Еще раз о «критериях жизни»

otshelnik_1 — 08.02.2022 Этот текст - продолжение недавней статьи «О “критериях жизни”».
https://otshelnik-1.livejournal.com/30227.html

Речь шла о том, что режиссер Карен Шахназаров предложил нам весьма лестную для нас версию того крушения, которое произошло 30 лет назад.
Напомним, суть ее в том, что никакого нашего поражения в холодной войне не было. Запад нас не побеждал. Просто мы сами, по своей воле, решили сделать мир безопасней, изъять из него непримиримые противоречия, создать атмосферу доверия, сотрудничества и построить мир на новых основах. Мы начали делать это в одностороннем порядке, но коварный Запад не принял нашего возвышенного движения души.

Версия, если и не лестная, то, как минимум, «анестезирующая».
«Анестезия» вещь иногда просто необходимая. Ведь возможны случаи, когда больной может умереть не от самой болезни, а от болевого шока. Иногда осознание всей трагичности происшедшего может иметь не мобилизующий эффект, а, скажем, прямо противоположный. Но «анестезия» в качестве обезболивающего также ведет к гибели. Ведь боль – это сигнал о неблагополучии.

Сегодня в обществе господствует представление о народе, как о сущности, неизменной во времени. Современный русский человек подсознательно и бессознательно проецирует себя на предков. И ничего, кроме «инверсной истории», такой взгляд породить не может.
На самом деле сегодня мы разительно отличаемся даже от самих себя сорокалетней давности.

Русских формировали два основных обстоятельства - климат и география. В стране победившего «материализма» главные материальные факторы, влияющие на формирование любого социума, старательно не замечают. Не замечают того, что русский народ сформировался на территориях, по условиям бытия представляющих собой нечто среднее между Западом и Антарктидой (Одним из первых на это обратил внимание маркиз де Кюстин. К счастью в его сочинении русофобия - отдельно, а размышления умного наблюдательного человека - отдельно.)

С точки зрения Запада, родившегося на «полуострове», обогреваемом двумя «калориферами»: Средиземным морем и Гольфстримом, исторические русские – мутанты, ошибка природы и истории, которую желательно исправить раз и навсегда.
Запад знает, что «правильный» русский – это мертвый русский, по крайней мере, ментально, т. е. «русский», усвоивший чужие критерии жизни.

Но русские, усвоившие «чужие критерии жизни», почему-то полагают, что они остаются русскими, только… меняются «сообразно времени». Всего лишь. Просто мы, дескать, современный вариант русских.
Это поразительное, но, увы, вполне понятное заблуждение приходится наблюдать не только в обществе, но, прежде всего, на самых верхах власти. Как светской, так и церковной (что особенно страшно).

То есть существует якобы некая метафизическая «русскость», некие метафизические «традиционные ценности», которые живут в народе сами по себе, как бы он ни менялся, и что бы с ним ни вытворяли, используя всю мощь и эффективность современных СМИ. Некоторые даже убеждены, что эта русскость сосредоточена в самодельных корниловских фуражках, которые они с истинно «русским чувством» водружают на свои весьма специфические головы.

На самом деле в обществе нет ничего врожденного (кроме текущего уровня дегенеративности). Ценности в новых поколениях сохраняются посредством передачи от поколения к поколению, в результате воспитания. Причем утраченное на определенном этапе в будущем практически невосполнимо.

Помните фильм. Ст. Говорухина «Ворошиловский стрелок»?
Он, кстати, говорил, что фильм всегда «умнее» своего создателя, и с этим трудно не согласиться.
Обратите внимание - девчушку из фильма воспитывал дед. А вот ее мамаша-шалава могла воспитать только такую же или еще большую шалаву. Правда, тогда не было бы и трагического конфликта – девочка вполне добровольно и органично вписалась бы в компанию молодых людей.
Не было бы и сюжета для драмы, а был бы сюжет фильма для взрослых.
Однако деды не могут в массовом порядке воспитывать внуков через головы родителей. К тому же «ворошиловские стрелки» давно уже ушли в мир иной.
Сегодня проблема столкновения «старого» и «нового», надо думать, потеряла свою былую остроту, остроту 90-х. Может быть, отчасти поэтому наше общество и не выглядит столь драматично, как в 90-е.
Для сваренного рака все самое страшное уже позади.

И РИ, и СССР отстроили и защитили люди определенного духовного строя.
Их называли русскими. Они не были ангелами. Иногда от слова «совсем». Но они обладали теми свойствами, которые позволили им построить и РИ, и СССР.
Тот же маркиз де Кюстин признает, что европейцы на подобное в климатических и географических условиях России не способны. Их «критерии жизни» не позволяют им этого.
Даже первоначально незначительные по нынешним меркам изменения нашего духовного строя («критериев жизни») в сторону вестернизации, инициированные «сверху» со второй половины 80-х, способствовали распаду СССР.
А потом на три десятилетия общество пустилось во все тяжкие, в вестернизацию, т. е. в разложение тотальное.

Каждая цивилизация вырабатывает свой тип культуры, создает свою духовную ауру, сообразно условиям и целям своего бытия.
Повторим уже сказанное ранее устами маркиза «интуриста»:

«На севере (в России) цивилизация преследует цели далеко не шуточные. В этих широтах общество созидается не любовью к удовольствиям, не интересами и страстями, которые нетрудно удовлетворить, но могучей волей, осужденной беспрестанно преодолевать препятствия и подвигающей народы на невообразимые усилия.»

Де Кюстин здесь подтверждает правоту русского дворянина Фонвизина.
Западные «критерии жизни», где деньги – это главное божество, были порождены «любовью к удовольствиям и страстями», которые в условиях Запада (по сравнению с Россией) нетрудно удовлетворить.
Кстати, по-русски «страсть» - почти синоним греха.

Маркиз, сравнивая русское общество 1839 года с французским, сетует:

«Великолепная учтивость здесь (в России) — естественное свойство человека… Во Франции теперь ничем нельзя обменяться полюбовно, все надо вырывать у людей, одержимых честолюбием или страхом. Ум ценится лишь постольку, поскольку можно извлечь из него выгоду, и даже беседа вдруг прерывается, едва ее перестает оживлять тайный расчет.»

«Естественное свойство человека».
Просто человека.
Беседа, как просто участие.

- А что всем интересно, как у меня дела?
- Не-а, не интересно.
- А что же тогда спрашивают?
- Просто так. Здесь все просто так, кроме денег.

Россия в отличие от Запада не могла складываться на основе меркантильного интереса. Еще раз повторим – на основе, ибо сам меркантильный интерес повседневно присутствует в жизни любого человека.

Если этот меркантильный интерес уподобить естественной силе земного притяжения, то Запад можно уподобить вогнутой поверхности. Люди-частицы на этой плоскости силой земного притяжения (меркантильного интереса, тяги к удовольствиям) все равно стягиваются воедино, во всяком случае, притяжение грешной земли не грозит обществу распылением, не ослабляет его существенно, скорее, наоборот.

А Россия подобна выпуклой поверхности. Сила притяжения грешной земли стремится общество рассыпать. Для его существования необходимо некое нематериальное, идеальное объединяющее начало.

В основе русской цивилизации, по мнению французского «интуриста», лежит воля, причем, не просто воля, а воля могучая.
Воля, основанная на вере в Россию, в необходимость ее существования, как бы эта вера ни выражалась, и под каким бы «измом» она ни выступала.

В Россию можно только верить, ибо любые меркантильно рациональные рассуждения неизбежно приводят к мысли о ненужности ее существования. К мысли о необходимости прислониться куда-либо, войти, наконец-то, в какую-либо «семью цивилизованных народов», например, предложить Россию в качестве материала для строительства «Европы от Лиссабона до Владивостока».

И сегодня в основе нашего общества никаких традиционных для России скреп нет.
Нет ни воли, ни идеи. («Нужна только политическая воля…», «просто нет политической воли…», «вот будет политическая воля…»).
Мы буквально погружены в эти сетования по поводу отсутствия «политической воли» на все хорошее и необходимое, а также по поводу отсутствия «смыслов», «идеологии» и каких-либо «национальных идей», т. е. всего того, что стояло бы над совокупностью меркантильных интересов граждан.
Впрочем, складывается впечатление, что переживают по этому поводу только остатки «совков» в телевизионных студиях.

Для западной цивилизации такая «централизованная» воля особо не требовалась, ибо «земля и небо соревновались в щедрости, облегчая и украшая жизнь людей». Сами внешние обстоятельства лелеяли и баюкали в западном обществе любовь к удовольствиям и воспитывали страсти, которым в человеке, в отличие от животного, нет границ. Сегодня мы ясно видим плоды этой безграничной тяги к «кайфу»…

Маркиз пишет о дореформенной России:

«Я не стал бы упоминать о недостатках этой обделенной Богом земли, …не подчеркивай русские своего полного презрения ко всему, чего лишено их отечество: они довольны всем, вплоть до климата, вплоть до почвы…»

Все верно, без этого презрения к чужому богатству и благополучию Россия не только не смогла бы существовать, но она даже и не сложилась бы.
Маркиз, раздраженный слепой верой нищих (в сравнении с Западом) русских в превосходство своей страны, причем буквально во всем, называет их «фанфаронами от природы».

Русская классика все это описала многократно - и гротескно, и драматически.
Лесковский Левша верит в превосходство России во всем безгранично, как и атаман Платов.
Когда русские становятся по-западному рациональными и рассудительными, они предают.
«Это безрассудок», - говорит атаману Платову государь Александр Павлович. Верно, это «безрассудок», то есть «безрассудная вера».

«Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25-го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, другое — было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, — все это ежели и стоит чего-нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник-рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет сто́ить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих усилий, суда над жизнью.»

«А из золота мы построим общественные нужники» - это у нас вовсе не марксистское.
В более позднем варианте, уже по-житейски смягченном:
«У советских собственная гордость.»

Понятно, что общественные нужники из золота и золотые унитазы «новых русских» - это диаметрально противоположные вещи.
Все, что изначально легло в основу «новой России» было прямо противоположно исходным русским критериям жизни. В ее основание легло именно хамское презрение к своей стране, не имевшей многого из того, что имелось на Западе: не было ни джинсов, ни жвачки…
Вообще, как можно было думать тогда о какой-то там геополитике, о каких-то письменных гарантиях Запада, когда в стране не было элементарных вещей – жвачки не было!
Конечно, нас тогда обманули, просто откровенно кинули, нагло воспользовались нашими лишениями и отсутствием самого необходимого.

Как уже сказано, каждая цивилизация вырабатывает свои критерии жизни и соответствующие им культурные стандарты, сообразно целям и задачам, которые она перед собой ставит. Эти цели и задачи могут и не проговариваться явно, но они живут в коллективном бессознательном народа.
В России у народа-победителя не могло быть гедонистических критериев жизни. Если в России общество по своим установкам и поведению становится «как на Западе», то это неизбежно сопряжено с утратами результатов былых Побед. В России такой народ победителем оставаться не может.
Не НАТО продвигается на восток, а русский мир, утрачивая русскость, сжимается как «шагреневая кожа». Казалось бы, по третьему закону Ньютона - что в лоб, что по лбу. Но на самом деле второе будет точнее.

СССР в сравнении с Западом напоминал «монастырь».
А Запад по сравнению с СССР напоминал нечто среднее между «ярмаркой» и «борделем».
Это, конечно, гипербола, но по существу это верно, и так было даже в РИ времен Фонвизина, о чем свидетельствовал и сам писатель.

Увы, Карен Георгиевич, все намного прозаичнее, нежели Вы пытаетесь представить. И, к сожалению, необратимее.
Просто в конце 80-х насельники «монастыря», сломя голову, побежали в «бордель», предав почти все геополитические и культурные завоевания предков. Во всяком случае, изрядную их часть. Не все, конечно, побежали, но цивилизационная судьба - одна на всех.
И это на самом деле было в известном смысле историческим разрывом с тысячелетним русским миром.
«Русский капитализм» - это оксюморон.
Такой же, например, как «русское порно».
И художник-кинематографист не может не чувствовать этого.
Не было в том порыве ничего святого.
А активная поддержка РПЦ этого безумия (в качестве «духовного возрождения» после 70-летия «безбожия») - факт по-настоящему страшный. Но факт этот указывает все в том же, предельно прискорбном направлении.

Сетования М.О. Меньшикова 122-летней давности на то, что народ русский не выработал такой же «роскошной культуры», как западная, напоминают нынешний жалкий лепет оправданий: дескать, советский кинематограф и советская эстрада по привлекательности были несравнимы с Голливудом и западной поп-музыкой.
ПО ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТИ!
Они повинуются тому, что ВЛЕЧЕТ. Внутреннего стержня нет.
Никакой «полного презрения ко всему, чего лишено их отечество», никакой «русской фанаберии».
Это речи людей уже свободных, отвязанных от конкретной цивилизации. Они, как «грамотные потребители» на «рынке цивилизаций», выбирают себе «критерии жизни» по «привлекательности». Они щупают «критерии жизни» так же, как на рынке щупают джинсовую ткань, или выбирают жевательную резинку с нужным вкусом.

Конечно, «монастырская» литература «совка» была слишком «пресной»: ни тебе «Лолиты», ни похождений «Эммануэль».
Кто же согласится в таком «монастыре» жить?
Вот мы и рванули из «совка» и правильно сделали. Эти партийные бюрократы сами виноваты в разрушении страны, не смогли создать в СССР «привлекательных условий». Что, разве трудно было в подвальном помещении «монастыря» оборудовать уютный «кабак» и несколько «массажных салонов»?

Культура – это, прежде всего, совокупность taboo, совокупность ограничений и запретов. И в западной культуре эти рамки всегда были неизмеримо шире, нежели в русской. Европейцы могли себе это позволить, обстоятельства их бытия допускали это. И Фонвизин и де Кюстин в один голос утверждают, что западная цивилизация во многом формировалась жаждой удовлетворения страстей.
Такие предельно разные мыслители, как Ф. Достоевский и К. Маркс, ясно предвидели, что подобная «жажда» неизбежно ведет к постмодернистскому расчеловечиванию.

Достоевского на Западе поражала, прежде всего, фальшь взаимоотношений даже между самыми близкими людьми, между членами семьи, ибо уже тогда «рынок» поселился практически всюду, и везде, где он поселился, все стало «просто так». Все, кроме денег, конечно.
Внешне казалось, что все традиционные ценности добуржуазного общества сохранились и в обществе буржуазном и даже красуются «на знамени». Однако эти ценности перестали быть ВНУТРЕННЕЙ потребностью человека, они стали чисто ВНЕШНЕЙ по отношению к людям системой правил.
Как написал маркиз о России 1839 года:

«великолепная учтивость здесь — естественное свойство человека…»

А в тогдашней Франции учтивость была уже только меркантильно целесообразной формой поведения.

«И даже беседа вдруг прерывается, едва ее перестает оживлять тайный расчет.»

«Основоположник» мыслил в совершенно иных категориях, нежели Достоевский, но он обозначил тогдашнюю болезнь по существу так же: «отчуждение от родовой сущности». Впрочем, это к С.Е. Кургиняну, это его «епархия», а у меня с классиками марксизма-ленинизма отношения не сложились с институтской скамьи. Никаких предубеждений, просто – не мое.

Во времена Достоевского (как, впрочем, и позднее) жители Запада на самом деле не замечали своей «ущербности», ведь они были ущербными только в глазах русского путешественника, представителя традиционного общества. Это общечеловеческое свойство. Мы ведь на самом деле не замечаем, как изменились за последние десятилетия. Именно эта способность не замечать собственных изменений лежит в основе нашей уверенности, будто мы не потерпели поражение.

Нынешняя постмодернистская судьба Запада уже в XIX веке была предрешена.
Но к началу ХХ века, благодаря реформам Александра II, судьбы России и Запада оказались в известной степени переплетены. «Реакционер» М. Меньшиков 122 года назад в статье «Кончина века» утверждал, что для спасения России ее судьбу нужно оторвать от судьбы Запада.
Это было сделано. Это стоило огромных усилий и гигантских жертв (Меньшиков был расстрелян одним из первых), но это было сделано.
В целом «устаканившийся» СССР был даже консервативнее РИ, которая с начала реформ Александра II уже прошла кое-какой путь по общей с Западом «прогрессивной» дорожке. «Инерция» этого «прогрессивного» движения ощущалась в СССР вплоть до начала 30-х (ведь большевики сами изначально были частью «прогрессивного движения»). Но затем эту инерцию погасили и занялись «дезинфекцией» и «консервацией».

Помните речь Сталина в 1931-м году? Про то, что мы отстали от развитых стран Запада на 50-100 лет, и нам нужно пробежать этот путь за 10 лет, иначе нас сомнут.
Задача была - догнать и перегнать Запад.
Но речь шла только об экономике, о технологиях, об образовании.
А вот что касается «ценностей», то работал наш собственный «железный занавес».
«Руссо туристо – облико морале!»
Нужно было получить все «ништяки» классического западного модерна и в то же время увернуться от его неизбежных в капиталистическом варианте пагубных, разрушительных последствий.
Нужно было реализовать АЛЬТЕРНАТИВУ.

Учитывая порочность человеческой натуры, это было не просто. Кроме предпринимавшихся гигантских воспитательных усилий, потребовались жесткие запреты, регламентация и даже репрессии. Все, кто жили в СССР, должны помнить, что он напоминал светский монастырь.

В новейшее время главные достижения СССР были ТУПО сожжены. Не растрачены, а именно ТУПО сожжены

Во-первых, была уничтожена обрабатывающая промышленность, и сознательно осуществлена деиндустриализация страны. Было уничтожено то, что жертвенно, «бегом» создавалось в процессе преодоления 50-100 летнего отставания от развитого Запада.

А во–вторых, сохранявшиеся в СССР традиционные ценности были стремительно и агрессивно сожжены в горниле прозападного «перевоспитания», в частности в горниле той же сексуальной революции, сознательно организованной и проведенной властями «новой России». Мы, например, даже не заметили, как под колокольный звон и лукавые причитания о «возрождении духовности» в стране полностью исчезла категория стыда.
Россия была приведена к «западным стандартам».

В этом смысле она стала частью Западного мира.
И даже во многих аспектах – самой передовой его частью.
В вопросе продвинутых «общечеловеческих ценностей» мы в консервативном СССР отстали от развитых стран на 50-100 лет, но пробежали этот путь при Ельцине и Путине стремительно за каких-то 1.5 – 2 десятилетия. Как стахановцы.
В этом плане мы похожи на своих дедов, только при этом мы совершали «подвиги» совершенно противоположные во всех смыслах.

Трагично то, что «критерии жизни» и культура, выработанные цивилизацией, не закрепляются за ней намертво. Культуре с широкими рамками taboo, влияние более аскетичной культуры не страшно.
А вот обратное не справедливо от слова «совсем».
Это хорошо видно на примере «культурного обмена» 60-х.
Мы к ним туда - Большой театр, ансамбли Александрова и Моисеева, «Березку», а они к нам - «поп-арт». При этом сегодня даже американские документалисты признают, что репертуар с их стороны, как правило, формировался ЦРУ. Внедрять «критерии жизни» через культурное влияние намного надежнее, нежели непосредственно, доктринально.

Дело не в том, что у народа русского (согласно сетованиям того же М. Меньшикова) не хватило сил выработать такую же «роскошную» культуру, как на Западе. Советский народ создал культуру, превосходившую американскую. США при всем своем желании не могли бы адекватно ответить нам «по обмену».
Просто русская культура и не могла быть «роскошной» в западном духе. Она могла быть только строгой, и строгость эта была пропорциональна ее глубине.
Французский маркиз это почувствовал сразу.

«Суровость восточного обряда благоприятствует искусству; церковное пение звучит у русских очень просто, но поистине божественно. Мне казалось, что я слышу, как бьются вдали шестьдесят миллионов сердец - живой оркестр, негромко вторящий торжественной песне священнослужителей...»

Именно «суровость благоприятствует искусству»!
«Просто, но божественно»…

Дело в том, что наша культура всегда требовала движения вверх, она требовала духовных усилий. Она задавала узкие рамки дозволенного.
А западная культура эти рамки широко раздвигала, при этом недопустимое с точки зрения русской культуры, становилось допустимым, ибо обретало культурные формы и, как следствие, «права законности». Западная культура снисходила до человеческий слабостей и возводила их в разряд нормы. А потом то же самое она проделывала с пороками.

Запад напоминал организм, относительно устойчивый к яду, который сам же и вырабатывал. Но для русских это снадобье было разрушительно. Русские наблюдая Запад, богатый и весело распутный, на самом деле не понимали источников его богатства, а бараны-провокаторы прозрачно намекали, что свобода веселого распутства – это и есть необходимая предпосылка богатства и силы.
«Все жанры хороши, кроме скучного!»

Создав высочайшую культуру, народ наш в следующих поколениях оказался бессилен удержаться в задаваемых ею рамках и в рамках русских «критериев жизни». Словом, у народа не хватило сил в должной мере оставаться русским.

Где-то со второй половины 80-х стал ходить по рукам документ под названием «План Даллеса». Я его прочитал в 1987-м. Полагаю, никакой Даллес его не писал. И ЦРУ к написанию именно этого документа отношения не имеет. Написан он был, скорее, в КГБ или в одном из идеологических отделов ЦК КПСС, в тщетной попытке «предупредить» и «предотвратить».
Запад не создавал никакой своей культуры специально для нас, для нашего разложения. «ЦРУ» имеет отношение не к созданию документа, а к тому, что в нем изложено.

Запад пытался всеми правдами и неправдами продвинуть в СССР свои критерии жизни через свою культурную продукцию с наиболее широкими рамками дозволенного.
Задача ведомств типа ЦРУ заключалась в отборе продукции и в использовании различных трещин в «железном занавесе» для ее внедрения в СССР.
Ну и, конечно, в мобилизации наших внутренних прозападных «хохмачей», внутренних «легионеров». Ведь у самого Запада с чувством умора (по русским критериям) дело обстоит, прямо скажем, неважно. (Русским еще «советского разлива» юмор «Полицейских академий» недоступен. Это сегодня многие заливисто смеются, пройдя «вестернизацию».)

А, уже начиная с рубежа 80-90-х, общество «новой России» через наши собственные СМИ, наши собственные системы воспитания и образования было буквально погружено в ЦРУшную информационно-культурную ауру.

В «новой России» то, что раньше в СССР лишь сочилось через трещины «железного занавеса», уже свободно омывало самые потаенные закоулки народной души, причем от стариков до младенцев. И, строго говоря, продолжает омывать. Может быть не так откровенно, как раньше, но продолжает.
Уже целые поколения на этом выросли. И продолжают подрастать.

В «Плане» этом (без разницы, кто его написал) были, кстати, такие слова:

«Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания.»

«Необратимое» здесь - самое страшное слово.
«Эпизод за эпизодом».
Проблема в том, что по мере угасания самосознания народ перестает воспринимать угасание как угасание. Ну, вы чё, просто эпоха сейчас другая…
Со ступенечки на ступенечку. Эпизод за эпизодом.
Как говаривал один персонаж Федора Михайловича:

«Ко всему привыкает подлец человек…»

Не касаясь общих взлядов академика В.Л. Гинзбурга, напомним его высказывание о том, что в будущем наши СМИ и, прежде всего, телевидение будут признаны преступными организациями.
Не будут.
СМИ как раз и формируют такое общество ближайшего будущего, которое их преступными считать никоим образом не будет.

Тем более, что зачастую с русофобией сегодня воюют журналисты, политики и политологи, которые еще менее 10 лет назад воевали с теми немногими, кто пытался о русофобии говорить. «Русофобия» - это, дескать, выдумки маргиналов, это что-то вроде бредней о «рептилоидах».

Нет претензий. Изменились и изменились.
Такие люди «меняются» просто.

Однако изменить морально-политическое состояние общества по направлению «вверх» - чрезвычайно сложно. Общество привыкает двигаться «вниз», и многие из тех, кто его «двигают», за четверть века просто забывают, что такое «верх». Они это просто уже не помнят, даже без всякого злого умысла. А те, кто помоложе, этого никогда и не знали.

Все-таки, 30 лет…
Это уже эпоха…

Сохранено