Детские воспоминания. Еда. Открытие медитации.

eisa-ru — 10.11.2016 Есть в детстве никогда не хотелось . Хуже, еда казалась не съедобной вовсе. Пища в детском садике еще как-то проходила, хотя и с трудом, но то, что готовили дома... Вот, например, манная каша на завтрак. Сейчас известно, что ее выдумали идеологи, чтобы советские дети приобретали габариты правильного откорма. В поликлиниках строго следили за ростом и весом: мы должны были показать планете всей, что граждане у нас полноценные, в том числе и по размером - длине, ширине, высоте. Для этого существовала манная каша. В ней содержится большое количество потолстина - магического яда, от которого прет, как на дрожжах! А еще эту кашу варили на молоке (о, этот запах подгоревшего молока!!!), в нее щедро сыпали сахар и сдабривали все это вареньем. Приторное блюдо непременно понравилось бы Карлсону, но мелкая Эйса, подобно Дениске из Денискиных рассказов мечтала вывалить кашу хоть за окно, хоть в унитаз. Но не отваживалась и давилась, размазывая ненавистную смесь по тарелке, наполненной до краев.

В унитазы мы с однокашниками по саду заглядывали часто и обсуждали, почему компот похож на "какашкину воду". Но выбросить в них кашу не удалось никому: воспиталки бдели. И кто плохо ел, тому запихивали пищу прямо в пасть. Хотя мне, например, удавалось набить рот и просидеть так до самого тихого часа. Дольше всех пережевывала пищу еще одна мытарщица, она сидела за обеденным столиком в группе весь тихий час. Мне же удавалось вытащить еду и частично куда-то засунуть ее, а частично и пережевать.

Помимо каши дома варили супы. Пахло все это жиром, невозможные слои тяжких запахов текли в плохо проветриваемые комнаты и вызывали тошноту. В супе обычно плавала целая луковица и плохо порезанные овощи. Там же - толстые куски курицы, куски эти не жевались. Добрые взрослые подкладывали в суп сметану и долго-долго можно было любоваться золотистыми кружочками жира на белом сметанном фоне. Иногда удавалось закапать в одну жиринку еще капельку, и тогда в тарелке появлялось хорошенькое двойное колечко.

Но все-таки были любимые блюда, были. Шоколад. Его давали крайне редко из-за диатеза (который сохранился до сих пор).
Картофельное пюре. Селедка.

И паровозики.



Паровозики делаются так: кусочек черного хлеба намазывают маслом, застилают квадратиками селедочки без костей и нарезают на мелкие кусочки. Эти кусочки и есть вагончики.

И вот однажды на душу снизошло открытие, которое на многие годы, почти до 8-и лет помогло преодолеть неприятие пищи.

Дети часто медитируют, не зная, что это называется таким сложным термином. То ли вспоминают практики из прошлых воплощений, то ли это свойство любого человека, не искореженного цивилизацией. Медитация на еду была моей тайной. Никто не знал об этом открытии.

Когда сажали за стол и ставили перед носом тарелку, нужно было сосредоточиться и вспомнить все сказки про нищих. Про путников, которые взяли с собой краюху хлеба и кувшин вина. А потом отдыхали под кустом, откусывая по кусочку и отпивая глоточки. Вино представлялось подобием компота, а хлеб - непременно серый, измайловский. Краюха - она вроде пол каравая. Только как путник ухитрялся кувшин нести в узелке за спиной и не разлить, придумать не получалось, и мысли на этой детали неизменно буксовали.

Еще благодарным сюжетом для медитации служили заблудившиеся в лесу Гензель и Гретель и замерзшая Девочка со спичками.

Противоположные сюжеты, которые способствовали аппетиту не меньше - представления пышных пиров во дворцах и замках. Блюда никак не материализовывались в воображении. Но вкус селедки или его подобие получить удавалось. Вот знали бы взрослые, что не всем детям так мил шоколад, как может быть мил свиной хрящик...

Медитации захватывали почти все области жизни. Созерцание очень скрашивало существование, и, стоя в углу, легко было измыслить целую картину на основе крошечных пятнышек на обоях или узорах на стенах. В ненавистной каше поселялись белые медведи, приторное смородиновое варенье превращалось в кровь убитой нерпы. Бананы (и так вожделенно вкусные) претворялись в оленину из сказок народов Севера.

Однажды удалось погрузиться в стеклянный кувшин и плавать в нем, как в бассейне. Небольшие прозрачные окошечки в стенках стали иллюминаторами, емкость для воды - гигантским резервуаром.

Крошечные сухие травки, торчащие из растрескавшейся почвы обратились в волшебный сухой чахлый лес. Отрадно было бродить между них в летних сумерках.

Вместо дневного сна сидеть в углу затененной комнаты, глядя в блестящие недра консервной банки, где пересыпаются камушки. Гулкое эхо вторило странному слову: Камбала, камбала.
- Что такое камбала?
- Это такая рыба, - отвечали взрослые.
Очень удивилась. Отгадка пришла потом. Шамбала!

Еда без воображения, без сюжетов казалась пресной. Но годам к девяти аллергии стихли, надобность в сюжетах как-то отпала. Созерцания приняли другие формы, но не покидали с тех пор никогда. И однажды, в ненастный день, в студенческой столовке в Звенигороде нам дали уж такую гадость... И чтобы все это пережевать, воображение снова пришло на помощь.
- Какое странное у тебя лицо, оно словно застыло, - сказала, проходя мимо, однокурсница. Она только что счастливо утолила голод.
Я не стала ей ничего объяснять...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив