Еще раз о 1920 годах. Часть первая.

anlazz — 12.01.2017 В прошлой заметке, посвященной идее товарища Долоева вернуть нам «эстетику 1920 годов», я упомянул о том, что  тема является гораздо более фундаментальной, нежели кажется на первый взгляд. Речь идет вот о чем: в свое время большевики получили страну не просто в кризисе, а в Суперкризисе – т.е., в ситуации, когда выйти из создавшегося положения невозможно иначе, как через разрушение системы и «откат» ее на более «низкий уровень». (Применительно к России – через развал, и, скорее всего, через полную утрату независимости.) Однако в итоге произошло все совершенно иначе – страна не только сохранила свою целостность и суверенитет, но и сумела стать мировой сверхдержавой. Собственно, само по себе разрешение подобной неразрешимой задачи является достаточноым для того, чтобы обратить на нее внимание. А с учетом того, что в настоящее время мы, похоже, переживаем похожий Суперкризис,  данный опыт становится поистине бесценным.

Поэтому попытка обрести свой идеал именно в 1920 годах выглядит абсолютно логичной. Поскольку, ИМХО, брать более позднее время – те же 1930, не говоря уж о «Золотом веке» человечества (1950-1970 годах) – сейчас нет смысла. И не потому, что «Сталина у нас нет», а потому, что весь последующий взлет СССР (и всего человечества) основывался именно на том выборе пути, что был сделан в 1920 годы.

И не только в политическом плане – достаточно вспомнить «Общество изучения межпланетных сообщений», основанное в 1924 году. Собственно, я уже несколько раз приводил этот факт, как, наверное, самый яркий символ эпохи: в голодной и холодной Москве 1924 года собираются люди, которые хотят… лететь на другие планеты. И, что самое главное – им это удается. Нет, не сразу, конечно, и не «первым составом» - но именно ученик Цандера (основателя «Общества»), и поклонник Циолковского (другой основатель «Общества»), Сергей Павлович Королев оказался первым в истории, кто смог построить аппарат, покинувший Землю.

То есть, можно сказать, что в данный период закладывались проекты, принесшие свои плоды спустя десятилетия! Впрочем, можно вспомнить о еще более глобальных задумках, через два-три десятка лет претворившихся в силы мирового значения. К примеру, проект электрификации страна – ГОЭЛРО - был представлен Лениным в 1920 году на VIII Всероссийском Съезде Советов. Страна лежала в руинах, электричества не было даже в крупных городах. (Да что электричество, банально есть было нечего.) А председатель Совнаркома давал задание на разработку проекта обеспечения самым передовым видом энергии самых отдаленных городов и поселков. Эта мысль казалась настолько странной, что даже Герберт Уэллс, симпатизирующий Советской России, посчитал ее бессмысленной. Уэллс назвал Владимира Ильича «Кремлевским мечтателем» - в хорошем смысле слова – но при он этом даже не мог допустить, что все задуманное будет выполнено. Электрифицировать Россию тогда, когда электричества нет у многих жителей развитых стран – что может быть абсурднее? Тем не менее, данный проект оказался не просто выполнен – но перевыполнен: уже к концу 1930 годов мест, где бы не светила «лампочка Ильича», почти не осталось.

Или, к примеру, в это же самое время был заложен «хребет» советского авиастроения. Еще в 1918 году по распоряжению Ленина был создан Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), ставший базой для указанной отрасли. И остающийся ей до сих пор! А уже в 1923 году работник данного института, Андрей Николаевич Туполев, строит первый в стране цельнометаллический самолет АНТ-1. Еще раз напомню – Гражданская война только закончилась, большая часть заводов стоит а большая часть городского населения живет своими огородами или перепродажей того, что еще осталось. И в этих условиях строят передовой - даже по мировым стандартам - самолет. Причем, что еще интереснее – из отечественного материала «кольчугалюминий» (по названию поселка Кольчугино, где его производили). Последний являлся аналогом знаменитого «дюраля», сплава из немецкого города Дюрен, полученного в 1917 году. «Дюраль», как известно, открыл дорогу практического использования алюминия в авиации – да и вообще, дорогу к самолетам в современном смысле слова. А сплав из Кольчугино сделал то же самое для Страны Советов. И выплавлен данный "кольчугалюминий" был в том же 1922 году.


И таких примеров – масса. Удивительным образом, разоренная и «расколотая» - по мнению наших современников - страна занималась такими делами, которые еще недавно нельзя было представить. Это, удивительным образом, позволяет пересмотреть саму идею «расколотой нации», и однозначно негативное восприятие подобного состояния, являющееся в настоящее время непререкаемой истиной. Еще больше «масла в огонь» может подлить та широко известная информация, что огромное количество раннесоветских достижений, на самом деле, имеют более давнюю историю. К примеру, упомянутый выше план ГОЭЛРО начал разрабатываться еще в рамках знаменитой «Комиссии по изучению естественных производительных сил», созданной в 1915 году. А по факту работать над идеей электрификации страны начали еще раньше. Так же, например, еще до революции российскими учеными была поставлена задача изучения радия – перспективного элемента, открытого в 1898 году супругами Кюри. Однако Радиевый Институт – главный научный центр изучения радиоактивных веществ – был создан только в 1922 году.

Самое интересное тут то, что у руля созданного учреждения встал Владимир Иванович Вернадский – человек, отношения которого с Советской Властью были, мягко сказать, не блестящими. Кадет, профессор и приват-доцент – в общем, человек весьма успешный в «прошлой жизни». Жил в прекрасной квартире с необходимым числом комнат (привет Булгакову!), преподавал в университете, мог спокойно выезжать в Париж или Вену. Правда, при этом любое начинание Вернадскому приходилось буквально «выдирать» у царского правительства. Сколько сил было положено им и другими русскими учеными, к примеру, на организацию той же КЕПС. А ведь о том, что Россию надо изучать, более того, что Россию надо преобразовывать, большинству образованных людей было ясно еще с середины XIX века! (А Михаил Васильевич Ломоносов говорил об этом еще раньше.) Но – глухо!

Удивительно, но "царский режим" (несмотря на постоянную смену монархов), относился к любым инициативам интеллигенции одинаково: самих интеллигентов кормил и лелеял - даже при учете их вечного либерализма (если они, конечно, не заходили слишком далеко). (Что поделаешь – профессоров мало, поэтому особой возможности гнобить их не было.) Но вот любая инициатива, выходящая за пределы штатных затрат, воспринималась в штыки. Причем, что самое удивительное, не только финансовыми органами.

На самом деле, российское общество периода «Заката Империи» оказывалось в этом плане довольно неоднородно. Точнее, оно буквально раскалывалось на два «лагеря». (Вот он, упомянутый выше «раскол».) Одна его часть желала преображения страны. Причем очень часто желало активно. Эти люди готовы были срываться с мест, как упомянутый выше Вернадский. Из теплых «приват-доцентьих» квартир они по доброй воле пересаживались на телеги, ночевали в избах, а то – и под открытым небом. И все это ради того, чтобы дать России возможность использовать свои богатства. Они готовы были годами ходить по кабинетам, просить, упрашивать, стиснув зубы от омерзения, объяснять бюрократам и чинушам, в чем суть предлагаемых проектов. Они ехали в глубины страны, чтобы лечить детей - и через трубочку ртом отсасывали дифтерийные пленки, ежесекундно рискую самим заболеть и умереть. (И умирали.) Они шли в Сибирь, на поиски месторождений природных ископаемых – вместо того, чтобы честно и добросовестно прожить свою жизнь в теплых кабинетах. Они на свои деньги строили разнообразные машины, довольствуясь при это самым простым бытом – в то время, когда их образование и ум могли позволить прожить если не в роскоши, то в высоком достатке.

Наконец, многие из людей «этой стороны» шли по самому рискованному пути – по пути борьбы с режимом. При этом следует понимать, что "путь революционера" состоят даже не столько в выборе постоянной опасности с риском потери жизни. Но в выборе непрерывной, тяжелой работы, выборе потери постоянного места в жизни, что реально как бы не более тяжелым, нежели указанный выше риск. И, что самое главное, это был выбор практически без надежды увидеть плоды рук своих – поскольку уже после неудач народовольцев стало понятно, что скорой революции в России не ожидается. (Да, в реальности это представление оказывалось неверным – но послезнания у русских революционеров не было.) Впрочем, я бы не выделял особо эту разновидность «служения народу» - поскольку, как сказано выше, положение революционеров не особенно разнилось по сравнению с положением основной части «новаторов». (Скорее можно сказать, что психологически им было легче, нежели остальным – поскольку они уж точно знали, как к ним будет относится и государство, и обыватель.) Для тех же, кто делал своей целью преображение страны в научной, медицинской, технической или, к примеру, педагогической сфере, очень часто было непонятно то отношение, которое заявляла к ним «вторая часть» общества.


В смысле, тот самый «второй лагерь» указанного раскола, который считал своим долгом не просто не интересоваться проектами «первых», но и всячески им препятствовать. И тут стоит сказать две важных вещи. Во-первых, как уже говорилось, к этому «лагерю» относились не только люди, непосредственно имевшие отношение к выделению средств. Если бы речь шла только об этом, то вряд ли можно было говорить о расколе общества – деньги на новые проекты практически всегда и везде дают очень неохотно. (Правда, есть исключения, но о них надо говорить отдельно.) А, во-вторых, стоит понять, что подобное деление вовсе не являлось полным аналогом довольно универсальной дихотомии: «новаторы-консерваторы». Т.е., противниками указанной выше категории людей зачастую оказывались граждане, достаточно прогрессивно настроенные – бизнесмены (купцы), государственные служащие, люди искусства. Более того, часто это были люди, реально любящие свою Родину и заботящиеся о ее процветании.

И поэтому –не желавшие ей перемен. Причем, не только политических – что было бы понятным. Однако «консерватизм» охватывал и иные области – к примеру, группе педагогов, желающих установить в стране всеобщую систему образования (то, что впоследствии сделали большевики) противостояло множество людей, уверенных, что для мужика знание будет не просто лишним – но вредным, ухудшающим качество его жизни. И что гораздо лучше – и для мужика, и для государства – было бы развитие православия, дающего необходимые нравственные скрепы. Еще раз – так думали не только замшелые консерваторы, так считали многие популярные мыслители. Сам расцвет «русской религиозной мысли», случившийся в начале XX века, был, во многом, и построен на указанной максиме: на том, что «плоды Просвещения» оказались не столь уж сладкими, как могло показать ранее. Все эти Флоренские, Бердяевы, Булгаковы или Соловьевы не были какими-то средневековыми фанатиками – напротив, эти люди имели прекрасное образование европейского уровня, обладали знанием о передовых достижениях науки. И – вели речь, к примеру, о «Софии – премудрости Божьей». Или – о Катехоне, и о России в данном качестве.

Еще раз – большинство людей, противившихся развертыванию инноваций в стране, знали про атомарную теорию и про открытия Пастера. Они изучали в гимназиях астрономию. Вполне возможно, что они могли читать о моделях атома Резерфорда и об открытиях Кюри. Они пользовались трамваем и телеграфом, знали об изобретении Попова, и в случае болезни вызывали к себе врача, а не священника. И, тем не менее, они желали остановить распространение просвещения в стране. Причина была проста – они так же знали (быть может не явно) о том, на чем же основывается их довольно приемлемое положение. А основывалось оно исключительно на нищете и бесправии основной массы населения. На разделении «мужики-баре». Поскольку Российская Империя, при всем своем внешнем богатстве, была страной бедной – с низким уровнем прибавочного продукта на одного человека. И обеспечить всех хоть каким-то подобием европейского уровня жизни она не могла.

А значит – единственный шанс «русским европейцам» выжить состоял в том, что делать это он должен был за счет нищеты всех остальных. Разумеется, признаться в этом был тяжело – но неявно подобное представление прекрасно чувствовалось. Например, это проявлялось в убежденности о «душевности» и «духовности» русского общества – раз там существует почтительное отношение к «старшим», т.е., к господам, то значит, оно лучше «бездуховного Запада». Ну, а «нигилисты» - т.е., все противники подобного почтения, разумеется, воспринимались, как посягатели на эту нравственность. Впрочем, указанная бедность и возможность поддержания сколь либо приличного уровня развития лишь за счет запредельного неравенства проявлялась и в иных формах. К примеру, если брать ту же электрификацию, то до Революции значительной проблемой для нее выступала частная собственность. А точнее – дороговизна отчуждения земель для тех же электрических линий: дело в том, что большинству землевладельцев электричество было банально не нужно. Ни помещики, ни кулаки просто не имели достаточно средств для того, чтобы преобразовать свое хозяйство под новые технологии. А значит, к электричеству они относились, как к чисто «внешнему фактору», не «срубить бабла» под которое было бы грехом.

Примерно то же самое можно сказать про любые иные инновации. Слишком велика была бедность России для того, чтобы развертывать в ней систему современной агрономии, строить элеваторы, развивать землеустроительство, и заниматься прочими подобными вещами. Слишком мал был бы доход от подобных титанических затрат. Поэтому большинство жителей Империи – от местных «купчин» до высших чиновников, считало своим долгом блокировать все проекты изменения жизни. (При этом, к примеру, «на искусство», «на роскошь» или «на религию» денег не считали – поскольку от этого всего можно было получить практически немедленную отдачу. Хотя бы и в символическом плане – как в случае с Церковью.)


В общем, можно сказать, что основной водораздел в стране пролегал между теми, кто желал бы развертывания изменений, которые, в будущем, могли бы решить большинство проблем. И теми, кто не желал терять существующее положение, кто желал бы сохранить текущее положение – как основу для существования. Причем, еще раз отмечу, в последнюю категорию попадали не только махровые консерваторы – но и многие «передовые люди»: поэты, писатели, художники, мыслители и т.д., чья деятельность была возможна только благодаря указанному выше «обдиранию мужика». И, если честно, странно было бы от них чего-то иного – если ты не мужик, конечно. Проблема была только в том, что в условиях Суперкризиса сохранение подобного положения было невозможным. Поэтому указанный скрытый «раскол», рано или поздно, но должен был перейти в открытый. Что и случилось. Но об этом будет сказано несколько позднее…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив