Человек из Буэнос-Айреса

werewolf0001 — 17.08.2023
март 1917 года
Петроград

Март можно назвать медовым месяцем революции и русской свободы, хотя на самом деле, до Петрограда в марте просто не все добрались – ни политические заключенные с Востока ни политические эмигранты с Запада. Город пробуждался ото сна, подмороженный столетиями неволи. Пока что все еще было относительно мирно – хотя проблемы начали проявляться уже тогда.
Девятого марта выяснилось, что Великий князь Николай Николаевич не может исполнять должность Верховного Главнокомандующего, причем узнал он об этом по дороге на фронт из Тифлиса. Это было первым, но не последним случаем, когда решение было принято под давлением Совета – те категорически заявили, что не потерпят, ни на какой должности человека по фамилии Романов.
Николай из Пскова после отречения вернулся на фронт и только там узнал, что Михаил не принял престол. Для него это было глубоким шоком. Потом к нему подошел генерал-адъютант Алексеев, и сказал – вы, Ваше Величество должны себя считать как бы арестованным. Между прочим, это был ближайший сотрудник и конфидент Государя до переворота.
В этой истории интересна позиция Михаила Александровича, последнего (хоть и на день) российского Императора, которого, между прочим, видел императором отец (сдай корону Мишке!). Просто удивительно, насколько ошибался Александр III. Михаил был слишком обывателем, слишком простым и земным человеком, в нем не было как в Троцком (которого я знал лично) животной жажды власти. Его вполне устраивало привилегированное, но не слишком положение, которое он занимал, и он был всецело поглощен любовью, которую встретил достаточно поздно. Он не был готов править, потому что править – это подчинять людей своей воле. И… говорят, он был храбрым, кавалеристом. Исходя из того что знаю я – нет, не был. Слишком обычный человек.
И – раз уж заговорили об этом.
Я потом столько раз сталкивался с отзывами в сторону Императора – мол, отрекся как сдал эскадрон, расхожее выражение того времени. Не учитывается то что его предала армия – а это тема отдельного разговора, и от того как скоро и как тотально армия переметнулась на сторону революционных властей было не по себе всем иностранным посланникам. Но даже если бы не было этого предательства – я сам видел ситуацию в Петрограде, и она была такова, что для подавления восстания пришлось бы применять артиллерию, а последствия кровавого подавления – в виде забастовок по всей стране, возможного бунта на селе, остановки оборонных предприятий – просто не поддаются предвидению. Это понимали генералы, это понимал сам Царь. Николай и подписал отречение, жертвуя собой как главой династии в расчете и надежде не допустить гражданской войны в стране. В том что ее все же допустили – виноваты и красные и белые и Ленин и Корнилов – но ни в коем случае не Царь. И он не пошел на силовое подавление Петрограда с обстрелом города и тысячами, если не десятками тысяч жертв – в чем его сейчас обвиняют. Ленин потом обстреляет Кронштадт и уничтожит восставших против его власти матросов, Троцкий потом будет расстреливать каждого десятого, продотрядники будут выгребать у крестьян все до зерна, оставляя семьи на голодную смерть. Царь был одним из немногих в истории русской революции – кто не пошел до конца, кто не «любой ценой!». Бог ему воздаст, если люди не оценили.
На должность Верховного было два претендента – Алексеев и Брусилов, последний был популярнее у солдат и те кажется даже носили его по Могилеву в красном кресле на руках. Назначили Алексеева.
Николай вернулся в Царское к жене и детям и зажил обычной, насколько это возможно было в его положении жизнью. Он не понимал, что его ждет, не понимала и его семья.
Вашингтон молчал.
Все время шли какие-то демонстрации… мне кажется, что людям было все равно, за что демонстрировать, они не понимали смысла многих лозунгов – но прекрасно, до глубины души, до донышка поняли, что сейчас история принадлежит им. И потому чуть что рвались на улицу понимая, что есть желающие оную историю из рук народа отнять.
Ближе к концу месяца в городе началась повальная эпидемия обысков. Обыскивали все и всех, никакой последовательности и никакого смысла в обысках не было – обыскивали все, включая и тех кто не имел никакого права обыскивать. Но грабили тогда мало, открытый грабеж в виде обыска был тогда редкостью – еще стеснялись, да и положение с продовольствием было не таким уж плохим. Если вас обыскали и что-то забрали – надо было жаловаться в районный комитет. Иногда даже отнятое возвращали.
В марте – в Петрограде столкнулись два потока. Первый – начались массовые отпуска с фронта, солдаты уже не просили, а требовали отпустить их домой на время полевых работ. Возвращались не все – но что удивительно – больше половины. Второй поток – в город начали массово прибывать ссыльные, люди которых правительство отправило в Сибирь. Большая часть – была уголовными, но были и политические. Одну из них – женщину по фамилии Брешко-Брешковская*, одну из первых террористок в России – встречал лично Керенский и поселил ее с собой в Зимнем дворце.
С прибытием ссыльных – в городе начался вал грабежей и разбоев…

Транссибирский экспресс – ходит каждый день и прибывает на Николаевский вокзал, пробыв в пути более десяти дней. В этот раз – все было как обычно, только поезд был более чем наполовину наполнен ссыльными, почти никого не встречали. В числе прибывших – были двое. Довольно прилично одетые, молодые, один похож на земского учителя с бородкой и в очках, второй – в теплом поношенном тулупе, с воинственно торчащими усами и выбивающемся из-под шапки чубом. У обоих были казенные, дешевые чемоданчики и больше ничего не было. Не стараясь выбраться первыми на площадь, они пропустили жадно рвущуюся в город толпу и вышли, когда извозчиков уже разобрали…
Поспрашивав, они сели на трамвай, решив найти извозчика дальше, если надо будет…
Учителя звали Лев Каменев, усатого, похожего на бандита – Иосеб Бессарионович Джугашвили…

Куря дешевую сигаретку из купленной в дороге пачки, Иосеб Джугашвили смотрел на город, на дома, что неспешно проплывали под стук конки, на оплывающие сугробы. Северный, чужой город навевал на него тоску и селил в душе смуту…
Иосеб Джугашвили был уроженцем города Тифлис, бывшим семинаристом, не докончив образования, ушел из семинарии и занялся бандитизмом. Бандитом он научился быть еще в семинарии – тогда там такие нравы царили, что например, во время беспорядков семинаристы казнили (!) инспектора обер-прокуратуры, а сам Иосеб помочился на икону. После разгрома революции в Москве и Петрограде – у вынужденных уехать за границу большевиков наступили тяжелые времена, и вот тут то вот и выделилось крошечное отделение большевиков на Кавказе, которое добыло большие деньги, ограбив карету казначейства и отправило деньги за границу, Ленину. Тогда – Ленин впервые узнал об Иосебе Джугашвили, «чудесном грузине», но больше тогда был известен неистовый Камо, лидер большевиков на Кавказе.
В короткое время Иосеб, курсируя между Тифлисом и Баку, столицей российской нефти, где ковались состояния – сделался крупным уголовным авторитетом, паханом. Кличка у него была, кстати, не «Рябой» - его все знали как «Коба» или «Бесо». В отличие от Камо – большая часть преступлений Кобы никогда не станет известна широкой публике, потому что от грабежей и налетов он быстро отошел. Грабеж он что, один раз взял и все, а дальше на что жить? Коба занимался рэкетом и похищениями людей, быстро поставив дело на широкую ногу. Было это так: выходит человек из конторы или из дома, тут его подхватывают под белы рученьки добры молодцы и везут в гости к Кобе. А из гостей можно уйти не раньше, чем домашние привезут, скажем, пятьдесят тысяч. Немало бакинских купцов и нефтяников так покатались.
Или так – приходит, скажем, человек в контору какого-нибудь «Бакинского нефтяного анонимного общества» и спрашивает: у вас забастовки были? Слава Богу… Так будут! А я вот – страхую от забастовок. Полис стоит те же пятьдесят тысяч. В год. Хотите, платите. А если нет, советую и от пожара застраховаться. Потому что забастовки еще и пожарами часто сопровождаются…
Ну и как не застраховаться?
За Иосеба всерьез взялись, когда он вышел за пределы России и устроил массовые забастовки и беспорядки в… Персии! А это было уже дело политическое.
В очередной раз бежав, Коба появился в Европе этаким марксистом – самоучкой и прибыл под светлые очи Владимира Ленина, которому постоянно посылал деньги. Ленин цену прибывшему быстро понял, но понял он и еще одно. В отличие от почти всех остальных революционеров, Ленин прекрасно понимал всю оторванность их, революционеров и их учения от народных масс. Он понимал что марксизм в России есть умственное упражнение интеллигенции и не более того. Впервые он пришел к этому видимо в 1905 году, лично поговорив с попом Георгием Гапоном, который сумел то что не сумел никто до него – поднять многотысячную демонстрацию и повести ее на правительственный квартал. Ленин понимал, что в партии не хватает людей из народа, говорящего на одном с ним языке. Стоящий перед ним грузин был как раз из таких, плюс – рукастый, а Ленин любил именно рукастых большевиков. Ленин обласкал прибывшего и отправил его писать брошюру по национальному вопросу. И на что он был умен – но даже Ленин не знал, что именно национальный вопрос станет тем, на котором споткнется коммунизм.
… В 1916 году он вернулся из ссылки в Красноярск, чтобы записаться в действующую армию – писарем. Так поступали многие политические, все поголовно грамотные. Его признали негодным вследствие больной руки, но разрешили не возвращаться в село и остаться на месте. Тут он и встретил Февральскую революцию…
Сейчас он в Петрограде, городе в котором он был всего пару раз проездом. Столица Российской Империи, которую он не любил…
Они сходят с конки. Спрашивают на каждом углу дорогу…

Их путь – лежит к дому рабочего – большевика Степана Аллилуева. Он уже помогал Сталину в Баку, но сейчас он остепенился, у него большая семья, он снимает хорошую комнату в кирпичном, новом доходном доме. Работает начальником подстанции, этого достаточно, чтобы кормить большую семью.
Ссыльных они встречают радостно, глава семьи дома. Велит ставить самовар. В прихожую выходит легко одетая (по-домашнему, в квартире сильно натоплено) дочь Аллилуева, пятнадцатилетняя Надежда. Помогает гостям разместить на вешалке свои вещи. Иосеб задумчиво смотрит на нее…

После разгрома революции 1905 года – у большевиков остается в России только русское бюро ЦК, сам ЦК в полном составе за границей. Главные в бюро – родившийся в Муроме в многодетной семье купцов-староверов Александр Шляпников и примерно такого же происхождения (вятский, из многодетной купеческой семьи) Вячеслав Скрябин, в печати подписывающийся как Молотов. Все они ведут довольно обычный образ жизни, Скрябин например – журналист, подрабатывает в ресторанном оркестре, но это скорее для души. Именно Скрябин составит первую после Февральской революции большевистскую листовку и напишет первую статью. Их никто не замечает, в первом совете рабочих депутатов им не находится место. Большевистская ячейка на Путиловском самая маленькая и туда идут самые пьяницы и лодыри.
Февральскую революцию они встретили в городе и все как и остальные отправились к Думе. Там – заинтересованные лица, о которых я уже говорил, уже выпросили комнату (номер тринадцать) и открыли заседание Совета рабочих крестьянских и солдатских депутатов – но большевики там были только наблюдателями, не более. На первом месте по влиянию были эсеры, сам Керенский был эсер, затем были трудовики и в целом – социальные демократы, склоняющиеся более к умеренному меньшевизму. Все присутствующие были оборонцами – то есть были за чисто оборонительную войну, и тогда солдаты их так же поддерживали. Большевикам оставалось лишь толкаться в кулуарах, нюхать кислую вонь овчин и портянок и слушать. Никакого политического влияния у них не было. Ленина знали единицы, и кто знал, думали о нем плохое.

Большевиков объединяла лишь газета «Правда», больше ничего у них и не было. Потому как только стали возвращаться ссыльные, встал вопрос о кооптировании их в редколлегию Правды. Одним из первых – такое желание выразил Иосеб Джугашвили. В качестве основания указал написанную им брошюру о национальностях и несколько статей. Вот чтобы рассмотреть вопрос, собралась нынешняя коллегия…
- Помилуйте… - земский учитель Скворцов-Степанов помахал перед лицом рукой. Разгоняя дым – он же экспроприатор. Уголовник.
- Может нам нужны люди, которые умеют писать простым, не заумным языком?
- К тому же нам не хватает корреспондентов – подхватил Молотов – а товарищ Коба к тому же близок к ЦК.
Проголосовали.

Потом об этом заседании – Сталину расскажет Молотов, который настолько стелился под Сталина, что его в шутку прозвали Молотошвили. Сталин это запомнит**…

К удивлению всей редакции Правды, товарищ Коба придя в редакцию, достаточно быстро поставил дело на прочную основу, и тиражи начали расти, а порядка стало намного больше. Сам Коба так же писал статьи, в частности о необходимости защищать родину и свободу и эти статьи сильно противоречили ленинским установкам.

* Умерла в Чехословакии в 1934 году в возрасте 90 лет. В 1917 году в сентябре советовала Керенскому найти и убить Ленина, на что он не решился
** В тридцатые годы все дожившие члены русского бюро РСДРП, включая его руководителя Шляпникова, были расстреляны. За исключением одного – уцелеет В.М. Молотов

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив