Джулиан Джейнс. "Происхождение сознания в ходе распада двукамерного мозга".

gatoazul — 11.07.2018 Глава 4. Гипноз

Если я попрошу вас попробовать уксус, как будто это шампанское; чувствовать удовольствие, когда я буду втыкать вам в руку булавку; смотреть в темноту и при этом суживать зрачки от воображаемого света; или сознательно и по-настоящему поверить во что-то, чему вы обычно не верите - во что угодно, то вы сочтете эти задачи трудными или вообще невозможными. Но если я сначала погружу вас в гипноз, вы можете все это выполнить по моей просьбе без всяких усилий.

Почему? Как вообще могут существовать такие ненужные способности?

Похоже, что перейдя от привычной поэзии к странностям гипноза, мы попали совсем в другую компанию. Потому что гипноз — это урод в семье проблем, составляющих психологию. Он бродит по лабораториям, карнавалам, клиникам и сельским клубам как никому не нужная аномалия. Похоже, он никак не может взяться за ум и подчиниться строгим правилам научной теории. Вообще само его существование одновременно отрицает и обычную идею сознательного самоконтроля, и научную идею личности. Но ясно, что любая серьезная теория сознания и его происхождения не должна уклоняться от этого твердого орешка — девиантного типа контроля за поведением.

Я думаю, что мой ответ на заданный выше вопрос уже должен быть очевиден: гипноз включает эти дополнительные способности, потому что запускает более общий двукамерный режим, дающий больший контроль за поведением, чем тот, который возможен с помощью сознания.

В этой главе я даже зайду так далеко, что скажу: ни одна другая теория, кроме описываемой в этой книге, не подобралась к этой базовой проблеме. Ведь если наша современная ментальность - как предполагает большинство людей - является неизменной, генетически определенной характеристикой, появившейся где-то в процессе эволюции млекопитающих или еще раньше, то как она может быть изменена при гипнозе? Да еще эта перемена происходит с помощью совсем простых действий другого человека. Только отвергнув генетическую гипотезу и считая сознание выученным культурным навыком, основанным на рудиментарном субстрате более раннего авторитарного типа управления поведением, можно увидеть в этих изменениях разума какую-то логику.
Основная функция этой главы, как можно догадаться, состоит в том, чтобы показать, насколько хорошо гипноз соответствует четырем свойствам двукамерной парадигмы. Но прежде чем я это сделаю, я расскажу самую важную вещь — как вообще появился гипноз. Это будет наглядная иллюстрация к разделам I.2 и II.5 — созидательная сила метафор для создания новой ментальности.

Парафоримые ньютоновских сил

Гипноз, как и сознание, возникает в определенной точке истории как парафоримое нескольких новых метафор. Первая последовала за открытием Исааком Ньютоном закона всеобщего притяжения и применения этого закона для объяснения приливов, вызываемых луной. Таинственное притяжение людей друг к другу, их взаимовлияние и управление сравнили с ньютоновскими гравитационными влияниями. Сравнение в результате породило новую (смехотворную) гипотезу: будто волны притяжения действуют между всеми телами, живыми и неживыми. Их можно назвать животной гравитацией, для которой гравитация ньютоновская выступает частным случаем.

Это очень явно изложено в путаных романтических сочинениях игривого поклонника Ньютона по имени Антон Месмер - с которого все и началось. Затем появилась вторая метафора, или даже две сразу. Гравитационное притяжение похоже на магнитное. Следовательно, если (в риторическом мышлении Месмера) две вещи, похожие на третью, похожи друг на друга, то животная гравитация похожа на магнитное притяжение, и поэтому ее стали называть животным магнетизмом.

Теперь наконец теорию можно было проверить научным путем. Чтобы продемонстрировать в живых существах настоящие магнитные приливы, похожие на вызываемые гравитацией небесных тел, Месмер прикладывал к разным истерическим больным магниты, и даже заранее давал им лекарства, содержащие железо, - чтобы магнетизм действовал получше. И он действовал! Результаты нельзя было оспорить с позиций тогдашнего знания. Магниты вызывали приступы конвульсий, создавая, как выразился Месмер, «искусственные отливы и приливы» в теле, исправляли своим магнитным притяжением «неравномерное распределение беспорядочно двигающихся нервных флюидов», и приводили таким образом к «гармонии нервов». Он «доказал», что между людьми есть потоки сил, таких же мощных, как те, что удерживают планеты на орбитах.

