ЭДУАРД ХРУЦКИЙ. ОСЕНЬ В СОКОЛЬНИКАХ
nikonova_alina — 13.11.2024Часть 3.
Еще одним художником, а точнее, декоратором, которого упоминает в своей повести Эдуард Хруцкий, был француз Пино, автор похищенного вместе с медальонами Лимарева камина:
«…— Ну что же. — Забродин встал и вновь, видимо, почувствовал себя профессором, читающим лекцию студентам Строгановки. — Шесть медальонов работы Лимарева, расписной кафель печки-голландки, его же работы. Старинная фарфоровая облицовка камина, приобретенная предком Сухотина на аукционе в Париже в 1814 году, остатки окон— витражей, также французской работы, и, наконец, редкая по своей красоте отливка и ковка: каминная решетка, основания перил, этажные экраны на лестничных пролетах…»
В тексте не уточняется, какой именно французский художник Пино был автором облицовки камина и, возможно (и весьма вероятно), изделий из кованого металла, видимо также выполненных в стиле рококо.
В истории искусства известен прежде всего декоратор Жан-Батист Пино, который делал резные деревянные панели для Большого дворца Версаля еще при Людовике XIV. Но еще более прославился его сын Николя Пино-Младший, которого без преувеличения можно называть одним из создателей стиля рококо в декоративно-прикладном искусстве. Художественную династию продолжил и единственный сын (но не единственный ребенок) Николя Пино Доминик, ставший скульптором. Но в нашей истории, вероятнее всего, присутствует именно Николя Пино.
Жан-Батист Пино умер, когда его сыну было всего десять лет, но Николя, тем не менее, получил отличную подготовку в области скульптуры и архитектуры, поскольку он занимался в мастерской у архитекторов Жюля Ардуэн Мансара и Жермена Боффрана, занимался скульптурой в Академии Сен-Люка у великого Антуана Куазвокса и часто посещал мастерскую королевского ювелира Тома Жермена.
В 1716 году Франсуа Ле Фор уговорил Николя Пино отправиться в Россию на заработки. Пино уехал вместе с зятем Луи Каравакком и архитектором Александром Леблоном. Считается, что это именно он привез в Петербург традиции «великого версальского стиля», который был тогда образцом для всех европейских государей 18 века. Пино был удостоен чести именоваться «первым скульптором его императорского величества».
В Петербурге Николя Пино занимался оформлением Монплезира и Дубового кабинета в Большом дворце Петергофа. В частнгсти, для Большого зала Монплезира он вместе с Леблоном создавал лепной декор. До нашего времени сохранились восемь из четырнадцати дубовых резных панелей, четыре дверных створки и два десюдепорта Дубового кабинета Большого петергофского дворца. Остальные были уничтожены в годы оккупации Петергофа фашистами. Позднее недостающие панно были воссозданы реставраторами по сохранившимся рисункам самого Пино.
Прекрасное образование, которое получил Пино во Франции у самых известных мастеров, позволило ему в течение десяти лет заниматься в Петербурге абсолютно всеми работами по части архитектуры и декоративного оформления зданий. Он рисовал планы построек, делал постаменты статуй, эскизы оформления лестниц и даже чертежи фонарей, занимался своими проектами от начала и до конца, и лично следил за всеми деталями
Талант и творческая манера Пино полностью соответствовали требованиям Петра Первого, и судя по всему, и художника тоже вполне устраивала работа в строящихся дворцах Санкт-Петербурга.
Во Францию он вернулся уже после смерти Петра. И тогда Пино полностью отказался от архитектурного проектирования и занялся скульптурой и дизайнерскими проектами по оформлению интерьеров частных особняков-отелей, в изобилии строившихся в то время в Париже.
В 1754 году Николя Пино выполнил еще один заказ для императорского двора России. По заказу графа Кирилла Разумовского он выполнил эскиз парадной кареты для императрицы Елизаветы Петровны. Само изделие также выполняли французские мастера: каретный мастер А. Дриллеросс, Франсуа Буше (роспись), Ф. Каффиери Второй (бронзовые детали).
Пино считается одним из основателей стиля французского Регентства и рококо и создателем стиля рокайльного орнамента в области резьбы по дереву. Архитектор Ж.-Ф. Блондель Младший назвал Пино: «Ватто орнамента».
Так что, камин, украшавший московский особняк генерала Лимарева, даже если он и был куплен в начале 19 века на парижском аукционе, а не сделан во время пребывания Пино в России, действительно должен был быть выдающимся произведением искусства.
На самом деле, во всем, что касается этого художественно-исторического фона, к Хруцкому не придерешься. Домашнее задание он выполнил на отлично, не допустив никаких косяков.
Но у меня, после того, как я прочитала книгу до конца, и убедилась, что автор остался верен традициям советской остросюжетной прозы, когда все в общем кончается хорошо, добро побеждает зло, а зло наказывается всей мощью советского правосудия, осталось все же очень неприятное послевкусие. И связано это с тем, как писатель представил людей, связанных с искусством и музеями.
Однозначно положительным героем из этой среды может считаться только художник Забродин, по сути, заново открывший Лимарева широкой публике, а после пропажи его медальонов, поднявший все свои связи, чтобы напрямую обратится к высокому милицейскому начальству. Возможно даже, что прототипом Забродина в какой-то мере стал Савелий Ямщиков, художник-реставратор и историк-искусствовед, действительно открывший заново изрядное количество забытых мастеров русской провинции
Но вот уже руководитель команды реставраторов оказывается человеком с подмоченной репутацией, который когда-то попался в поле зрения правоохранительных органов как участник криминальной группировки, занимавшейся продажей краденых икон. Сам он осужден не был, занимался реставрацией, не зная откуда взялись вещи и для чего предназначены. Но уже этот факт в глазах следователей однозначно записал его в подозреваемые.
А главный злодей вообще в итоге оказался дутой фигурой в мире искусствоведения, получившим свои звания благодаря подлогу и эксплуатации своих педагогов и однокашников. Когда-то его научный руководитель, получивший Государственную премию за сборник, посвященный искусству социалистической Грузии от щедрот вставил в число своих соавторов всех своих дипломников и аспирантов, которые помогали ему в сборе материала, поэтому формально все они тоже считались лауреатами. Позднее он тупо платил своим бывшим однокурсникам за то, что они включали его как соавтора в свои книги.
При этом у него регулярно выходили статьи, он читал лекции, считался популяризатором и пользовался определенным авторитетом в научном мире. А в глубине души мечтал только о деньгах и о возможности сбежать за границу. В искусстве он видел только средство заработка, а такие вещи как художественная, эстетическая и культурная ценность предпочитал переводить в твердую валюту на своих тайных заграничных счетах. Негодяй, да и только.
И поскольку нормальных искусствоведов, которые могли бы показать и другую сторону профессии, в книге нет, читатель, добравшись до финала, остается в уверенности, что все искусствоведы – натуральные негодяи.
Впрочем, может сам Хруцкий, в силу специфики той среды, в которой он постоянно вращался, других искусствоведов в своей жизни и правда не встречал...