Евгений Тарле. Нашествие Наполеона на Россию.

zeleninsergey — 18.06.2015
Данная книга была создана на основе 13-й главы знаменитой книги «Наполеон», написанной Евгением Викторовичем в 1936 году и которой я посвятил свою рецензию, плавно перетекшую в мои собственные размышления о том времени. В 1938 году, за год до начала Второй мировой, в свет выходит работа ставшего популярным историка об Отечественной войне 1812 года. Второе издание выйдет в 1943 году, уже в годы Великой Отечественной войны. Читавшие её тогда люди не могли не ощущать её переклички с современными им событиями. Они видели, как на их землю снова пришёл враг, и многое повторилось вновь, словно из того самого времени: партизаны, народное ополчение, бои на том самом Бородинском поле в октябре 1941 году, когда решалась судьба Москвы (но теперь Москву не сдали врагу и героически отстояли), а перед этим врага вновь героически встретили под стенами Смоленска русские воины. Сталин в своём докладе 6 ноября 1941 года и в своём выступлении на параде 7 ноября 1941 года упомянул среди великих русских имён имя знаменитого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова, в честь которого позже будет назван орден в советской наградной системе (три степени). В 1944 году план операции по освобождению Белоруссии получил имя «Багратион» - в честь другого великого русского полководца – князя Петра Ивановича Багратиона, смертельно раненного при Бородине. Да и сама война получила навсегда в русском национальном коде имя Отечественной, причём Великой.

Эта книга является довольно ярко написанным трудом и читается как литературное произведение, при этом повествуя о реальных событиях. Евгений Викторович  обладал поистине превосходным литературным даром, с которым он писал свои книги и делал их увлекательными для чтения. Эта книга буквально поражает наше внимание, заставляет испытывать гордость за своих великих предков, за свой народ, за своё Отечество. И по этой причине данная книга обязательна для прочтения всем тем, кому русская история интересна и небезразлична, всем тем, кто хочет гордиться своими предками, их доблестью.

Причиной начала войны является тот факт, что Россия всячески саботировала участие в континентальной блокады и это возмущало Наполеона. Русский император с каждым годом всё больше проявлял свою независимость. Разумеется, это не могло не привести к войне. Экономический кризис 1811 года, вызванный, прежде всего, континентальной блокадой, окончательно подтолкнул французского императора к принятию самоубийственного решения о походе на Россию.  Планировалось разбить русскую армию в приграничном сражении и заставить Александра подписать новый мирный договор, принуждавший его к строгому соблюдению блокады. Иного выхода, чтобы одержать победу в противостоянии с Англией, Наполеон не видел.

Думаю, всем нам известно, что думал по поводу нашествия Наполеона персонаж романа Достоевского «Братья Карамазовы» лакей Смердяков: «В Двенадцатом  году  было  на  Россию  великое нашествие императора  Наполеона  французского  первого,  отца  нынешнему[1],  и хорошо кабы нас тогда покорили эти самые французы: Умная нация  покорила  бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с»[2]. Есть мысли и о том, что Наполеон хотел «освободить русских крестьян», что он пришёл в Россию «как освободитель». Но Евгений Викторович в своей книге решительно высказывается против подобного: «Завоевателем, а не освободителем вступил Наполеон в Россию. Не об уничтожении крепостного права думал он, а о том, чтобы погнать потом в случае удачи эту крепостную массу в качестве «вспомогательных войск» (его собственное выражение) на Гималаи и за Гималаи, в Индию»[3]. Мало того, он откровенно покровительствовал в оккупированных Литве и Белоруссии местным польским помещикам, угнетавшим русских крепостных. В ответ они восставали и принимали активное участие в партизанской войне, в сопротивлении завоевателям. Современное белорусское руководство же, к сожалению, всё чаще становится сегодня на позицию Смердякова, против чего активно выступает современный русский историк и один из авторов сайта «Спутник и Погром» Кирилл Аверьянов-Минский[4].

