Четверг, стихотворение: Хелви Хямяляйнен

fem_books — 21.02.2025 Из сборника «Одуванчиковые святые» [Voikukkapyhimykset] (1947)

Весна

В деревьях буйный дух пирует,
ель чмокает пунцовым поцелуем, ольху и липу лапает,
хмельной и дикий дух на каждой ветке,
на каждом дереве пьют духи сок древесный,
зелёное вино бурлит листвою.

Грустный вечер

Вот видишь, можно всё же быть поэтом,
хотя и не в толпе придворных, не в оркестре...
а в стороне, вне крепостной ограды,
там, где играют ивы, зяблик и бродячий кот
и самый главный музыкант — вода.

Захмелевший клевер

Клевер, дед-трёпана-куртка,
Он припахивает медом,
Как бедняк после пивнушки
Водкою благоухает…
Клевер, мужичок лохматый,
В кабаке земли и солнца,
Знать, хватил напитка лишку.
Захмелевший спит цветок,
Как мужик в медовой куртке.

Из сборника «Гибельные ночи» [Surmayöt] (1957)

Бездомная

Я бездомней цыгана,
у которого конь пунцовый, как роза, под синим седлом,
цыган в полыхающей синим пламенем свитке.
Я чужая, ещё более чуждая, чем синяя кошка,
ещё более чуждая вам, чем конь, похожий на розу.

У цыгана есть гитара и скрипка — их слышите вы,
у коня, как роза пунцового, копыта — их цокот слышите вы,
а я...

Трава всегда у себя дома,
земля её дом,
лист черёмухи дома на ветке,
облако и звезда — в небесах,
я же чужая везде.
Где же мой дом, где мой род?

Цыган с синей гитарой в руках
на розе пунцовой вместо коня не так чужероден, как я.

Дерево, на котором гитарой зелёные листья, вот мне родня.

О, ваши льдяно-серые лица,
о, ваши гадючье-серые глаза,
о, ваши туманно-серые души!
У гадюки всё-таки есть золотая полоска, вы же — сплошная серость.

Лучше я буду чуждой, как синегитарный цыган,
что гарцует на розе, играет на розе-гитаре.
Дикий нелепый цыган.
Гадюка золотополосая — и та вас не любит,
вашей зимой она видит гадючьи сны, но у неё есть
золотая полоска,
как будто радуга золотая на ядовитом теле,
она видит гадючьи сны, чтобы пережить вашу зиму.

Лира моего села

Радуга, эта цветная пастушья тропа над селом,
коровы зелёные, кобылы, как розы красные, ступают по ней,
по воздуху шествуют синие овцы и с шевелюрой пуховой пастух.
Пёстрый скот словно цветущий луг.

Луны необузданный бык белые цветы своей головы,
белоснежные пятна своих боков бросает на землю.
Бродят полей пестроволосые женщины,
как свёкла, как чертополох, блещут их волосы.

Роза рождает красавицу,
травинка — богиню краснокосынную.

Птицы в лесу клюют синий корм,
клювы алеют малыми цветиками.

Что ищешь ты в моём вереске?
Птичий хлеб голубой, чернику синюю ищешь? Ищешь
родник, из которого заяц пьёт?
По твоему ли приказу несётся луна над деревьями белою быстрою лошадью?
Кормишь ли ты клочьями облака весь зелёный бесчисленный люд?

Слово огромное, как лунный свет, наполняет село,
роза селу говорит медовое слово,
розы пунцовое слово.

Розовое, благоуханное, дикое слово сверкает повсюду.
Слово огромное, как лунный свет, наполняет село.

За коровами, что в придорожных стоят сорняках, моя деревенька,
за белоснежными, высоченными, как облака, коровами,
со своими избушками, кузницами и кустами роз, с насекомыми золотыми,
Лиры рогов, из коричневой шерсти вздымаясь, отражаются в речке болотистой,
погружаются в травы,
в них застревают зелень листвы и смолистые ветки,
носят коровы лиру села моего.

Из сборника «Прикованная к облаку» [Pilveen sidottu] (1961)

Прикованная к облаку

Я прикована к облаку,
крашу кровью моей облачную гору,
солнце расклёвывает меня на куски,
красные стрелы пронзают меня,
крашу кровью моей облачную гору.

Я прикована к иссиня-чёрному облаку,
полному бури, молний, песен града.
Мой рот опалила молния,
лёд я несу во рту, как облако носит град.
Во рту у меня не свежесть прозрачного родника,
а рыдание льда, песня града.

Прикована к облаку, я слышала ястребов крик,
ястребиные крылья касались рта моего,
ястреб клевал мой рот.

Зелёный поток

Я не люблю реку смерти,
я люблю реку — зелёное зеркало
полей и деревьев,
люблю её волны,
что весело хлещут воздух искрящимися хвостами.
Стикс, мой кулак отражается в водах твоих, точно крепкое
красное яблоко,
как солнце, как золото взгляд мой горит в твоих водах,
как сад, полный крепкими яблоками кулаков,
в тебе борцы отражаются, сильные и весёлые.

Из сборника «Сожжённые ангелы» [Poltetut enkelit] (1965)

Обол за перевоз

Чего вы требуете от меня?
Монета моя к ладони приклеена
Огненно-красной кровью,
Я отняла монету свою у смерти,
А вы желаете платы за перевоз.
Из горной жилы я вырвала золото,
обол мой — грубый металл.

Вы просите у меня милостыни?
Моя монета дика, покрыта кровью моей,
Ею нельзя заплатить ни за жильё, ни за хлеб.
Моя монета для звёзд и луны,
я небо куплю на грош в моём кулаке,
не хлеб, не жильё —
бредовые грёзы, в которых пепел моих синих жил
весной расцветет полем анютиных глазок.

Я тысячу слов куплю на этот обол,
вырванный из-под собственного языка, у смерти похищенный.

Горе

Ворона в ноябре моим гостем,
сердце во мне бездомно,
как ворона в ноябре моё сердце.

Не удержать ничего,
хожу по обочине тьмы,
бездна полна.

Налитые кровью глаза режут в воздухе раны,
расчленяют солнце.

Сожжённые

Мои корабли никогда к берегу не причалят,
пепел их затонул в глубинах морей,
бурей взметнулся к звёздам,
прах сожжённых моих кораблей в небе лучится,
паруса моих кораблей золотыми крылами
на ветру космическом стонут,
чёрный пепел мачт беспокойно мечется в облаках,
к ним всё ещё прикреплены звёзд фонари.


Из сборника «Сон моего поколения» [Sukupolveni unta] (1987)

Из цикла «Река смерти замёрзла»

Могила неизвестного финского солдата

Бывают народы, у которых есть могила неизвестного солдата.
Могила нашего неизвестного солдата в снегу,
она в наших лесах, в сугробах.

Мы не забыли вас, неизвестные наши солдаты.
Мы не забыли вашей доблести, что защитила страну и нас,
народ и то, что мы зовём государством теперь и всегда.
Мы не забудем ни одного окровавленного лоскута вашей одежды, не забудем.

Хотя мы никогда не устраивали того парада,
что в истории более счастливых народов зовётся парадом победы,
хотя по Большой Площади никогда не проносили ваши простреленные знамёна,
хотя пушки ваших побед никогда не гремели на параде в вашу честь,
хотя ваше оружие, это бедное, любимое, славное оружие,
никогда не шествовало по Большой Площади мимо группы генералов
под восторженные крики ликующего народа и приветствия всего мира.
Никогда, никогда.
Вы часть нас самих, часть нашего тела, часть нашей чести.
Мы не забудем — над вами храм славы,
нашей любви триумфальная арка.
Ваша могила повсюду, ваша могила
неизвестные наши солдаты.

Из цикла «Печаль природы»

Изгнание из рая

Когда Господь изгонял из рая мужчину и женщину,
он забыл про своих животных,
от наибольшего до самого малого,
он забыл про цветы, траву и деревья
и про яблоню тоже.
Не сказал он яблоне: иди, ты сотворила грех.
Повелел ли он зайцу бояться и птице,
пугливой змее защищаться,
даровал ли он им страх и злобу,
оставив в райской невинности,
в небесном сне?

(перевод Элеоноры Иоффе)

Память

Они шли в сторону пылающего неба,
неся в сердцах пронзительные сны,
топча страну своих грёз сапогами, —
она была кустом неопалимым:
ели, мох и сосны Карелии цвели тогда огнем.

Святые до сих пор ходят в синих и золотых мантиях
в сумерках глухих лесов,
и все знают, что король вернется за своей шляпой, король Швеции,
она из золота и сини, забра`ло шлема, как у рыцарей.

Лесной источник до сих пор хранит отражение финского солдата,
его кровь пролилась в источник, и водяная гладь увиденное сохранила,
он смотрел в источник, умирая не как Нарцисс,
любуясь,
а источник влюбился, на него глядя, и в сердце образ его запечатлён.

Карельские тропы, дороги, горизонт — красный от сумерек или канонады,
песнь, расцветшая на костлявых ветках сосен и елей,
вспыхнувшая от зерна, вереска, снега, от речной воды, морских камней.
Мы не способны забыть вас, как вода забывает отражения;
наши сердца сохраняют
отображения, как тот мифический источник глухого леса,
который отражает утраченное
былое.

(Перевод Мики Михаила Пюльсю)

Хелви Хямяляйнен (1907—1998) — финская писательница и поэтесса. Родилась в городе Хамина на юго-востоке Финляндии, в семье кожевника и домохозяйки. Семья Хямяляйнен переехала в Хельсинки, когда Хелви была ещё школьницей. Драматический период адаптации в большом городе описан во многих её романах. Хелви Хямяляйнен дебютировала романом «Благодетель» (1930), написаны под влиянием Д.-Г. Лоуренса.. Известность ей принес третий по счету роман «Сточные воды» (1935) Наиболее известна своим скандальным романом «Благопристойная трагедия» (1941), обличающим нравы финской столичной интеллигенции накануне войны. Роман был впервые выпущен без купюр лишь в 1995 году, и то многие считали, что это ошибка. Суровая финская цензура удалила из текста всё, что касалось темы гомосексуальных отношений.

Как поэтесса Хелви Хямяляйнен дебютировала сборником «Младенческая земля» (1943). Типичные для поэзии Хямяляйнен темы — война, потеря родных и разрушение природы — особенно наглядно представлены в её позднем сборнике «Сны моего поколения» (1987), получившем главную финскую литературную премию «Финляндия». Тогда Хямяляйнен было восемьдесят лет. Умерла поэтесса в зените славы девяноста лет от роду 17 января 1998 года, похоронена на православном кладбище в Хельсинки

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив