Гетеросексуальный мужчина в патриархате - оксюморон?

lubava точно пишет о латентной гомосексуальности мужчин-гендерных абьюзеров:

"абьюзерами часто являются мужчины не-реализовавшие свои гомопотребности".., "если посмотреть на (гетеросексуальные - Acción Positiva) пары, в которых есть абьюз - фенотипически это команда радужного района. И если посмотреть, как себя ведет абьюзер с мужчинами, которые ему симпатичны (таких всегда много) - обратить внимание на мимику, телодвижения, скорость речи - вы увидите ничем не прикрытый шакалий флирт".

Это наблюдение совершенно верно.
Гендерный абьюз, насилие над женщинами, скорее всего, связаны причинно-следственной связью с гомо-эротическим/сексуальным фундаментом патриархатного общества.

Просто соединим части паззла.

1. "Отцовство" как матрицид и нарушение первичной идентификации ребёнка с матерью (отрывок из моего эссе о "Манифесте" Соланас):

Матрицид. Сложный конструкт, на котором основан «Манифест» и в котором, «являясь неполноценной женщиной, мужчина тратит всю жизнь, пытаясь стать полноценным, стать женщиной. В этих попытках он постоянно ищет женщину, пытается подружиться с ней, жить с ней, слиться с женщиной и приписывая себе женские качества — силу чувств и независимость, силу воли, динамичность, решительность, невозмутимость, объективность, настойчивость, смелость, цельность, витальность, энергичность, глубину натуры, крутизну и т. п., а женщинам — все мужские качества — тщеславие, поверхностность, банальность, слабость и т. п. Стоит сказать, однако, что у мужчины есть одна сфера, где он обладает ярчайшим преимуществом — самореклама. (Он великолепно преуспел в этом — убедив миллионы женщин, что мужчины — это женщины, а женщины — мужчины). Утверждение мужчин о том, что женщины находят удовлетворение в материнстве и сексуальности, означает, что мужчины хотели бы стать женщинами. Иными словами, у женщин нет зависти к пенису, это мужчины завидуют влагалищу», представляет собой инверсию фрейдовского постулата о том, что в природе существует только один пол – мужской, а женщины представляют собой физиологическую аберрацию. Конечно, Фрейд до этого додумался не сам, он просто повторил то, о чём твердят миру несколько последних тысяч лет. Соланас говорит о том, что возможность контроля и манипуляции в искусственно разделённых «частной» и «общественной» сферах мужчинам даёт институт "Отцовства", то есть, узурпация мужчинами материнства. После Соланас эту мысль другие феминистки (особенно те, кто профессионально были связаны с психотерапией, медициной: Леа Меландри, Виктория Сау, Касильда Родриганьес, Нора Левинтон, Емильсе Дио Блейхмар) развили в концепцию матрицида (матрофагии) как основного механизма воспроизводства патриархата. «Матрицид» означает, что женщина насильственно отделена от своих детей, так как имеет доступ к ним только через связь с взрослым мужчиной, она не мать своим детям, а "жена Отца", который «рождает» детей посредством её тела. Последствия матрицида для детей являются катастрофическими. Люди оказываются с рождения лишенными шанса на свободу.

Соланас обращает внимание на два аспекта Отцовства (11):

1) Отцовство как источник психических расстройств у детей
2) Отцовство как способ формирования «единого социального пола», состоящего из мальчиков-мужчин и девочек-мужчин.

«Отцовство и умственные расстройства (СТРАХ, ТРУСОСТЬ, ЗАСТЕНЧИВОСТЬ, РОБОСТЬ, НЕУВЕРЕННОСТЬ, ПАССИВНОСТЬ).

Мама хочет лучшего для своих детей; Папа хочет лучшего только для себя, тишины и покоя, потворствуя собственной иллюзии достоинства («уважения»), хорошего представления о самом себе (статус) и возможности контролировать и манипулировать, или, если он «просвещенный» отец, «направлять» своих чад. Вдобавок он хочет свою дочь в сексуальном смысле — он передает ее руку во время брачной церемонии, другие части ее принадлежат ему. Отец, в отличие от Матери, никогда не уступает собственным детям, так как должен любой ценой сохранять иллюзию решительности, воли, вечной правоты и силы. Неспособность добиться своего приводит к неуверенности в себе в общении с окружающим миром и в пассивном приятии существующего положения вещей. Мать любит своих детей, и, хотя временами злится на них, ее гнев быстро проходит, и, даже в состоянии гнева, любовь и понимание остаются. Эмоциональный калека — Папа — не любит детей; он одобряет их, если они «хорошие», то есть приличные, «почтительные», послушные, подчиняются его воле, спокойные и не позволяют себе проявлять вспыльчивость, которая может дурно повлиять на мужскую нервную систему — другими словами, если они пассивные овощи. Если же они «нехорошие», он не сердится на них — когда он современный, «цивилизованный» отец (предпочтительнее, однако старомодный, надутый, беснующийся грубиян, поскольку он настолько нелеп, что его легко презирать) — он, скорее, выражает неодобрение, отношение, которое, в отличие от гнева, не приемлет, отрицает признание, заставляя ребенка чувствовать свою никчемность и желать одобрения извне; результатом становится боязнь мыслить самостоятельно, поскольку это чревато неодобрением твоих представлений и образа жизни.

Чтобы получить одобрение Папы, ребенок должен уважать Папочку, но, являясь совершенно никчемным, Папа может добиться уважения только через равнодушие и отстраненность, действуя по принципу «фамильярность рождает презрение», что, разумеется, верно, если презрение заслуженно. Оставаясь холодным и равнодушным, он становится непонятным, загадочным, и, таким образом, может внушать страх («уважение»).

Неодобрение эмоциональных «сцен» приводит к боязни сильных эмоций, боязни проявлений собственного гнева и ненависти, боязни принять действительность, поскольку признание действительности влечет за собой гнев и ненависть. Боязнь гнева и ненависти в сочетании с неуверенностью в себе в отношениях с окружающим миром, неспособностью изменять его, или хоть немного повлиять на собственную судьбу, заставляют верить, что весь мир и большинство людей — хорошие, и, что самые банальные и тривиальные развлечения — настоящий кайф и огромное удовольствие. Отцовство предназначено для того, чтобы сделать из мальчиков «Мужчин», изо всех сил сопротивляющихся проявлениям пассивности, голубизны и желанию быть женщиной. Каждый мальчик хочет подражать своей матери, быть ею, слиться с нею, но Папа запрещает это, ведь именно он — их мать; он может слиться с ней. Поэтому он говорит мальчику, напрямую и косвенно, что он не должен быть «девчонкой», он должен вести себя как «Мужчина». Мальчик, обосравшийся от страха и «уважающий» своего отца, следует его правилам и становится совсем как он, образцовым «Мужчиной», идеалом всей Америки — благовоспитанным гетеросексуальным болваном».

«Влияние отцовства на женщину заключается в том, чтобы сделать ее мужчиной — зависимой, пассивной, одомашненной, животной, милой, неуверенной, ищущей поощрения и защиты, трусливой, приниженной, «почтительной» к власти и мужчинам, скрытной, малочувствительной, полумертвой, банальной, серой, традиционной, расплющенной и абсолютно презренной. Папина Дочурка, всегда зажатая и запуганная, суетливая, неспособная к аналитическому мышлению, объективности, всегда ценит Папочку, а впоследствии других мужчин, несмотря на подспудный страх («уважение»), и, не только неспособна разглядеть пустое место за претенциозным фасадом, но и принимает самооценку мужчины как высшего существа, вроде женщины, а себя оценивает как низшую, то есть мужчину, которым она, благодаря Папочке, и является... Пассивная, пустоголовая Папина Дочурка, всегда ждущая одобрения, поглаживания по головке, «уважения» от каждого ходячего куска отбросов, легко превращается в Маму, бездумную обслугу для удовлетворения физических потребностей, с утешительной рукой на усталом обезьяньем лобике, подбадривающую мелкое самомнение, готовую пожалеть ничтожного, в грелку с сиськами. Низведение женщин до уровня животных в самой отсталой части общества — в «привилегированном образованном» среднем классе, отстойнике человечества — там, где Папочка самый главный, пошло так далеко, что они считают обычным делом родовые муки и лежат пачками в середине двадцатого века, в самой развитой стране мира с чавкающими у груди детками. Однако это делается вовсе не для детишек, когда «эксперты» учат Маму, что она должна оставаться дома, опустившись до животного состояния, но для Папочки; сиська — для того, чтобы Папа мог за нее подержаться; родовые муки, чтобы Папа получил свой кайф вместо Мамы (полумертвый, он нуждается в сильной стимуляции). Превращение женщины в животное, в Мамочку, в мужчину нужно еще и по психологическим, не только практическим основаниям: мужская особь есть просто часть вида, заменяемая на любую другую. Мужчина не обладает внутренней индивидуальностью, которая возникает от того, что интригует, увлекает вас извне, что вам нравится. Полностью поглощенные собой, способные воспринимать только собственное тело и свои физические ощущения, мужчины различаются только в том, до какой степени и каким образом они пытаются защититься от собственной пассивности и желания быть женщиной. Женская индивидуальность, существование которой он глубоко осознает, но которую не способен ни понять, ни воспринять, ни почувствовать эмоционально, пугает, беспокоит его, наполняет его чувством зависти. Поэтому он отрицает ее и продолжает определять всех в понятиях его или ее функций и пользы, отводя себе, разумеется, самые главные функции — доктора, президента, ученого — обеспечивая, таким образом, если не индивидуальность, то собственную идентичность, он пытается убедить себя и женщин (ему особенно удается убеждать женщин) в том, что функция женщины — вынашивать и растить детей, а также ублажать, размягчать и поддерживать эго мужчины; что ее функция такова, что ее может заменить любая другая женщина. На самом же деле, функция женщины — соотноситься с собой, любить себя, наслаждаться и быть собой, и никто не способен ее заменить в этом...» конец цитаты из "Манифеста"

"Отцовство" даёт возможность мужчинам узурпировать все сферы жизни.

В патриархате мужчина (человеческий индивид мужского пола), филогенетически и онтологически происходящий от женщины (человеческого индивида женского пола) приобретает возможность инвертировать эту последовательность происхождения и концепцию первородности. Для человеческого существа возможность получить жизнь находится в руках женщин, что вызывает у мужчин состояние невыносимой тревоги и фрустрации (так как главная проблема человечества – это смерть), состояние, которое они пытаются облегчить с помощью "отцовства", то есть, удовлетворения посредством насилия собственного запроса на «власть над жизнью и смертью» (то есть, на власть над женскими телами). Чтобы иметь возможность осуществить этот запрос, мужчины разрушают первичную систему взаимоподдержки между человеческими существами, то есть, между женщинами и их детьми («матрицид»). Отношения взаимоподдержки между ними заменяются на отношения господства/подчинения. «Истинная», свободная мать заменяется на патриархатную, на «женскую ипостась отца», отчуждённую, неспособную распознавать желания своих детей, бесчувственную к их страданиям и готовую подавлять, «одомашнивать» и использовать детей (ради личного благополучия и в соответствии с пожеланиями мужчины).

В раннем разлучении с матерью разыгрывается главная трагедия всех женщин (The Secret Betrayal between Mothers and Daughters).

«Противоречие между мужским и женским необходимо реконструировать, отталкиваясь от факта отрицания женской телесности. Тогда то, что в традиционном психоанализе считается болезнью, неврозом, дезадаптацией превращается в... материальное противоречие. С самого начала женщина сталкивается с тем, что для неё нет собственной формы, в которой она могла бы существовать, как если бы существование в форме женщины уже было включено в другие экзистенциальные формы (жена, мать, дочь), которые отрицают её как женщину. Быть матерью означает существовать и использовать собственное тело в качестве телесной функции мужчины, и это означает не иметь самой по себе ни смысла, ценности ни на уровне тела, ни на каком-либо другом уровне. Это самоотрицание интериоризовано на таком глубинном уровне, что кажется, что за всю историю у женщин не было никакого другого опыта, кроме саморазрушения. Поэтому дискурс о мужском насилии, об издевательствах, о подчинении, о привилегиях и т.д. будет и дальше оставаться дискурсом об абстракциях, если мы не примем во внимание интериоризованный аспект насилия, не примем во внимание насилие как отрицание женщинами собственного существования. Отрицание себя начинает функционировать у девочек с момента рождения, начиная с первых отношений с матерью, в которых мать не присутствует как женщина в женском теле, но находится в них как жена мужчины, для мужчины... То, что девочка переживает отношения с индивидом одного с ней пола через отношение с мужчиной, своего рода фильтр, который находится между ней и её матерью, представляет собой самую глубинную причину того разделения, которое мы видим между женщинами; мы, женщины, отделены друг от друга от начала истории, не только потому что в социальном плане каждая из нас привязана к своему мужу, к своим детям – это видимый аспект разделения -, мы отделены друг от друга на более глубинном уровне, мы не способны увидеть одна другую, как не способны увидеть собственное тело своими глазами без того, чтобы смотреть на него глазами мужчины... наши отношения с матерью разорваны с самого начала, или во всяком случае, сильно деформированы, именно потому что мать – не женщина, а «мать», то есть, жена отца. Из того, что девочка не находит в отношениях с матерью ни признания собственной сексуальности, ни признания собственного тела, проистекают её дальнейшие отношения с мужчинами, в которых отрицание всего того, что она есть, отрицание её сексуальности и её собственной формы существования уже произошло» (12).

(11) "Отцовство" в первую очередь имеет экономическое измерение, но «Манифест» - это психологический текст. Кроме того, он апеллирует к сфере очевидного, к тому, что каждая без труда может увидеть и подтвердить в своей жизни или жизнях близких женщин. Экономическое измерение "отцовства" и патриархата – отдельная большая тема.
(12) Lea Melandri “La infamia originaria” («Первородная подлость»). Карин Лофтус Каррингтон в «Алхимии любви между женщинами» пишет о том же: «...все наши матери и матери наших матерей, и матери матерей наших матерей жили отделенные от самих себя, в некотором смысле, лишенные Эго, с обостренным чувством собственной неадекватности, безгласности и желанием этот голос обрести».
--------------------------------------------------------------------------конец выдержки из эссе "ОПУМ, Ячейка16 и радикальный феминизм"

Однако, нарушение первичной идентификации с матерью не проходит даром и для мальчиков: при нормальном развитии "первичной либидинозной пары мать-ребёнок" (термин Касильды Родриганьес) и девочки, и мальчики должны идентифицировать себя - на уровне телесности (то есть, в самом первом, глубинном пласте начинающего формироваться психизма) -  с женским (анатомически женским) телом матери. Тогда естественным для тех и других в дальнейшем будет влечение и симпатия к женщине. Только так может сформироваться у мальчика гетеросексуальность, только таким образом её можно логически, психологически и физиологически объяснить.

Но, как следствие матрицида, происходит с точностью до наоборот.

В патриархате девочки и мальчики обязаны идентифицироваться с отцом и отрицать свою телесную связь с матерью. Это означает, что, выполняя задачу по выживанию и адаптации, поголовно все мальчики вырастут гомосексуальными, а девочки - гетеросексуальными. Вот мы уже видим и психологическую почву, и обильное удобрение для будущего гендерного абьюза. Потому что

2. Кто такие "мальчики-мужчины"? Прежде всего - это существа гомоэротические:

"Говорить о том, что правильны гетеросексуальные мужчины, значит сказать только то, что они имеют сексуальные отношения исключительно с противоположным полом... Всё или почти всё, что обычно связывается с любовью, самые правильные мужчины хранят для других мужчин. Люди, которыми они восхищаются, которых они уважают, обожают, перед которыми они преклоняются, кого они чествуют, которым они подражают и которых возводят в кумиры; люди, с которыми они поддерживают наиболее глубинные психические связи, которых они хотят воспитать и которыми хотят быть воспитанными, люди, уважение, восхищение, признание, похвалу и любовь они желают - это, в подавляющем большинстве своем, другие мужчины... Гетеросексуальная мужская культура гомоэротична; это любовь мужчины к мужчине" (Мэрилин Фрай).

Конечно, как и у женщин, вся эта андро-любовь и андро-преклонение, у мужчин также растёт из страха; из далёкого страха первичной насильственной разобщённости с матерью, отделённостью от неё и из непереносимого ощущения беззащитности. НО. Огромное и судьбоносное "НО". При патриархате мужская гомоэротичность даёт вход в мужскую фратрию - систему групповой взаимной протекции и доступа к ресурсам и власти. Гомо-эротичность/сексуальность для мужчин означает власть, всеохватывающую, экономическую и политическую. Мужчина будет идентифицировать себя - духовно, телесно, чувственно, по-всякому - ТОЛЬКО с мужчинами (=доказывать свою принадлежность к привилегированному гендерному классу) и всесторонне отрицать любую связь с женщинами, кроме осуществления господства над ними (показательный гетеросекс: "победить врага", "поставить на место", "маркировать как низшую". Гетеросекс в патриархате - это идеология, он не связан с чувствами, с ощущением удовольствия, это "от и до" акт подчинения). "Считается, что мужчины используют женщин. Используют для чего? Всяко, не для удовольствия" (Манифест ОПУМ).

Таким образом, гомо-эротичность/сексуальность оказывается социально и психологически выгодна мужчинам, она маркирует их как "господ" в системе патриархата.

Патриархат может быть определён как система сексо*-политических социальных отношений, установленных мужчинами в единоличном и одностороннем порядке. Эти отношения поддерживаются и регулируются с помощью различных общественных (государство) и частных (семья) институтов и основываются на межклассовой, институциональной и внутригендерной солидарности мужчин, которые, как социальная группа, коллективно и индивидуально угнетают женщин, присваивая себе как их рабочую силу (продуктивную и репродуктивную), так и результаты их труда (продуктивного и репродуктивного), как их физические тела, так и продукты их тел. Для осуществления такого присвоения мужчины используют как открытое насилие, так и непрямое принуждение.
Фундаментом патриархата является в первую очередь семья, но в целом его образуют все структуры, обеспечивающие мужчинам возможность отчуждения в свою пользу женского труда и экзистенции (Марта Фонтенла, Хейди Хартманн).

* сексуальные отношения = политические отношения (Кейт Миллет)

Отсюда происходит (такая труднообъяснимая на первый взгляд, но такая логичная, если внимательно сложить паззл)

3. Мизогиния. Мужчинам в патриархате "есть за что" ненавидеть женщин: они стоят между ними и другими мужчинами.

Один из наиболее важных компонентов экономического базиса патриархата - это нуклеарная гетеро-семья, то есть, "familia,-ae - группа рабов, принадлежащих главе рода" (слово "familia" этимологически происходит от слова "famulus" - раб). Чтобы иметь полноправный статус "мужчины", который бы обеспечил ему "межклассовую, институциональную и внутригендерную солидарность" и протекцию других мужчин, наш мальчик-мужчина должен будет обзавестись такой группой, состоящей из женщины и детей. Но он идентифицирован с другими мужчинами: телесно, либидинозно, эмоционально, интеллектуально, эротически, чувственно, идеологически, экономически, политически.., мы ведь помним, что произошло с ним в его отношениях с матерью, да?  Проще верблюду пролезть в игольное ушко, чем мальчику в патриархате стать гетеросексуальным мужчиной, испытывающим сексуальное влечение к женщине, не завязанное гордиевым узлом на пунитивном, садистическом импульсе. Разлучённый гетеро-семьёй с предметами обожания (другими мужчинами) наш выросший мальчик будет мстить ("Why do they hate us?"):

"Мизогиния, как концепция мироустройства и как определяющая структура, генезис, фундамент, мотивация и обоснование повседневности, направлена на унижение женщин. Поэтому она неразрывно связана с универсальной мужской идеей... о том, что быть мужчиной - это самое лучшее, что может произойти с человеком, и что, поэтому и прежде всего, быть мужчиной означает не быть женщиной. В эту концепцию вплетается действующее сознание, ежесекундная политическая воля, в соответствии с которыми, всё, что не представляет собой мужские реалии или атрибуты (отдельного мужчины и всех мужчин), должно быть принижено, поставлено вне закона, скрыто, стигматизировано, осмеяно и, если необходимо, осуждено, приговорено и уничтожено" (Даниэль Касес).

Поэтому. Если женщины не обеспечат себе крепкое, непоколебимое, экономически и политически независимое от мужчин положение в обществе до того, как, вследствие технического прогресса, необходимость в отчуждении их труда и тел отпадёт, я им не завидую. Умеющая читать да прочтёт.