Сам Наполеон лживо говорил потом, что будто бы его неоднократно просили сами крестьяне, чтобы он их освободил. Об этом говорилось в речи заседании сената 20 декабря 1812 года: «Я мог бы вооружить наибольшую часть ее населения против ее же самой (против России. — Е. Т.), провозгласив свободу рабов. Большое количество деревень меня об этом просило. Но когда я узнал грубость нравов этого многочисленного класса русского народа, я отказался от этой меры, которая предала бы смерти, разграблению и самым страшным мукам много семейств»[5] и в письме вестфальскому королю Жерому Бонапарту от 18 января 1813 года: «Большое количество обитателей деревень просили у меня декрета, который дал бы им свободу, и обещали взяться за оружие в помощь мне. Но в стране, где средний класс малочислен, и когда, испуганные разрушением Москвы, удалились люди этого класса (без которых было невозможно направлять и удерживать в должных границах движение, раз уже сообщенное большим массам), я почувствовал, что вооружить население рабов — это значило обречь страну на страшные бедствия; у меня и мысли о том не было»[6]. Разумеется, «ничего похожего на «многочисленные» прошения деревень ни в одном исходящем за время русского похода от французов и от самого Наполеона свидетельстве, ни в одном письме, ни в одном даже беглом указании»[7] не было обнаружено. Зато имели место восстания белорусских крестьян против помещичьего гнёта (польского). Помещики бежали в расположение наполеоновской армии и просили «вооруженной помощи против крестьян, умоляют о карательных экспедициях, так как вновь учрежденная Наполеоном польская и литовская жандармерия недостаточно сильна, и французское командование с полной готовностью усмиряет крестьян и восстанавливает в неприкосновенности все крепостные порядки. Таким образом, уже действия Наполеона в Литве и Белоруссии, занятых его войсками, показывали, что он не только не собирался помогать крестьянам в их самостоятельной попытке сбросить цепи рабства, но что он будет всей своей мощью поддерживать крепостников-дворян и железной рукой подавлять всякий крестьянский протест против помещиков. Это согласовалось с его политикой: он считал польских и литовских дворян основной политической силой в этих местах и не только не желал их отпугивать, внушая их крестьянам мысль об освобождении, но и подавлял своей военной силой огромные волнения в Белоруссии»[8]. Русский офицер, действовавший в отряде Винценгероде Александр Бенкендорф (тот самый) писал следующее: «Дворяне этих губерний Белоруссии... дорого заплатили за желание освободиться от русского владычества. Их крестьяне сочли себя свободными от ужасного и бедственного рабства, под гнетом которого они находились благодаря скупости и разврату дворян. Они взбунтовались почти во всех деревнях, переломали мебель в домах своих господ, уничтожили фабрики и все заведения и находили в разрушении жилищ своих мелких тиранов столько же варварского наслаждения, сколько последние употребили искусства, чтобы довести их до нищеты. Французская стража, исходатайствованная дворянами для защиты от своих крестьян, еще более усилила бешенство народа, а жандармы или оставались равнодушными свидетелями беспорядков, или не имели средств, чтобы им помешать»[9]. О том же писал и маршал Сен-Сир[10]. Кстати сказать, лояльность русскому Государю проявили евреи, коих во множество проживало тогда на территории Белоруссии и Литвы. Об этом, в частности, пишет в своих воспоминаниях Денис Давыдов: «Напротив того, все вообще евреи, обитавшие в Польше, были к нам столь преданы, что, при всей алчности к наживе и корыстолюбию, они во все время отказывались от лазутчества противу нас и всегда и всюду давали нам неоднократные и важнейшие известия о неприятеле. <�…> Девятого числа я вступил в город [Гродно – С.З.] со всею партиею моею. У въезда оного ожидал меня весь кагал еврейский. Желая изъявить евреям благодарность мою за приверженность их к русским, я выслушал речь главного из них без улыбки, сказал ему несколько благосклонных слов <�…> Зная приверженность евреев к русским, я избираю кагального в начальники высшей полиции и возлагаю на него ответственность за всякого рода беспорядки, могущие возникнуть в городе, так, как и за все тайные совещания, о коих начальник города не будет извещен. Кагального дело — выбрать из евреев помощников для надзора как за полицией), так и за всеми польскими обывателями города. Кагальный должен помнить и гордиться властью, которою я облекаю его и евреев, и знать, что ревность его и их будут известны вышнему начальству»[11]. В связи с современными событиями, не могу не привести интересного примера – цитату из «Записок» ростовского купца Маракуева: «Малороссиянская чернь с внутренним удовлетворением принимала успехи французов: в ней ещё не угас крамольный дух польский»[12]. С тех пор прошло чуть больше 200 лет…

Вообще же в книге этой настолько много примеров русского героизма, героизма русских солдат и офицеров, русских крестьян и партизан, что я просто не буду говорить о них в рецензии по причине их обилия. Самое главное, что у Тарле практически основным рефреном, постоянно и всюду звучит слово РУССКИЙ. Именно русский народ является победителем в этой войне, именно русский народ оказал серьёзное и решительное сопротивление иноземным захватчикам. Собственно. Именно об этом, прежде всего, и повествует данная книга, которая имеет важное значение для самой нашей национальной русской историографии.

Закончить данный текст мне бы хотелось обращением к уже неоднократно упоминавшемуся мною англо-французскому противостоянию, имевшему место быть в то самое время. При штабе Кутузова находился в течение войны его «наиболее влиятельный враг», коим являлся английский комиссар при русской армии генерал сэр Роберт Вильсон, которого Михаил Леонтьев называет «основателем английской и западной русофобии». После возвращения домой, В Англию, «он занялся антирусской кампанией, обвиняя русских в варварстве, уничтожении пленных, каннибализме… В 1817 году Вильсон выпустил антироссийский памфлет «Описание военной и политической мощи России»»[13]. Он и британский посол в Петербурге лорд Каткэрт считали, что кутузовская стратегия (выгнать врага из России, а самим остановиться на берегу Немана) противоречит интересам английской политики. Вильсон тайно следил за фельдмаршалом и доносил о нём царю, у которого пользовался большим доверием, тем более, что тот сильно не любил полководца. Из Англии в Россию шли деньги, «как всегда в таких случаях, когда англичанам нужно было при помощи чужих армий одолеть грозного врага»[14]. Английский генерал вёл себя с Кутузовым довольно нагло, словно бы тот был выжившим из ума стариком, а не главнокомандующим русской армией, пользуясь покровительством русского царя. «Останется ли в силе континентальная блокада, порождающая в Англии нищету и безработицу, - это было гнетущей, близкой заботой для англичан»[15], пишет Евгений Викторович. Английские аристократические друзья графа Семёна Романовича Воронцова писали ему в сентябре 1812 года о том, что «бирмингемские рабочие горько жалуются, что у них нет работы»[16]. Фактически, в Британии в тот момент была серьёзная угроза социального взрыва, вызванная континентальной блокадой. Посему британский истеблишмент выражал сильную боязнь, что Александр может как и в 1807 году снова заключить мир с Наполеоном. Поэтому Вильсон открыто протестовал против того, чтобы Кутузов принимал графа Лористона, посланного французским императором с предложением мира. Он написал русскому царю гневное письмо, в котором буквально грозил ему гневом Англии, если только он посмеет заключить перемирие или мир с Бонапартом[17]. Об этом же он сообщил и в письме к британскому послу. После Малоярославца, Вильсон вновь пишет гневное письмо к царю, где сообщает следующее: «Лета фельдмаршала и физическая дряхлость могут несколько послужить ему в извинение, и потому можно сожалеть о той слабости, которая заставляет его говорить, что «он не имеет иного желания, как только того, чтобы неприятель оставил Россию», когда от него зависит избавление целого света. Но такая физическая и моральная слабость делают его неспособным к занимаемому им месту, отнимая должное уважение к начальству, и предвещают несчастье в то время, когда вся надежда и пламенная уверенность в успехе должны брать верх»[18]. Для Англии персональная гибель Наполеона либо его плен была единственно важным моментом, который помог бы разрушить его империю. Для Кутузова же важнее всего было освободить Россию с минимальными потерями для русской армии. Вильсон же считал, что под Малоярославцем должна была «состояться новая попытка «избавления» лондонского купечества, ливерпульских судовладельцев, манчестерских ситценабивников от континентальной блокады»[19]. Вильсон писал лорду Каткэрту: «Несчастное отступление от нашей позиции выше Малоярославца... избавило неприятеля от неизбежной погибели и лишило Россию славы, а Европу выгоды кончить революционную войну»[20]. Но Кутузов прекрасно знал, что Вильсон думает вовсе не о спасении и славе России, а исключительно об избавлении Англии от континентальной блокады. Вильсон знал, что Кутузов понимает его и ненавидел ещё больше. Для него и лорда Каткэрта Наполеон был «олицетворением выступившей на гребне революции французской крупной буржуазии, которая вот уже 20 лет почти, с 1793 г., воюет против Англии сначала в западной Германии, потом в Бельгии, потом в Голландии, потом в Италии, потом в Египте, потом в Сирии, потом в Австрии, потом снова в Германии, в Польше, в Испании, в Португалии, снова в Австрии и вот наконец в России. Это — революционная и послереволюционная французская промышленность и торговля, которая 20 лет подряд борется огнем и мечом против Лондона, Манчестера, Бирмингэма, Ливерпуля. Если бы спросить в марте, апреле, мае 1799 г. осажденного в жгучих песках Сирии, в турецкой крепости Акре, сэра Сиднея Смита, кто этот издали видный иногда с гласисов крепости человек в треуголке, кто это осаждает турок, — Сидней Смит, военный советник турецкого паши и душа обороны Акры, ответил бы не колеблясь: «Французская революция», которая если победит, собирается нагрянуть на Индию. Точно так же и сэр Роберт Вильсон на вопрос, кого это дряхлый Кутузов выпустил из рук под Малоярославцем, без колебаний пишет Каткэрту: «Французскую революцию», предводимую все тем же человеком в треуголке, который снова собирался, как 13 лет назад в Сирии, в случае победы идти на ту же Индию»[21].

И вот что пишет в заключении своей работы Евгений Викторович по поводу Англии: «континентальная блокада была покончена русской победой, и английские товары потоками хлынули во все страны Европы, так долго закрытые. Случилось именно то, что предвидел Кутузов, бывший не только замечательным стратегом, но и глубоким политиком, разговаривая с Вильсоном между Красным и Березиной: гибель Наполеона пошла на пользу больше всего именно Англии, а не какой-либо стране континента. Экономическое главенство Англии, обусловленное ее промышленной революцией XVIII в. и рядом других условий и не побежденное никакими отчаянными усилиями всемогущего Наполеона пышно расцвело теперь на долгие десятилетия. В частности русский экспорт, русский импорт, русская валюта оказались в большой зависимости от Лондона. Английские купцы держали себя после падения континентальной блокады в сношениях с русским правительством почти так же самоуверенно и независимо, как представитель их интересов сэр Роберт Вильсон в письмах к Александру и в разговорах с Кутузовым в 1812 г.»[22].

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив