, сотворяя рабный салат оливье или совершая чудеса аскетики, понижая строгость поста в новогоднюю ночь, чтобы резко повысить ее наутро -- безумие, но наверняка ведь это безумие священное и недоступное уму праздному и неверующему, как же иначе.
И тут-то я понимаю, наконец! Мистика межрождественского поста и постного оливье это та же мистика восьмого дня, все ведь тут читали Шмемана. В сокровенном понимании День Господень, первый день недели, и время совершения Евхаристии оказывается в то же самое время и восьмым, преодолевая седьмицу и прорываясь в эсхатологию, чтоб полной грудью мы вне времени вздохнули о луговине той, где время не бежит. То есть будучи вполне первым и земным, этот день одновременно оказывается днем эсхатологическим. То же самое происходит с юлианским рождественским постом. Ну не может салат оливье быть без мяса колбасы или птицы, и пост не может быть с застольем и телевизором. Значит ли это, что то и другое пустышка? Никак! Это значит, что то и другое обретает дополнительное эсхатологическое измерение, недоступное маловерам. Постясь за праздничным столом, тот, кому больше дано, преодолевает относительность земного бытия и приобщается к абсолюту, в котором нет ни мясного ни рыбного.
(Предвижу возражения: настоящие аскеты и чистокровные христиане вообще не празднуют такие глупости, как Новый год. Так многие чистокровные христиане они ведь и юлианское рождество не празднуют. Но я-то рассуждаю не о них, не о той части спектра, что так или иначе оставляет эти игры и присоединяется ко вселенской и кафолической церкви, ни о той, что, наоборот, отделяется от кого и от чего только возможно. Меня интересуем мы, малый остаток и золотая середина, не могущие не слышать празднования христиан всего мира, и одновременно стоящие в послушании матери церкви.)