Это случилось здесь: Ленинградские маркизы де Сад
alexander_pavl — 30.07.2016 Долойстыдовцы и экспериментаторы в области семейных отношений стояли на крайнем левом фланге советского общества. Это были комсомольцы и вообще молодёжь, которой принадлежало будущее. Они будоражили и шокировали советских мущан, однако и на правом идеологическом крыле советского общество в двадцатые годы обстановка была отнюдь не домостроевской. По вполне понятным причинам нэпманы и быстро растолстевшие коммунисты нового призыва не слишком доверяли ветрам перемен, не рвались на Машине Времени из «Бани» Маяковского через перевалы времени в светозарное будущее, а ностальгически обращались к прошлому, бормоча под нос «Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть».Не мной замечено, что НЭПовский модерн 20-х годов содран с оригинального стиля «модерн» рубежа веков. Эти чёрные шёлковые чулки, эта истома, декадентская «снежная маска» из вызывающего лёгкий озноб порошка, романсы Вертинского и страсть к пышным театральным постановкам, всё шло оттуда, из тех времён, когда Александр Блок публиковал свои стихи в роскошных до пошлости альманахах «Золотое Руно», а Всеволод Мейерхольд прыгал по сцене, изображая Доктора Дапертутто.
Конечно, с тех пор кое-что изменилось. Блок разбил кочергой гипсовый бюст Апполона и умер, Мейерхольд надел кожаную комиссарскую тужурку и заскрипел сапогами, но зато появились Таиров, «маленький мейерхольд», и Вахтангов, набравший в свой театр самых красивых актрис, поражавший воображение нэпманов и обуржуазившихся партийцев венецианской роскошью сказок Гоцци. Зазумеется, всё это были подделки, в лучшем случае - донашивание старых фраков. Копии картины Бёклина «Остров мёртвых» висели в нэпмановских квартирах только потому что точно такие же (может быть, те же самые) репродукции в 1907 году украшали квартиры адвокатов и дантистов средней руки. Новым советским буржуям так хотелось почувствовать себя наследниками «серебряного века русской культуры», что они не могли устоять перед искушением попытаться восстановить хотя бы некоторые реалии быта «довоенного времени». Ибо «Эх! Жили люди!»
А одной из таких реалий была, как мы помним, склонность культурной элиты к экспериментам в области секса. «Муж хлестал меня узорчатым, вдвое сложенным ремнём», - со вкусом повествовала Анна Ахматова, и сердца тысяч советских барышень и партийных дам сладко замирали при мысли о столь изысканном проявлении любви. Так что появление подпольных публичных домов, предлагающих особо тонкие наслаждения знатокам с изощрёнными вкусами, было неизбежно, как заря коммунизма. Пролетарии, регулярно шлявшиеся в Народный Дом к дешёвым шмарам, воспетым в ФЭКСовском «Чертовом колесе» и ОПОЯЗовском «Конце хазы», не понимали, что интересного в том, чтобы втыкать букет тюльпанов в задницу изысканно обнажённой (только чулки с подвязками и бархотка на шее) кокотки. Но растратчикам казённых денег это нравилось. В принципе, никакой конспирации для подобных дел в те времена не требовалось, но сама атмосфэра эротического underground´a требовала тайны – для полноты стиля. Вот это и погубило утончённых поклонников извращённых сексуальных игр. Чекисты, издавна интересовавшиеся всякими подпольными делами, обратили внимание на странных типов с букетами роз в дрожащих руках и на счёт «раз-два» раскрыли целую кучу «притонов разврата» в Ленинграде и окрестностях Колыбели Революции.
Вся эта история в назидание поучающимся была распубликована в газетах – единственный порнографический репортаж за всё время существования советской прессы! Впрочем, не один репортаж, а серия информационных сообщений «из зала суда». «Этот «неизвестный» - так называет его обвинительное заключение, - который изобрёл «фокус с горящей свечой»... нечто совершенно безумное, верх изощрённости больной фантазии мазохиста, гнусность, о которой нельзя говорить...» О, это была горячая информация! Стоит ли удивляться тому, что одним из самых прилежных читателей серии репортажей был Булгаков Михаил Афанасьевич, завязавший с морфием, но крепко подсевший на сексе? Описания танцев на столах и мучительно сладострастных пыток в наручниках воспламенили воображение автора «Дней Турбиных», и в считанные дни на бумагу вылился текст, составивший одну из самых пикантных пьес репертуара советских театров.
«Зойкина квартира»! Роскошные шлюхи, кокаин, зловещие китайцы с ножами в зубах и коммунисты, сыплющие банкнотами направо и налево! А финал-то, финал! Приходят чекисты и всех забирают – да, эта штука посильнее «Фауста» Гёте... Столичные театры дрались за постановку пьесы, и не даром! Она стала хитом сезона и все, кто не успел посетить салон госпожи Тростянской, могли хотя бы из зрительного зала полюбоваться картинами роскошного разврата. Но волна пролетарского гнева поднялась против романтизации извращённого секса, и пьесу начали запрещать. Злобстовали, конечно, те, кто не достал билетов и те, кого не пустили в гримёрные актрис Вахтанговского театра. Рыков и Сталин, очень любившие Булгакова, пытались спасти пьесу от запрета, но увы! В ту пору цензура была ещё до отвращения демократичной, и решительные протесты вождей не смогли защитить излишне резвого драматурга. Пьесу сняли с репертуара и положили на лёд, где она и пролежала до "НЭПа 2.0" - до девяностых годов.
Чтож, когда подпольные бордели были разгромлены, тогда и НЭП кончился. Иссяк век джаза, затихли ревущие двадцатые годы. Революция закончилась ничем. Термин «секс» исчез из языка. Человек, вслух произносящий словосочетание «половые отношения», моментально опознавался советским народом в качестве «вредителя» и моментально исчезал в сухих и скучных подвалах ГПУ. Весёлых нудисток сменила гипсовая девушка с веслом, супружеские измены стали разбираться на профсоюзных собраниях и садомазохисты в погонах понесли миллионы алых роз не проституткам-профессионалкам, а талантливым дилетанткам из Больших и Малых академических театров великой державы... Маяковский застрелился, Ахматова в очередной раз развелась с очередным мужем и ушла в лесбийское подполье, Булгаков написал пьесу не про шлюх, а про юного Сталина... Всё затихло. На сорок лет на СССР опустилась душная ночь антисексуальной контрреволюции. Мрак отчасти развеялся в 1957 году, после Международного Фестиваля Молодёжи и Студентов, но это уже совсем другая история.
|
</> |