Женщина в сексуальной крестьянской культуре России XIX века

radulova — 03.11.2020

Из статьи З.З. Мухиной, Н.Л. Пушкаревой - Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая.

"...По рассказу крестьянки Федоры Тимофеевой (Пошехонский уезд Ярославской губ.), помещик приезжал в свою вотчину на охоту и жил у старосты в деревне по три-четыре дня. Каждую ночь к нему приводили крестьянскую девушку «по наряду» старосты. В другой его деревне, у самой усадьбы, число незаконнорожденных детей было вдвое больше, чем в целом в приходе.

Другой помещик, «В.П. Караулов… не пропускал случая "первой ночи", а когда не было свадеб, рассылал старост и преданных ему старух для выбора молодых красивых девиц и женщин». Поставка барину девушек и женщин было той натуральной повинностью, которую крестьянки воспринимали равнодушно: «На то и барин, кого хочет, того и любит» − и крайне редко (но все же случалось!) обращались в суд с претензией [Шашков, 1879, Загоровский, 1884].

Помимо жесткой гендерно-феминистской оценки таких ситуаций (имеем в виду субъектность женщин, выступающих как товар) напрашивается комментарий, строящийся на традиции «улучшения крови» в замкнутых сообществах, использования всякой возможности расширения круга вступающих в интимные связи во имя более здорового потомства.



… Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Расступись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани!

В практику вошел даже такой необычный способ пополнения девичьего приданого, как отношения с пожелавшим того заезжим гостем (как в стихах А.Н. Некрасова). Тем родителям, которым удавалось «поладить» с гостем, за пользование девушкой отдавалось до 100 руб., которые и входили тогда в состав ее приданого (Саратовская губ.) [Харузин, 1887].

Известны случаи «уступки» мужьями жен состоятельным людям (разумеется, за деньги), а если о связи становилось известно соседям, практика предписывала лишь условно, напоказ «проучить» жену, чтобы не вызывать смеха соседей (Ярославская, Смоленская губ.) [Пахман, 1900]. Мнения и согласия жен в таких случаях, понятно, никто не спрашивал. Одним из информаторов ЭБ описан случай, по сути, обычного свинга: двое друзей и соседей временами обменивались («делились») женами. При разнице статусов мужа и приобретателя временной любовницы (в лице его жены) иногда даже заключалась устная сделка с оговариванием условий. Известен случай во Владимирской губернии, когда в результате такой связи родилось двое детей и любовник стал их восприемником. Более того, он отдал в льготную аренду семье участок земли и все необходимое для хозяйства. За плату мужья могли отдать жен приказчикам (Санкт-Петербургская губ.)



Описаны случаи, когда молодые девушки начинали заниматься проституцией по настоянию родителей. Сельская проституция на рубеже веков стала весьма распространенным явлением и в отличие от городской не учитывалась в полицейских сводках. Бедность заставляла родителей (чаще – одиноких матерей) продавать своих дочерей заезжим торговцам в надежде, что те будут о них заботиться. Но через несколько месяцев, а то и ранее, таких девушек бросали, и они пополняли ряды деревенских проституток. Иногда такие продажи дочерей давали возможность пополнить семейный кошелек во избежание угрозы скандала. По сути, сообщали информаторы ЭБ, к концу XIX в. некоторые дочери-проститутки могли попросту содержать своих родителей, вот почему в роли сводни часто выступала сама мать.



Труднее всего в крестьянской семье приходилось молодой жене сына: на нее сразу же клал глаз свекор, подтверждений тому в литературе масса. В пореформенный период вследствие развития отхожих промыслов снохачество получило еще большее распространение (Тверская, Ярославская, Калужская, Нижегородская, Псковская, Санкт-Петербургская, Тульская губ.) «Как она, т.е. невестка, откажет ему, когда он проходу ей нигде не дает, ни дома, ни в поле, ни на овине; а как останется с ним наедине, так «усильничает», изнасилует, – сообщает корреспондент ЭБ из Калужской губ. – Да и так покою не даст: откажет ему сноха, он и ее начнет гонять, – и то не так, и другое не ладно, а придет из работы его сын, а ее муж, – он ему про сноху наговорит не знамо чего, всех соседних мальчишек к ней приплетет. А тут, если сноха поддастся ему, то она полная барыня в дому, – что хочет, то и делает; ест и пьет, что хочется; деньги всегда вольные; наряжается, как ей вздумается. Свекрова перед нею тоже пикнуть не смей, а то свекор побьет» (Мещовский уезд Калужской губ.)



Схожую ситуацию избрания женщиной выгодной для себя житейской и жизненной стратегии описал информатор из Пошехонского уезда Ярославской губернии. Один крестьянин 37 лет женил сына на молодой красавице, чтобы самому приблизиться к ней, а затем отправил сына на заработки в Петербург. Пока сын отсутствовал, свекор сошелся с невесткой, родился внебрачный ребенок, и отец в итоге заставил сына бросить семью и дом и окончательно уехать в город. Иногда даже и расставаться поколениям внутри семьи не приходилось. Например, есть сообщение о том, что в Пошехонском уезде Ярославской губернии свояченица одного крестьянина родила ему «в преступной связи» нескольких детей, но постепенно скандалы прекратились, и все родственники в итоге зажили вместе более или менее мирно. Впрочем, другие информаторы описали и конфликтогенность традиций снохачества, пьянства обманутых и жестокие побои, причем женщине доставалось в таких драках не меньше, чем свекру. Снохачество было настолько обыденным делом, что при любом хорошем отношении между поколениями, семья сразу оказывалась на подозрении, говорили: «Сноху любит».



О росте к концу века числа добрачных и внебрачных связей писали практически все информаторы ЭБ. В пореформенный период с его развитием рыночных отношений, имущественным и социальным расслоением произошла еще большая переоценка ценностей в интимно-сексуальной сфере. Добрачные связи стали еще более распространенным явлением, и немалым толчком к этому стало развитие отхожих промыслов в губерниях Центрально-Промышленного района и примыкавшим к ним. Мужья-отходники наведывались домой раз в год-полтора, в городах они становились нередко посетителями публичных домов, заводили посторонние связи. Оставшиеся дома дочери и жены тоже решались на нарушение запретов, хотя как признавались сами крестьянки, иной раз в деревне оставалось так мало мужчин репродуктивного возраста, что «всякая дурь просто не шла в голову»: в «бабьей стороне» просто не с кем было ни завести добрачные отношения, ни изменить в браке.



Женщины, ушедшие из деревни в город на заработки, очень часто зарабатывали именно торговлей своим телом. Не менее четверти, а то и трети всех проституток в домах терпимости составляли крестьянки и солдатские «женки», а также дочери (ведь и большая часть солдат также происходила из крестьян) [Шашков, 1879]. Вдовы, бобылки – все они были «не прочь продать себя за деньги или хороший подарок желающему». О размывании нравственных устоев можно было делать вывод, когда речь заходила о монахах и «молодых, здоровых, праздных монастырских послушниках», часто заводивших интрижки с женщинами из соседних сел. Информатор Даниловского уезда Ярославской губернии сообщал, что в самом монастыре полиция иной раз находила замужних проституток, которые обслуживали монахов с ведома мужей.



Особо же стоит подчеркнуть отличие описанных ситуаций повинности или добровольного исполнения воли старших от ситуации, когда девушка «спутывалась по любви». При живом муже, особенно не находящемся на заработках, крестьянки, как правило, себе «друзей» не заводили (Калужская, Нижегородская, Вологодская губ.). А если такое случалось, то муж вправе был наказать жену жестокими побоями, изгнанием из дома; муж отказывал жене в содержании, и суд не становился на ее защиту (Тверская, Ярославская, Калужская, Вологодская губ.) На такую реакцию он имел право: действовавшие тогда законы вменяли жене в обязанность подчинение мужу. Да и по нормам обычного права муж был почти полновластным господином своей жены и детей.



На обнаружение неверности жены обычной реакцией мужа были жестокие побои, тому имеется множество свидетельств [Шашков, 1879]. Нежелание мужа наказывать неверную жену могло вызвать осуждение и насмешки в крестьянском обществе, воспринималось как подрыв основ, постыдная слабость и неспособность быть главой семьи. Побои и мучения неверных жен были самой распространенной реакцией обманутых мужей. В свое время «вывод» («выводом» в русском быту именовалось истязание женщины за супружескую неверность) так потряс 23-летнего Максима Горького - он увидел его в июле 1891 г. в деревне Кандыбовке, Херсонской губернии Николаевского уезда, что легло в основу рассказа «Вывод» [Горький, 1895].

Такие способы наказания были типичны для всей Европейской России. Они могли определяться решениями крестьянского схода, а муж в этом случае был только исполнителем общественного приговора [Якушкин, 1875]. Так, в Пошехонском уезде Ярославской губернии муж, заставший жену с любовником, привязал ее рядом с запряженной лошадью, сам сел в телегу и поехал на лошади и жене, ударяя кнутом «по лошади раз, а по жене два, так и ехали 8 верст». От побоев жена умерла".

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив