Днище без просветления

— Ефремов не ви-но-ват! Ефремов не ви-но-ват! — скандируют в толпе у крыльца Пресненского суда, когда появляется слегка растерявший свою уверенность адвокат Эльман Пашаев. Виноват.

«Суд посчитал доказанным»: приняты и положены в основу приговора свидетельства очевидцев, заключения экспертной комиссии (техническое состояние автомобиля, физиологическое состояние человека за рулем), записи с многочисленных видеокамер. Больше пяти минут и несколько страниц приговора уходит на перечисление всех несовместимых с жизнью травм, полученных жертвой столкновения, водителем Сергеем Захаровым.

Но главный вопрос этого процесса вовсе не «Кто виноват?». И даже не «отмажут» всенародно любимого артиста или будут судить по всей строгости закона?

Почему после признания, записанного на пленку и безупречного в каждом слоге, забрал его назад, ушел в глухую несознанку. Почему много дней твердил «ничего не помню»? Кто смог его убедить, что не роль кающегося грешника, единственно точная в этой ситуации и в нашей стране, а роль алкоголика, внезапно застигнутого амнезией, — сулит снисхождение суда и людей? Ведь он всем даром, всей генетикой знал, когда кончается искусство и начинается судьба, всегда ощущал, когда нужна «полная гибель всерьез» взамен турусов и колес.

Что ж, всем известно — эта тактика предложена защитой, на таком рисунке поведения настоял адвокат Пашаев. Но почему талантливейший артист пошел на поводу самой бездарной режиссуры, какая случалась в его биографии? И что тогда в день прений, еще до начала заседания побудило его встать и сказать: «Признаю свою вину»? Предположение единственное: потому что выбрал — жить.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Посторонние, покиньте палату. За что адвокатское сообщество упрекает защитников с обеих сторон в деле Ефремова — Добровинского и Пашаева

То, как работает и дышит наша судебная система, давно убедило всех: не в зале суда, а за кулисами процессов решается судьба обвиняемого. Здесь кулисы очевидны. Ефремов был виноват перед властью, Ефремов стал зависим и уязвим, Ефремова можно пресечь.

Будешь вести себя правильно — вытащим, легко предположить, сказали Ефремову. Но что значит в этой ситуации «вести себя правильно»? Не только драма человека, которому трудно будет выжить физически в колонии общего режима, а драма фамилии, у которой есть и корни, и побеги, больно отзывается сегодня.

На днище резвились всех родов каналы с их оголтелыми ведущими, интернет-сообщества, непристойные персонажи защиты с обеих сторон, свидетели и родные погибшего, вошедшие в статус телезвезд. Адвокаты Пашаев с репутацией решалы и Добровинский с неизменной бабочкой на шее. Еще для переливов контекста — алчные до зрелищ зрители, протискивающиеся в зал, черные маги, эксперты по «управлению из космоса», мировые комитеты по борьбе со злом.

Темная-темная пена. Суд над Михаилом Ефремовым стал аттракционом чудовищной поучительности, развернутым в стране, где когда-то давным-давно помнили о сострадании, знали о всемирной отзывчивости, читали «…я ведь брат ваш».

— такие реплики порхают на лестнице и в коридоре в финальной мизансцене событий, когда Михаила Ефремова, взятого под стражу в зале суда, выводят на публику.

— Зачем вы играете эту ерунду? — позволила я себе однажды неуместную прямоту после одной из очередных премьер «Современника» с Ефремовым в главной роли. — Вы же может выбрать что угодно.

— А что мне играть?

— Может, уже пора «Лира»?

И вот, как Лир, он вдруг оглох к добру, как Лир, стал поражен беспамятством и слушает про множественные сочетанные травмы Захарова с низко опущенной головой. Только эта история — не трагедия в чистом виде, а замусоренная трешем, бытовой грязью, ничтожеством мелких проявлений история человеческой катастрофы. Анти-Лир. И финального просветления не будет.

Марина Токареваобозреватель