Духовный закат вручную; 1993 год: как на расстрел

sergiusvg — 18.01.2022

В первый числах января мы с женой отправились в Москву во главе группы десятиклассников из 39-й школы. Договорились о ночлеге с учителями школы на 9-й Парковой улице в помещении для подготовительного класса. В этом помещении по воскресеньям собиралась община отца Андрея.
Мы провели в Москве несколько дней, посетив главные достопримечательности столицы, обязательные для провинциалов. Одними из первых жертвами рыночных реформ пали дешевые столовые, поэтому мы перекусывали тем, что покупали в магазинах. В Москве были снегопады, после которых от химикатов на тротуаре образовывалась «каша». Мы возвращались с мокрыми ногами и просушивали обувь на батарее. Во время посещения Новодевичьего монастыря один мальчик потерялся. Мы очень волновались, но он без проблем добрался до станции метро Первомайская и дошел до школы, зная адрес.
Вернувшись в Саранск, сходил на рождественский концерт в бывший Дом политического просвещения. Торжественное заседание и концерт организовала Мордовская епархия. В президиуме сидел епископ Варсонофий Судаков, матушка Лариса Сакович и кто-то из высших чиновников. В зале можно было увидеть нескольких членов бывшего совпартактива. Они зевали и лениво перешептывались.
После концерта в фойе ко мне подскочил отец Александр Пелин. Мы давно не виделись, и у него было много новостей.
Начал с вопроса:
- Сергий! Ты задумывался, почему у нас взрослые люди после крещения в храм не ходят?
- Наверное, потому что получили все, что хотели.
- Нет. Потому что их неправильно крестили. Я был в Москве, купил много литературы, посоветовался с опытными священниками и понял, что до революции крестили в полное погружение, а сейчас – обливают.
- Совершенно верно. Крестили младенцев, зажимая рот и нос руками. Процентов 10 захлебывались, но крестьяне еще рожали. Людишки ничего не стоили. Захлебнувшихся считали попавшими в рай. А сейчас если младенец умрет после крещения, то попа засудят.
- В Москве благочестивые настоятели снова вводят полное погружение и строят для этого баптистерии со ступеньками. Я подумал и заказал на заводе для своего прихода в Старой Теризморге бочку из нержавейки с лесенкой. Буду оглашать взрослых и приглашать их в Старую Теризморгу принять крещение в полное погружение.
- А водопровод там есть?
- А я вот что думаю: нужно желающему принять крещение предложить натаскать бочку воды из колодца.
- Так это же целый кубометр воды – сто ведер. Замучается таскать.
- В этом весть смысл. Ведь крещение – это духовная смерть. Я в кино видел, как приговоренного к расстрелу заставили копать могилу. Таская воду, крещаемый в переносном смысле роет себе духовную могилу! В этом – большая символика. На всю жизнь запомнит!
В этот момент появился отец Виктор Зимин и сказал, что владыка всех собирает. Отец Александр сказал, что у него еще есть несколько идей, которые хотел обсудить.
В республике сохранялось двоевластие: правили Президент МССР Гуслянников и Председатель Верховного Совета МССР Бирюков, конфликтуя друг с другом. В университете каждый день появлялись листовки с призывом к отставке Верховного Совета или к смещению Гуслянникова. С началом сессии политическая жизнь захватила университет, и чуть ли не на каждой лекции преподаватели комментировали, как нужно восстановить единовластие. Настало благоприятное время, чтобы отправиться в Галицию. Купил дешевые билеты до Ивано-Франковска.
В Москве побывал на литургии в общине отца Андрея. После службы ко мне подошел познакомиться преподаватель философии из Физтеха Иван Владимирович Лупандин. Он сказал, что недавно написал мемуары о катакомбном христианстве и подарил мне один машинописный экземпляр, который носил с собой на всякий случай. Узнав, что направляюсь в Ивано-Франковск, просил передать привет епископу Павлу Васылыку, с которым познакомился в 1980 г. в Ленинграде.
После службы на чаепитии я пересказал отцу Андрею разговор с Пелиным про крещение в полное погружение. Он рассмеялся:
- Действительно, в Москве лет десять назад среди попов свирепствовала шиза о том, как правильно крестить. Было несколько течений: одни говорили, что крестить надо голышом, а при выходе из купели надевать крестильную рубашку; другие – крестить прямо в рубашке; третьи - женщины должны быть голышом, но в платочке. Один поп даже ванну открутил, вынес на балкон, а вместо нее подключил бочку с лесенкой. Крестил в ней избранных. Сейчас бушует другая богословская шиза, а полное погружение уже старо.
В поезде читал мемуары Ивана Лупандина, запивая крепким чаем и глядя в окно на мелькающие пейзажи.

В Ивано-Франковске я остановился, как обычно, в монастыре василиан на Майзлях. Там произошли перестановки: фойе было перегорожено, расставлена новая мебель, а игумен Никодим выселен и отправлен на дальний приход. На город нашел теплый циклон. Снег растаял. Я часто гулял по парку возле театра, предчувствуя наступление весны. Между лекциями просиживал в библиотеке института и однажды заметил в читальном зале студента в сутане, говорящего с польским акцентом. Он все время что-то писал, сверяясь с польско-украинским словарем и спрашивая библиотекаршу. Однажды он пришел с другим студентом. Они принялись проговаривать вслух документ, переведенный с польского на украинский. Как понял, студент в сутане составил устав нового ордена (згромадзення), а его друг подсказывал, как правильно изложить это на украинском языке, используя терминологию из Кодекса канонов восточных церквей, уже переведенного с латинского языка.
Возле института встретил Андрея Зверева и Алексея Баранникова. Они обрадовались, и мы в фойе долго обсуждали новости.
Я рассказал о поляке, составившем устав.
- Так это Мариуш, - пояснил Зверев. – Приехал из Польши. У него отец – богатый шпекуль, готов оплачивать капризы сына. Говорит, что польские семинарии рассчитаны на неотесанных крестьян, которых надо воспитывать, а он – творческий человек, хорошо знающий, чего ему нужно. Поэтому приехал в Украину реализовать потенциал за счет папиных денег. Сейчас составляет устав биритуальной конгрегации епархиального права. Владыка ординарий Софрон Дмытерко уже готов ее утвердить.
Алексей Баранников виновато рассказал, что сожалеет, что отец Андрей Удовенко сломал ногу, когда ходил покупать ему билет, и просил передать ему извинения. Когда он ушел, Зверев продолжил разговор:
- Помните, вы интересовались, как поехать на учебу за границу. Я навел справки. Единственный вопрос: вы пьете?
- А какая связь? Не пью. У меня отец и дед – хронические алкоголики, поэтому я трезвенник. После пятидесяти грамм или засыпаю, или с катушек слетаю.
- Тогда никак.
- А почему?
- Потому что УГКЦ – это закрытая организация, которой руководят родственники. Формально есть, конечно, епископы-катакомники, но они занимаются богословским фуфлом и мало что решают. Реальная власть находится в руках опытных симонистов. Им нужны гарантии, что вы заплатите и никого не сдадите. С ними надо крепко выпить. Тогда они на вас посмотрят, что говорите до того и после того, на каких ногах вы уйдете, и тогда решат, можно ли вам доверять.
- У меня создалось впечатление, что галицкие попы – это, типа, местная интеллигенция.
- Местная интеллигенция вся на заработках. А попы – это те же галицкие мужики, только в реверендах. Я недавно был на престольном празднике, потом была поповская бухаловка. Меня брали, чтобы потом за бутылкой посылать. Такая традиция. Бухла было много. И понеслось! Наливали румынский самогон прямо из канистр, но в конце нужно, чтобы за бутылкой кого-нибудь послать. Символ достатка! Столы были уставлены тарелками в три этажа. Что я могу сказать? Я ними согласен, когда они говорили про себя: «Франковский ксендз – это тот, кто пьет все, что горит, и трахает все, что движется!».
Андрей подошел к расписанию занятий, извинился, сказав, что опаздывает на лекцию по моральному богословию, и ушел.
В воскресенье я ходил на архиерейскую Службу Божу в Кафедральный собор Воскресения Христова. Служил епископ-коадъютор Павел Васылык. После службы я прошел через боковую дверь и ожидал его возле ризницы. Увидев меня, он пригласил меня в ризницу и спросил, по какому делу. Я представился, кто я, откуда, и передал привет от Ивана Лупандина.
Епископ Павел переспросил:
- Так вы из Саранска? А я был у Вас в Мордовии. Сидел на Потьме. Лупандин… Что-то припоминаю…
В этот момент к разговору присоединился полный священник, разоблачившийся в углу ризницы.
- Отец Мыкола Симкайло! Владыко, помните они к нам приезжали из Ленинграда. Говорили, что они – русские католики, а фамилии у всех были еврейские: Фридман, Шрейдер, Гейнрихс. Я еще удивился тогда, какие они русские.
- Ну и что, - ответил владыка Павел. – У нас во Львове есть общество русской культуры имени Пушкина. Так там тоже одни евреи, но никто же не говорит, что это не русские! Вспомнил! Был там Евгений Гейнрихс. Мы его по нашему обряду рукоположили, а он стал служить по латинскому.
- В общем, мы тогда удивились, - подвел итог разговора отец Мыкола, - А теперь у нас каждый день – столько дел, что уже никого и не помним.
Владыка извинился, сказав, что ему нужно в поликлинику на прием из-за защемления седалищного нерва.
На обратном пути я заехал к отцу Андрею и пересказал разговор с епископом Павлом Васылыком и отцом Мыколой Симкайло.
- Из мемуаров Ивана Лупандина у меня создалось впечатление, что религиозное подполье, которое он описал, действовало на московских и ленинградских кухнях, и состояло преимущественно из людей еврейского происхождения.
- Совершенно верно. Это такой уголок религиозной жизни, в котором свои знают своих. Надо знать, что даже у отца Александра Меня не было большого авторитета в православной Москве. Понятное дело, что карловчане и близкие к ним – крайние антисемиты, но даже либеральные православные с подозрением относятся к христианам из евреев. Нет единого мнения, стоит ли крестить евреев: одни батюшки говорят, что стоит; другие - что не стоит.
Вернувшись в Саранск, я получил письмо из Хельсинки о том, что моя стажировка в Институте России и Восточной Европы ожидается осенью.