На самом деле он, конечно, ничего не доказал ни про какой магнетизм. Он открыл то, что сэр Джеймс Брейд, основываясь на метафоре сна, позже назовет гипнозом. Лечение действовало, потому что Месмер с горячей убежденностью объяснял пациентам свою экзотическую теорию. Неистовые припадки и странные приливы ощущений во время наложения магнитов вызывались верой, что такие припадки произойдут, и они действительно происходили, в самоподдерживающемся режиме «доказывая», что магниты действуют и могут лечить болезни. Вспомним, что в древней Ассирии не было понятия случайности, и поэтому выпадением жребия «должны» были управлять боги. В XVIII веке не было понятия внушения, поэтому такой результат вызывали магниты.

Чуть позже, когда обнаружили, что помогают не только магниты, но и чашки, хлеб, дерево, люди и животные, к которым до этого прикоснулись магнитом (как одни заблуждения питают другие!), феномен был переделан под другую метафору (уже четвертую по счету) — а именно, статического электричества, которое как раз тогда — воздушный змей Бенджамина Франклина и прочее — интенсивно изучалось. Месмер сделал вывод, что существует «магнитный материал», который можно перенести на бесчисленное множество объектов, по образцу статического электричества. Могут сохранять и накапливать магнетизм, например, люди - особенно сам Месмер. Эбонитовая палочка, потертая об мех, производит статическое электричество, поэтому Месмер тое натирал своих пациентов. Теперь он мог отказаться от настоящих магнитов и использовать собственный животный магнетизм. Потирая тела своих пациентов или делая около них пассы, как если бы они были эбонитовыми палочками, он добивался таких же результатов: конвульсий, захватывающих приступов странных ощущений, и исцеления от того, что позже стали называть истерическими болезнями.

В этом месте важно уловить и понять те изменения в парафоримом, которые происходили в людях благодаря этим метафорам. Парафоримое, как вы помните, - это проекция на объект метафоры (метафоримого) ассоциаций источника метафоры (метафорителя). Метафоримое здесь — влияние людей друг на друга. То, с чем оно сравнивается — неумолимые силы гравитации, магнетизма и электричества. А их свойства абсолютного подчинения между небесными телами, неостановимых токов между массами лейденских банок, или непреодолимых океанских приливов, переносятся назад на метафоримое - межличностные отношения - действительно их изменяя, трансформируя психологическую природу участвующих в них людей, погружая их в море неконтролируемого подчинения, исходящего из «магнитных флюидов» в теле доктора, или из объектов, которые «впитали» от него эти флюиды.

Как минимум ясно, что Месмер на самом деле открыл другую разновидность ментальности, которая при наличии собственной территории, специального воспитания в детстве, соответствующей системы верований и изоляции от остального человечества, могла бы в принципе самоподдерживаться в виде общества людей, лишенных обычного сознания, в котором некоторые его функции взяли бы на себя метафоры энергии и непреодолимого подчинения.

Как результаты Месмера вообще оказались возможными? Я считаю, что Месмер неуклюже нащупал новый способ запуска того нейрологического режима, который я называю универсальной двухкамерной парадигмой, причем со всеми четырьмя ее свойствами: коллективным когнитивным императивом, внушением, трансом и архаической авторизацией. Рассмотрим каждое из них по очереди.

Меняющаяся природа человека в гипнозе

Постоянное изменение самого феномена гипноза в течении истории четко показывает, что он находится под управлением коллективного когнитивного императива, или системы групповых взглядов. Несколько десятилетий после Месмера больные перестали извиваться под действием странных ощущений. Вместо этого они в состоянии транса начали спонтанно разговаривать и отвечать на вопросы. Ничего подобного до этого не происходило. Затем, в начале XIX столетия, пациенты внезапно стали забывать, что вообще происходило во время транса — о чем раньше ни разу не сообщалось. Около 1825 года по неизвестной причине загипнотизированные начали вдруг ставить сами себе диагнозы. В середине века френология, ошибочная идея, что выступы на черепе отображают конкретные черты личности, стала настолько популярной, что затмила на время гипноз. Давление во время гипноза на кожу черепа в конкретном месте, диктуемом френологией, заставляла человека проявлять какую-либо черту характера, за которую отвечала эта область (да, это действительно происходило) — феномен, невиданный ни до того, ни после. Когда, например, нажимали на череп над частью мозга, предположительно отвечающей за «поклонение», гипнотизируемый тут же падал на колени для молитвы! Так происходило, потому что он в это верил.

Чуть позже Шарко, величайший психолог того времени, продемонстрировал большой профессиональной аудитории в Сальпетриере, что гипноз снова изменился! Теперь у него было три последовательных стадии: каталепсия, летаргия и сомнамбулизм. Эти «физические состояния» можно было переводить из одного в другое манипулируя мышцами пациента, или производя на него давление, или потирая ему макушку. Растирание головы возле зоны Брока даже вызывало афазию! Бине, прибывший в Сальпетриер проверить открытия Шарко, сразу же все запутал, вернувшись к магнитам Месмера и обнаружив еще более странное поведение. Помещая магниты с одной или другой стороны тела загипнотизированного, он мог перевести сами ощущения - истерический паралич, тактильные галлюцинации и конвульсии - с левой стороны на правую, как будто сами эти феномены были железными опилками. Такие абсурдные результаты не наблюдались ни до, ни после.

Дело не в том, что гипнотизер, Месмер, Шарко или кто-нибудь еще, внушал покорному пациенту свои представления о гипнозе. Внутри группы сформировался когнитивный императив — что «известно» о феномене. Исторические изменения ясно показывают, что гипноз — это не стабильный ответ на конкретный стимул, а явление, меняющееся в соответствии с ожиданиями и предрассудками конкретного времени.

Исторически события можно показать более контролируемым экспериментальным образом. Неизвестные до этого проявления гипноза можно вызвать, заранее сообщив испытуемому, что они типичны для гипноза, то есть, являются частью коллективного когнитивного императива этого феномена. Например, психологам-первокурсникам можно сказать между прочим, что под гипнозом ведущую руку загипнотизированного сдвинуть невозможно. Такого ни в каком веке никогда не происходило. Это ложь. Однако, если позже загипнотизировать этих студентов, большинство без какого-либо напоминания или особого внушения действительно окажутся не способны двигать ведущей рукой. Такого рода исследования породили концепцию «требуемых характеристик» гипнотической ситуации — тех явлений, которые будет демонстрировать загипнотизированный, когда считает, что именно этого от него ждет гипнотизер. Нет, это слишком персональная формулировка. Загипнотизированный будет демонстрировать то, что считает сутью гипноза. Такие «требуемые характеристики» как раз то, что я называю коллективным когнитивным императивом.

Другой способ увидеть силу коллективного императива — заметить, как он усиливается в толпе. Религиозные чувства и верования усиливаются массой людей в церкви; вера в предсказания оракулов крепнет при виде посещающих их толп, и то же самое происходит с гипнозом в театрах. Хорошо известно, что в зале, набитом до самого потолка, поддерживающем коллективный императив или ожидания от гипноза, эстрадные гипнотизеры, могут показывать намного более экзотические феномены, чем те, что можно получить в изолированной лаборатории или клинике.

Индукция

Во-вторых, роль индукции в гипнозе очевидна и не требует длинных комментариев. В современной практике существует огромное разнообразие техник, но все они сходны сужением сознания, и похожи на процедуры внушения у оракулов, или на связь между катохосом (тем, кто принимает в себя реинкарнацию бога) и медиумом — что описано в предыдущих главах. Гипнотизируемый может сидеть, стоять или лежать, его могут поглаживать, смотреть на него, просить его смотреть на огонек, или на драгоценный камень, или на кнопку, воткнутую в стену, или на ногти его собственных сцепленных рук — есть сотни разновидностей. Но гипнотизер всегда пытается ограничить внимание гипнотизируемого своим собственным голосом. «Вы слышите только меня, вам хочется спать и т.д.» - это общий образец, повторяемый, пока загипнотизированный субъект не сможет, например, расцепить свои руки, когда гипнотизер скажет, что это невозможно сделать; или не сможет сдвинуть свою расслабленную руку, или не сможет вспомнить свое имя. Такие простые внушения часто служат индикаторами успешного входа в начальные стадии гипноза.

Если гипнотизируемый не способен таким образом сузить свое сознание, если он не может забыть ситуацию в целом, если он по-прежнему воспринимает, например, комнату и свое отношение к гипнотизеру, если он продолжает излагать ситуацию с помощью аналога «Я», или «видит» метафору «Я», гипноз не получится. Однако повторные попытки с такими людьми нередко удаются, - откуда следует, что «сужение» сознания в гипнотическом трансе — частично усваиваемая способность, причем обучение ей, добавлю я, происходит на основе аптической структуры, которую я назвал универсальной двукамерной парадигмой. Как мы уже видели, легкость, с которой катохос входит в галлюцинаторный транс, улучшается с практикой — так же и в гипнозе: даже у самых неподатливых длительность входа можно сильно сократить повторными сессиями.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив