История моей жизни. Свекровь.

Я уже писала неоднократно, что история моей жизни – это история моих отношений с Игорем Тареевым. То, что было до него,- это предыстория, а то, что после – это период изучения истории, её анализ. Я начала писать историю моей жизни, написала о том, как мы познакомились, о четырёх годах наших отношений до того, как мы поженились, о свадьбе… Последний пост этого цикла назывался «Начало семейной жизни», а дальше что-то отвлекло меня от этой темы, что-то актуальное. Я думала, что отвлекаюсь ненадолго, на неделю, а получилось на очень долго. Я, конечно же, вернусь к этой теме и допишу историю моей жизни до конца, до ухода Игоря. Историю эту я писала и собираюсь продолжать в хронологическом порядке. Но недавно, вне хронологии, я поставила давно написанный пост «История моей жизни. Измена». Он был принят вами с большим интересом, вызвал оживление, множество комментариев. Я поняла, что про личную жизнь вам читать гораздо интереснее, чем про историю России ХХ века и всякие мои рассуждения на идеологические, политические и общественные темы. Причём когда я пишу о личном, вы меня очень любите, а когда не о личном, то оказывается, что среди читателей у меня нет ни одного единомышленника, и я подвергаюсь «побиванию камнями», так что ни одного живого места не остаётся. Вот я и решила отдохнуть от жёсткой полемики и написать о личном. Это, кстати, будет прямым продолжением поста «Начало семейной жизни», потому что мои отношения со свекровью начались с первого дня моей семейной жизни. Однажды, несколько лет назад, читательница написала комментарий «научите, как жить со свекровью». Этот комментарий не имел совершенно никакого отношения к моему посту, я тогда вообще об Украине писала, а это был просто вопль о помощи. Читательница думала, что у меня большой жизненный опыт, я умная и смогу ей помочь. Я ей не ответила, потому что научить её я ничему не могла, у меня у самой не очень получалось жить со свекровью. Расскажу об этом.

Когда мы поженились, то поселились в доме Игоря. Выбора у нас не было. В то время все москвичи жили в коммуналках, и комнат никто не сдавал. Одинокий человек, каким была я в студенческие годы, мог снять угол, «диванчик», а супружеской паре нужна была целая комната, и найти её было почти невозможно. Так я сразу после замужества оказалась в квартире и в семье Игоря. Семья состояла из матери, её звали Александра Ивановна, старшего сына Игоря и младшей дочери Валентины. А квартира состояла из маленькой прихожей, из неё налево была дверь в туалет, направо в кухню и прямо в комнаты. Кухня была довольно большая. Только года за три до того, как я поселилась в этой квартире, в квартиру провели газ и разобрали большую русскую печь, которая занимала половину кухни. Ванной комнаты в квартире не было, горячей воды не было, кран был только в кухне, и умывались и мылись в кухне. Первая комната была довольно большая, метров 16-18, проходная, а за ней была запроходная комната, узкий пенал шириной 2, длиной 5 метров. Причём даже не прямоугольная, а несколько трапециедальная. Та стена, в которой было окно, была длиной 2 метра, а противоположная стена, у которой стояла тахта, 2,5 метра. Эта запроходная комната всегда была комнатой Игоря и теперь стала нашей. Вот я пришла жить в эту квартиру и сразу повела себя неправильно. Что бы сделала разумная женщина? Она сидела бы в своей запроходной комнате, особенно не мозоля глаза свекрови. Присматривалась бы к укладу этого дома, постигала бы его и приспосабливалась бы к нему. Но я повела себя совсем иначе, а ведь не девочка была, мне было 30 лет. В моём характере всем помогать и всех спасать. И при этом я человек очень активный. Я попыталась разглядеть, где в жизни этой семьи слабое место, где больше всего нужна помощь. Решила, что слабое место – питание, Тареевы плохо и неправильно питаются, и начала готовить. Двери в большой комнате были расположены так: дверь из прихожей в одном конце комнаты, а дверь в запроходную комнату - в другом конце, по диагонали. И вот я бегала из своей комнаты в кухню и обратно, по диагонали, через всю комнату свекрови, и ей от меня некуда было спрятаться. Я вытеснила её из кухни, где было её законное место, оттеснила от домашнего очага, где она всегда была хозяйкой, и в комнате ей не было от меня покоя. Но я думала, что облегчила ей жизнь. К тому же, я хотела, чтобы Тареевы узнали, что такое настоящая еда. Я не понимала и не признавала русской кухни. Вот, например, первое. На Украине это обычно борщ, он яркий, оранжево-красный, очень красивый, у него запах, от которого голова кружится, букет моей бабушки. А русские щи – серые, воняют кислой капустой, и больше ничего. Надо сказать, что то, что я готовила, все охотно ели. Но, конечно, мою свекровь такая ситуация не устраивала, и однажды она предложила, что будет готовить на всех, а мы с Игорем будем давать определённую сумму денег на продукты. Сумму она назвала очень умеренную. От такого предложения невозможно было отказаться. Александра Ивановна начала готовить, и тут я поняла, что русская кухня имеет право на существование. Она готовила очень вкусные супы: гороховый суп с копчёностями, супы с грибами, суп из курицы с самодельной лапшой. Пекла пироги, правда, нечасто. Один пирог был с очень интересной начинкой – из риса с солёной рыбой: с сёмгой, с кетой, с осетриной. Такой пирог пекли обычно в пост. Александра Ивановна рассказывала, что во время войны, когда сёмги, кеты и осетрины не было, она использовала для начинки селёдку. Оригинальным в кухне Александры Ивановны было то, что она использовала много риса. Там, где большинство людей используют картошку, она использовала рис, например, в качестве гарнира к мясным и рыбным блюдам. И в качестве отдельного блюда, там, где обычно используют картошку, например, жареную, она готовила рис. Она сама говорила, что они едят в основном рис, как китайцы. Я не описала свою свекровь, а Александра Ивановна была личность колоритная, высокая, ширококостная, с немного лошадиным лицом. Но в таких лошадиных лицах есть своя прелесть и благородство. Она вставала утром и сразу же ставила варить кофе, варила она его в старинном кофейнике. Пока кофе закипал, она стояла у плиты, и её била дрожь. Потом она наливала себе большую чашку кофе, закуривала папиросу и, выпив кофе и выкурив папиросу, могла начинать жить.

Но все разногласия, о которых я написала выше, это конечно, ерунда. Главная трагедия брака сына для Александры Ивановны была вовсе не в этом. Я для неё была человеком не просто чужим и чуждым, а прямо-таки иноприродным. Она была типичным жителем Зарядья. Союз русского народа, Чёрная сотня – это была близкая ей идеология. Ей в страшном сне не могло присниться, что в её доме будет жить и в её семью войдёт еврейка. Она прямо говорила, что правду говорят про евреев, что их выгони в дверь, а они влезут в окно. При этом Александра Ивановна была очень порядочным человеком, с твёрдыми моральными устоями, и эти самые устои у нас с ней были общими. Правда, она этого долго не понимала. Кстати, постепенно она немного подуспокоилась насчёт еврейства, хотя определённые взрывы были, но, несмотря на антисемитизм, она сразу хорошо отнеслась к моей маме, её подруге Лизе Шавгородской, у которой я жила до замужества, и к моему дяде Пинхусу, когда они с мамой переехали в Москву. Из Станислава моя мама часто присылала нам посылки, как будто у нас тут голод. Ухитрялась присылать даже яйца от своих кур в ящике с мукой. Присылала всё, от домашней колбасы и домашнего варенья до пирогов. На Александру Ивановну это производило впечатление. Мама писала мне в письмах, что она беспокоится о нас, ей кажется, что мы плохо питаемся. Письма Александра Ивановна читала. Она входила в нашу комнату в наше отсутствие и читала нашу почту, что не очень скрывала. Когда реабилитировали моего отца, она прочла лежавшую в нашей комнате на столе справку о реабилитации и сказала: «А этот жид был действительно враг народа, зря его реабилитировали».

Моя свекровь была истероидной личностью, а может, и шизоидной, и ежедневно, не по одному разу в день, устраивала громкие скандалы с отвратительной руганью. По отношению ко мне проявляла прямую агрессию. В дверном проёме между нашими комнатами никогда не было двери. Игорь заказал дверь и навесил её. Александра Ивановна спросила: «Сын, это ты от матери загораживаешься?». Он сказал: «Приходится, опасаюсь за жизнь своей жены». И он действительно боялся. Уходя на работу, говорил мне: «Может, ты пойдёшь со мной? Посидишь у нас там во дворе, у нас двор зелёный». Я говорила, что не могу себе позволить бояться Александру Ивановну, страх это вредная эмоция и совершенно мне не свойственная. Я как-то спросила Игоря, нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы Александра Ивановна не устраивала громких скандалов, ведь ей от этого не легче. Игорь сказал: «Можно. Можно принудительно положить её в психушку. Если хочешь, мы это сделаем». Я сказала, что не хочу. Пока меня не было, они с Валей её терпели, и я могу потерпеть. Александра Ивановна и Игоря не очень жаловала. Между ними не было никакой душевной близости, у них были разные убеждения, разные интересы. Игорь вообще не любил свой дом, я уже об этом рассказывала, при малейшей возможности он уходил из дома. Несколько лет он жил у своего друга Леонида, когда у того умерла мать, и он остался один. И ушёл от него, когда Леонид женился. Когда я жила в Карманицком переулке, где снимала мансарду, а хозяева уехали в Ленинград, то Игорь жил у меня. А Валю Александра Ивановна любила, очень, слепой материнской любовью. Слушалась её и боялась, а Игорю этой любви досталось меньше. Когда Александра Ивановна устраивала скандалы и бранила меня всякими словами, Игорь сажал меня на колени, моё ухо, повернутое к Александре Ивановне, зажимал ладонью, а в другое ухо говорил: «Не слушай её, ты самая хорошая, самая красивая, самая любимая». По утрам Игорь готовил завтрак для нас обоих, чтобы я не выходила на кухню, и приносил завтрак в комнату. А Александра Ивановна, естественно, упрекала меня в том, что не я кормлю завтраком мужа, который уходит на работу, а он подаёт мне завтрак в постель. Иногда она переставала со мной разговаривать, объявляла мне бойкот, и я к ней не лезла. А когда она вдруг со мной заговаривала, я бросалась к ней навстречу. Мне её было очень жалко. Я понимала, что от своего ужасного характера больше всего страдает она сама. Единственным человеком, который мог её понять и мог как-то, хоть чуть-чуть, облегчить её страдания, была как раз я. Возиться с подобными людьми – это моя профессия. Но для того, чтобы это сделать, мне нужно было бросить всех, забыть про всех и про себя и заниматься только ею. Посвятить ей свою жизнь. А такой возможности у меня не было. Как-то к нам зашла сослуживица Александры Ивановны, Мария Ивановна. Я не сказала, что Александра Ивановна заведовала сберкассой. Я собралась выходить из дома, Мария Ивановна сказала, что ей тоже пора выходить, мне показалось, что она хочет выйти вместе со мной. Мы вышли, Мария Ивановна меня спросила, любит ли меня свекровь. Я сказала, что с чего бы ей меня любить. Она меня в невестки не выбирала, её сын женился на мне, не спросив её согласия. Мария Ивановна сказала: «Ну как же ты с ней живёшь, ведь чертовский характер, чертовский… Мы все от неё страдаем».

Александра Ивановна говорила, что её никто никогда не любил. Её не любили родители, её не любил муж, и дети её не любят. При этом ей в голову не приходило поискать причину в себе самой, в своём поведении. Вот просто такой несчастный рок, судьба такая, всех любят, а её нет. Нрав у Александры Ивановны был переменчивый. Иногда она вдруг утром, когда мы ещё лежали в постели, начинала жарить лепёшки, она их жарила в масле на сковороде, как пончики. И целую гору этих лепёшек на большом металлическом блюде приносила к нам в комнату и ставила нам на живот. Лепёшки были такие вкусные, что мы набрасывались на них и съедали все до одной.

Как-то Александра Ивановна спросила у меня: «Вы, наверное, думаете, что я недовольна браком Игоря, потому что вы не штопаете ему носки?» Кстати, носки Игорю я как раз штопала, тогда было такое занятие, штопка носков, и я ему предавалась даже не без удовольствия. Я ответила ей: «Александра Ивановна, у меня столько недостатков, что я не ломаю голову над тем, какой из них для вас наиболее неприемлем. И ваше отношение ко мне я вполне могу понять». Однако я чувствовала, что есть что-то такое, за что Александра Ивановна меня не любит и чего она мне почему-то не говорит. Я думала, думала и догадалась. Я спросила: «Александра Ивановна, вы считаете, что Саша Родин был моим любовником?» Она сказала: «Конечно». Я спросила: «А Олег Леонидов?» Она сказала: «Ну, уж это точно». Я спросила: «А Герман Плисецкий?» Она кивнула. «А Эдик Йодковский?» Опять кивок. Я спросила: «А кто ещё?» Она сказала: «Ну всех я знать не могу». Вот такие дела. Она считала, что я была со множеством мужиков, но никто из них на мне жениться не захотел, а её сын, дурачок, женился. И все мои любовники продолжают бывать у нас в доме. Этот разговор был в самом начале нашей совместной жизни. Через пару лет я спросила у Александры Ивановны: «Вы по-прежнему считаете, что Саша Родин, Олег Леонидов, Герман Плисецкий, Эдик Йодковский были моими любовниками?» Она сказала: «Нет». Я спросила: «Значит, вы понимаете, что ваш сын был у меня первым?» Она сказала: «Нет». «А кто же был первым?» Ответ: «Саша Родин».

Продолжение следует.

Предыдущие записи блогера :

01.04.2020 — Воспоминания. Осколки.

25.03.2020 — Ответы на комментарии к последним постам. Продолжение

22.03.2020 — Переписка с Анной. Продолжение

18.03.2020 — Умер Эдуард Лимонов.

16.03.2020 — Переписка с Анной.

Архив записей в блогах:

Про парк на парковке

Я уже писала, что у нас в центре разбивают временный минипарк. Обещала показать, что из этого получилось. Показываю) С 14 по 26 августа парковка на Площади 1905 года превратилась в небольшой оазис фестиваля ландшафтного искусства "Атмосфера". Можно туда прийти, ...

Что черным-черно в природе

В латинскм языке есть два слова определяющих чёрный цвет: ater и nigro. Ater āter, ātra, ātrum 1) тёмный, чёрный, цвета сажи ( т. е. без блеска в отличие от niger - negro mate esp. ) 2) (= atratus) одетый в чёрное, т. е. в траур 3) зловещий, роковой, несчастный, печальный; страш ...

Ах, какая потеря!

Гарри Каспаров не собирается возвращаться в Россию Политический деятель и бывший чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров принял решение эмигрировать из ...

Еврейская звезда в московском небе

В столице прошел международный конкурс «Miss Jewish Star». Еврейская звезда — это не просто красавица, но и умница, знающая ответы на вопросы, от кого евреи ведут свое происхождение, почему мать жениха и мать невесты разбивают тарелку после помолвки, что было высшим делом царствования ...

Что читали советские дети в 1930-е годы

1920-е и 1930-е годы стали периодом становления СССР. Одновременно с подъемом экономики страны проводилась активная пропаганда коммунистического образа жизни. Ведомые партией советские дети все чаще читали не сказки, а совсем другие книги. Из них они узнавали о Ленине, сахарной свекле , ...

История моей жизни. Свекровь.

История моей жизни. Свекровь.

Оставить комментарий

Популярные посты: