
Элекционные беспокойства - 2

Вообще, сама по себе такая идея – посадить на трон в ВКЛ московского великого князя, была в ходу еще с начала XVI в., а во 2-й пол. 60-х гг. она и вовсе обретает второе дыхание – как уже было отмечено, Жигимонтович не имел потомства, так что его место оставалось вакантным за неимением других Ягеллонов по прямой линии (а Иван, как-никак, пусть и по женской линии, но все ж таки потомок самого Витовта, а заодно и поднять вес Литвы в составе «государства двух народов»). Еще в 1566 г. Иван зондировал почву в Литве насчет того, чтобы его старший сын Иван стал великим князем литовским после смерти Жигимонтовича.
С возникновением на месте Польши и Литвы Ржечи Посполитой ситуация усложнилась, однако и куш, который можно было сорвать в случае успеха, был более внушительным. Тут и решение ливонского вопроса, и крымской проблемы (правда, ту как еще посмотреть – так полагают многие современные историки, но так ли думал сам Иван?), и, наконец, решение другой, не менее, если не более важной проблемы с «наследством Ярослава Мудрого» (впрочем, и тут есть проблема – а так ли уж стремился царь к тому, что вернуть вод свою высокую руку тот же Куев и южнорусские земли?). А, может, дело обстояло проще – Иван, выдвигая свою кандидатуру (а разговор об этом он повел осенью 1572 г., когда к нему прибыл гонец из Литвы с известием официальным о смерти Жигимонтовича), стремился не сколько сам сесть на трон Ржечи, сколько не допустить на него невыгодного ему кандидата – а хоть бы и Генрика францужского? В общем, если честно, меня не устраивает мотивация, которую приписывают Ивану современные авторы, а мотивация самого Ивана остается загадкой – можно только опять же выстраивать предположения. Сама медлительность и выжидательная позиция Ивана, который не стал сам отправлять своих послов в Польшу для ведения там агитации в свою пользу (а вот другие потенциальные короли это сделали) как будто свидетельствует в пользу второго предположения, равно как и его поведение в переписке с литовской магнатерией (Иван не только отказался отпускать Федора в Литву, но и прямо заявил, что его сын не девка, чтобы за ним давать приданое, а вот он сам лично был бы непротив стать паном над панами с титулом «царь государь и великий князь всея Руси, киевский, владимирский, московский».
Еще одна проблема возникла в ходе переговоров – Иван пообещал, что он не будет трогать вольности шляхты (и, кстати, в этом нет ничего невозможного – достаточно посмотреть на те гарантии которые он давал ливонским городам, перешедшим под его власть – тому же Дерпту и Нарве, а также и Полоцку), да и насчет веротерпимости современные авторы тоже несколько горячатся – когда ему это было нужно, Иван умел на это дело смотреть сквозь пальцы (опять же та же Ливония тому примером). Но вот против чего Иван выступил однозначно, так это против того, чтобы шляхта сохранила право выбора нового короля – новый круль должен был стать кем-то из его, Ивана, семейства. И здесь Ивана можно понять – он отвечал перед Богом за врученное ему православное царство, а при сохранении выборности Бог весть кому досталось бы объединенное государство трех народов в руки. Оно, такое развитие событий, ему, Ивану , было нужно?
Короче, найти взаимопонимания с литовской магнатерией Ивану не удалось, а она, эта магнатерия, решила сделать все возможное, чтобы царь не смог наладить контакты с польскими сторонниками и прислать своих представителей на выборные сейм. И она в этом преуспела (или Иван не слишком сильно старался, чтобы помешать ей в том?). В конечном итоге выборы прошли без участия русской стороны, и завершились (не без скандалов) избранием Генрика. Тот просидел на троне совсем немного и сбежал обратно во Францию, успев облагодетельствовать своих новых подданных т.н. «Генриковыми артикулами», и побег его стал поводом начать второй элекционный заезд…
Экстракшен, так-скать, Генрика во Францию:

To be continued.
|
</> |