Экономическая целесообразность

Только что разговаривал с "Ветераном Великой Отечественной Филиппом Михайловичем, защитившим Москву от фашистов, сделавшим из бесплодного песчаника в посёлке "Речник" плодородную почву" из Речника. Он всё повторял "яблоньки..." "мой прекрасный сад". А потом я спросил - что он будет делать, когда к нему придут сносить дом. Его ответ, дословный: "А я оболью всё бензином и сожгу... Мне помирать-то не страшно, старый я". Он прожил там 53 года, ему реально некуда и незачем идти. Не знаю, кто там подымается с колен, и почему они застыли в такой неудобной позе на столько времени, но уверен, что если Филиппу Михайловичу придётся взяться за канистру с бензином, никакой Великой России не будет НИКОГДА. Просто не будет и всё.

я делала все, чтобы "держаться". Пообщалась с дружищем, встреча с которым откладывалась несколько раз, и была долгожданной. В ходе нее я рассказала подробности ситуации в Царицыно и "Речнике". Он читает журнал, знает меня не первый год. Вот и сегодня он дал мне выговориться, а потом что-то начал писать на салфетке, затем пояснил. За цифрами, педантично и со знанием дела выписанными, "стояла" "экономическая целесообразность". А именно: за жизнью Филиппа Михайловича, к примеру, стояли "прекрасные" цифры стоимости земли в Крылатском, услуг рейдеров в час, стоимость "забот" многих представителей всего и всех и т.п. Зная мою эмоциональность, мой друг допустил лишь одну "ошибку" за весь день, он сказал: "Ну, что ты хочешь? Это нормально". Зря он это сказал.
Экономическая целесообразность стирает в порошок не только дома ветеранов войны; сжигает музеи, созданные собственными силами; она имеет прихоть пытаться стирать прежнее "я" их обитателей; сводить все их усилия к обвинениям их же в манипуляции общественным мнением; все вопросы о возможностях законного противопоставления к сведенным в зевоте скулам, скуку которых никто не пытается скрыть; пытается формировать "я" тех, кто в потугах от собственной значимости или просто скуки не в состоянии самостоятельно заниматься тем, что собственно составляет основную часть их единственной жизни.  Экономическая целесообразность может менять законы, семьи, гражданства; заменять неугодных партнеров и партнерш, но единственное, что даже она неспособна заметить - это естественное право на "ответ", который будет дан каждым вне зависимости от религиозной принадлежности, степени веры или ее отсутствия. И ответ этот не всегда бывает спрашиваем "после".
Когда я вижу в некоторых городах мира, сохраненные деревья или культурные памятники, мне хочется плакать, потому что я понимаю, что, как и мы, пережив мировые и гражданские войны (по крайней мере, некоторые из них), они, видимо, избежали или победили в главной войне, которую мы без остановки ведем сами с собой, войну "на выживание", а по сути на "изживание" "на корню". И беда вся в том, что "победивших" в этом виде войн, нет и быть не может.  И ежегодным поздравлением, переваливая через ленточку жизни, мы врываемся в "новую жизнь" в стране, в которой нас "никто не держит", единственная и главная связь с которой, по сути, остается в вере и в людях, и в сочетании того и другого. Что не позволяет превратиться в рудимент "счета" и/или "человека" или в зверя. Хотя в последнее время у меня все чаще возникает ощущение, что "идет охота на волков", и волки эти мне - братья.