Двое в комнате. Я и Ленин — фотографией на белой стене.

Грудой дел,
      суматохой явлений
день отошел,
      постепенно стемнев.
Двое в комнате.
        Я
         и Ленин —
фотографией
       на белой стене.
Рот открыт
      в напряженной речи,
усов
   щетинка
        вздернулась ввысь,
в складках лба
       зажата
           человечья,
в огромный лоб
        огромная мысль.
Должно быть,
       под ним
           проходят тысячи…
Лес флагов…
      рук трава…
Я встал со стула,
        радостью высвечен,
хочется —
     идти,
        приветствовать,
‎рапортовать!

«Товарищ Ленин,
        я вам докладываю
не по службе,
       а по душе.
Товарищ Ленин,
        работа адовая
будет
   сделана
       и делается уже.
Освещаем,
      одеваем нищь и о́голь,
ширится
     добыча
         угля и руды…
А рядом с этим,
        конешно,
             много,
много
   разной
       дряни и ерунды.
Устаешь
    отбиваться и отгрызаться.
Многие
    без вас
        отбились от рук.
Очень
   много
      разных мерзавцев
ходят
   по нашей земле
           и вокруг.
Нету
   им
     ни числа,
          ни клички,
целая
   лента типов
         тянется.
Кулаки
    и волокитчики,
подхалимы,
      сектанты
           и пьяницы, —
ходят,
   гордо
      выпятив груди,
в ручках сплошь
        и в значках нагрудных…
Мы их
   всех,
      конешно, скрутим,
но всех
    скрутить
         ужасно трудно.
Товарищ Ленин,
        по фабрикам дымным,
по землям,
     покрытым
          и снегом
               и жнивьём,
вашим,
    товарищ,
         сердцем
             и именем
думаем,
    дышим,
        боремся
             и живем!..»
Грудой дел,
      суматохой явлений
день отошел,
      постепенно стемнев.
Двое в комнате.
        Я
         и Ленин —
фотографией
       на белой стене.