Чеченский вопрос на Святой Руси? (начало)

Сообщество "Добро, зло, мораль, нравственность, этика, нравы." — 30.07.2011

ЧЕЧЕНСКИЙ ВОПРОС – НА СВЯТОЙ РУСИ?

Тогда говорит ему Иисус: возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут.

(Матф. 26, 52)

То, о чем я собираюсь рассказать, адресовано, в основном, тем, кто в своем религиозном исповедании видит для себя категорическое требование подчинить свое мировосприятие непреложным законам христианской Истины. Такая переоценка в свете Откровения Нового Завета множества глубоко укорененных в нашем уме и сердце человеческих ценностей сопряжена с немалым подвигом. Ведь ценности эти нередко прямо связаны с вопросами семьи, рода, нации и отечества.

Но если обратиться к Откровению еще более древнему – к Ветхозаветной истории, – то и там мы видим требование такого же подвига. Авраам, отрекшийся от величайшей родовой привязанности к собственному первенцу, принося его на жертвенник любви к высшей Истине, получил не только обетование этой Истины, но и благословение своего потомства. Думается, что лишь в лучах той же единственной Духовной Истины, нередко затмевающей и подчиняющей себе многие наши привычные душевные истины, нам, чадам православной Церкви, надлежит рассматривать все так называемые злободневные проблемы, в том числе национальные и государственные.

Сейчас одной из таких нелегких для нашего народа проблем является чеченская проблема. По этому поводу на сегодня нет официально провозглашенной точки зрения Церкви, и все, что здесь будет сказано, также не может считаться таковой. Я лишь предлагаю на рассмотрение Церкви и читателя свое мнение как православного священника, осознающего серьезнейшую необходимость религиозного освещения чеченского вопроса.

Однако прежде чем заострять какие-либо вопросы и намечать выводы, необходимо в соответствии с элементарными положениями юрисдикции предоставить систему фактов в их исторической перспективе, т. е. соответствующее ДЕЛО.

1. Чеченское дело

«Шамиль уже восемь лет борется с могучим гигантом Европы и до сих пор не являет признаков усталости. Неоднократно истертый, рассеянный, в скором времени умеет восстать из праха и полон жизни, с новою энергией выступает на неравную и опасную борьбу. Причины этого необыкновенного явления легко объяснить следующим. Дикие племена Кавказа еще лет двадцать тому назад не были соединены никаким постоянным союзом. Иногда только общая опасность совокупляла на короткое время их силы противу мощного врага, по миновании которой дружеские сношения прекращались. Буйные их страсти не были обузданы никакими законами, кроме права сильнейшего… Но эти огненные дети природы под дикою оболочкой физических способностей хранят в себе зародыш блестящих умственных дарований. Быстрая понятливость, острая память, отчаянная отвага и пламенное воображение делают их способными ко всему, к чему их поведет искусная рука. Этой рукою, бросившей на плодородную почву девственных их умов искру, вспыхнувшую пламенем религиозного фанатизма в огненных сердцах, был мюридизм. Проповеди муллы Магомета вдохнули в них первую мысль, разбудили нравственную силу, указали им общую цель действия и положили первое начало религиозной секты, число последователей которой с каждым днем увеличивается. Учение нового шариата составило эпоху в жизни племен, населяющих восточную отрасль Кавказа [1]. Различные происхождением, языком и нравами, они соединились у подножия проповедующих своих учителей неразрывным узлом единоверия и, подстрекаемые фанатизмом, ринулись с подоблачных жилищ своих проливать кровь за сохранность своих понятий и святость уставов Пророка. При таком направлении умов не преминут явиться предводители. Им даже нет дела до личных достоинств начальника; довольно только, чтоб он имел общую доверенность, а более всего славился строгостью правил. Они столпятся вокруг него и велят ему вести себя на бой с неверными… Теперь, когда еще первоначальные впечатления, произведенные проповедниками на гибкие умы детей Кавказа, не изгладились, когда религиозный фанатизм воспламеняет большую часть народа, мюридизм не имеет недостатка в последователях. Напротив, число их с каждым днем возрастает, дух его оживляет горы, ведет на бой диких обитателей Кавказа и в быстром течении увлекает более хладнокровного и более миролюбивого имама. Огонь страсти к воле пожирает все сердца. Если бы Шамиль даже хотел остановиться, то теперь уже поздно. Он должен раздувать пламя, иначе оно сожжет его самого».

Что это? Выписка из современных нам изысканий журналиста-очевидца или, может быть, слова офицера, участника боевых действий в Чечне? Да, действительно, это слова очевидца, но… далеко не современного нам. Здесь приводится выдержка из записок рядового 10-го Грузинского линейного батальона И. Загорского, побывавшего в плену у горцев вместе с князем Орбелиани в тридцатых годах XIX века.[2] И, разумеется, речь в ней идет не о современном и печально известном нам Шамиле Басаеве, но о «полевом командире» уже давно отвоевавшихся горцев – имаме Шамиле. Тогда в отрядах Шамиля против императорских войск сражались предшественники нынешних моджахедов – мюриды, беспрекословно подчинявшиеся своему духовному руководителю (шейху или имаму) [3].

Некоторые грани этого изнурительного кавказского конфликта открывают нашему взору из позапрошлого столетия художественные произведения Лермонтова, Толстого, Пушкина. Интересно наблюдать, как в произведениях Пушкина постепенно происходит смещение акцента в оценке происходящего на Кавказе. В начале своего пребывания в горах великий поэт откровенно превозносил в своих стихах завоевателей Кавказа: «пылкого Цицианова», генерала Котляревского, Ермолова («Поникни снежною главой, смирись, Кавказ: идет Ермолов!»), «На негодующий Кавказ поднялся наш орел двуглавый…». Однако реалии войны постпенно меняют тон Пушкина: «Ни мира, ни процветания под сенью «двуглавого орла» не наблюдается! – писал он в своих заметках. – Более того, путешествовать по Кавказу небезопасно… Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены. Они час от часу далее углубляются в горы и оттуда направляют свои набеги».

Примечательно, что П. Вяземский писал А. Тургеневу: «Мне жаль, что Пушкин окровавил последние стихи своей повести. Что за герои Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он, «как черная зараза, губил, ничтожил племена?» От такой славы кровь стынет в жилах и волосы дыбом становятся. Если бы мы просвещали племена, то было бы что воспеть. Поэзия – не союзница палачей».

А вот слова популярнейшего в то время писателя Бестужева, известного очерками из кавказской жизни: «Кавказских горцев напрасно обвиняют в жестокости. Очень редко были примеры, чтобы они терзали попавшихся им русских даже в пылу гнева или мести, на самом поле сражения. У себя дома горец заботливо промочит раны пленнику, «попотчует бузой», разделит пополам черный чурек свой…».

* * *

Таким образом, со всей очевидностью можно констатировать, что серьезная напряженность в отношениях между чеченским народом и российским государством имеет глубокие и, к сожалению, достаточно прочные исторические корни. И вот сейчас на рубеже XX и XXI века мы сами ясно убеждаемся, что таковые корни, придавленные пружиной советской государственной машины, не только не засохли, но и порождают новые побеги особой живучести.

Активизация общественного движения за политическое самоопределение Чечни началась в конце 80-х – начале 90-х гг. прошедшего, т. е. XX века. Новая энциклопедия сообщает нам по этому поводу протокольно-скупые факты:

ЧЕЧЕНО-ИНГУШЕТИЯ, в Российской Федерации (до 1992). 19,3 тыс. км2. Население 1277 тыс. человек (1989), городское 41%; чеченцы (735 тыс. человек), ингуши (164 тыс. человек), русские и др. 14 районов, 5 городов, 4 поселка городского типа (1989). Столица – Грозный. Первые упоминания о чеченцах и ингушах относятся к 7 в. В 1810 Ингушетия добровольно вошла в состав России, в 1859 была присоединена Чечня. В январе 1921 г. Чечено-Ингушетия вошла в Горскую АССР. В ноябре 1922 была образована Чеченская, в 1924 – Ингушская авт. обл. в составе РСФСР, в 1934 объединены в Чечено-Ингушетскую авт. обл., преобразованную в 1936 в Автономную Советскую Социалистическую Республику в составе РСФСР. В 1942–43 часть Чечено-Ингушетии оккупирована немецко-фашистскими войсками. В 1944 Чечено-Ингушетия была ликвидирована, население насильственно выселено. Восстановлена в 1957. В ноябре 1990 Верховный Совет Чечено-Ингушской АССР принял Декларацию о государственном суверенитете республики. В 1991 ВС переименовал Чечено-Ингушскую АССР в Чечено-Ингушскую Республику. В 1992 Съезд народных депутатов Российской Федерации постановил преобразовать Чечено-Ингушскую Республику в Ингушскую Республику и Чеченскую Республику.

Что за всем этим стоит? Попробуем заглянуть за фасад подобной статистики и хотя бы отчасти представить себе, как это все происходило.

И юридически, и политически союзные республики бывшего СССР и автономные республики в составе союзных находились в очень разном положении, хотя эти различия формально были неуловимы. Создавая многоступенчатую структуру советских национально-территориальных образований, Сталин и его соратники просто не принимали в расчет юридический аспект вопроса и отводили правовым формулировкам лишь легко забываемую ритуальную роль. Они, естественно, считали нерушимым механизм реальной унитарной вертикали власти, базирующейся на структурах ВКП(б)–КПСС и на общесоюзной индустриальной и силовой бюрократии. Но когда диктатура ослабла, а на каждом шагу стали говорить о власти закона, приоритете права и об общечеловеческих ценностях, немедленно выяснилось, что бесспорной правовой и политической базы для сохранения Советского Союза как единого государства нет. Стало ясно, что союзные республики с созданными в них номенклатурно-правовыми системами хотя и ограниченны в реальной власти, но структурно полностью подобны «центральной» союзной системе. Они оказались вполне в состоянии, а также и склонны сами выступать в качестве независимых политических субъектов, по крайней мере, с точки зрения формальных требований международного права. Правовая противоречивость и политическая двойственность ситуации породили в 1988– 1991 гг. невиданные правовые «новации» в виде разного рода «частичных» суверенитетов союзных республик – экономического, культурного и даже экологического. В этой ситуации политики, исходя из политической конъюнктуры, часто просто жонглировали словом «суверенитет» в попытках представить обладание им то как полную независимость, то как нечто совершенно иное. При этом достаточно открыть хотя бы Дипломатический словарь, дабы убедиться в синонимичности на международно-правовом языке терминов суверенитет и независимость.

В качестве движущих сил в борьбе чеченцев за самоопределение можно, в первую очередь, указать ряд очевидных факторов:

1) для чеченцев исторически актуальным оставался вопрос выживания как этнически-территориальной общности;

2) народ Чечни сохранял историческую память о войне против Российской Империи;

3) к этой памяти присовокуплялась еще более мрачная память о сталинских репрессиях и всеобщей депортации.

Попытка местной партийной власти в свое время «спрятать вопрос» дала прямо противоположный эффект, как только появилась возможность открыто обсуждать политические темы. В начале 80-х Чечено-Ингушской АССР руководили партийные функционеры чисто бюрократического склада. Сокрытие реальной истории Кавказа и его населения они сделали одной из главных идеологических задач возглавляемых ими партийных органов до перестройки. Однако общее развитие ситуации привело к тому, что 27 ноября 1990 г. Д. Завгаев в качестве председателя Верховного Совета ЧИАССР подписывает Декларацию о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики (именно так с этого момента она стала именоваться). Новая Декларация фактически признавала за республикой все атрибуты независимого государства и весьма аккуратно обходила какие бы то ни было прямые упоминания РСФСР и Советского Союза (за исключением статьи 10, где говорилось об осуждении «геноцида в отношении чеченцев и ингушей и других народов СССР» и заявлялось, что «республика оставляет за собой право на возмещение морального и материального ущерба, причиненного республике и ее народу в 1944–1957 годах»). Каких-либо протестов ни со стороны российских, ни со стороны союзных властных структур в Москве тогда не прозвучало.[4]

Немаловажным фактором, влияющим на взаимоотношения московских и грозненских властей, явилась переработка, продажа и транспортировка нефти. Не вдаваясь в подробности, нужно отметить, что в целом Чечня как район нефтедобычи не имеет больших перспектив. Основные промышленные запасы нефти в Чечне в значительной мере исчерпаны и составляют менее 1% от разведанных на территории России. В свое время правительство Д. Дудаева стремилось сохранить монополию на продажу добываемой на территории Чечни нефти. Однако справка Государственного таможенного комитета РФ от 1 марта 1995 г. утверждает, что это ведомство официально не зафиксировало случаев продажи чеченской нефти за рубеж в обход российской таможни. Федеральные органы власти России выделяли Чеченской Республике квоты на экспорт нефти, но при этом официально зарегистрированные объемы таких поставок в 1992–1993 гг. были значительно ниже разрешенных. Мощности нефтеперерабатывающих заводов, расположенных в Грозном, позволяли перерабатывать значительно большее количество нефти, чем добывалось в Чечне. В связи с этим вплоть до 1993 г. они работали в большей степени на сырье, ввозимом из ряда регионов России. Однако объем транспортировки нефти в Чечню с 1992 г. начал резко падать. Причины такого падения лежали не столько в сфере экономики, сколько политики. 16 июля 1993 г. С. М. Шахрай направил Б. Н. Ельцину подготовленную экспертами справку, в которой предлагалось полностью прекратить всякие поставки нефти в Чечню и поручить Министерству безопасности РФ жестко контролировать поступление нефтепродуктов из Чечни. И, наконец, дополнительную напряженность в «нефтяные» отношения между Москвой и Грозным вносили переговоры о возможной транспортировке нефти, в том числе и по территории Чечни, ведущиеся представителями России без участия чеченских властей.

В мае 1994 г. последовало заявление руководителя администрации президента России С. А. Филатова о том, что власти в Чечне публично отрубают людям головы. Начавшаяся дискуссия по этому вопросу взбудоражила общественность. В данном случае важно то, что глава администрации президента РФ, сознательно или нет, использовал искаженную информацию. Отрезанные головы трех членов одной из преступных группировок были выставлены на площади Грозного родственниками ранее убитых этими преступниками людей. Власти ЧРИ, действительно, несли ответственность за этот варварский акт, но лишь постольку, поскольку не могли обеспечить на подконтрольной им территории законность и правопорядок, противостоять обычаю кровной мести.

Тогда же начались террористические акты, совершавшиеся по одинаковому сценарию. 27 мая 1994 г. четверо чеченцев захватывают в районе Кавказских Минеральных Вод автобус с 35 заложниками и требуют предоставить вертолет для вылета в Чечню и 10 млн долларов. 30 июня 1994 г. трое чеченцев захватывают в том же районе автобус с 27 заложниками и вновь требуют предоставить вертолет для вылета в Чечню и 5,8 млн. долларов. Оба раза требования захватчиков были удовлетворены, и инцидент удавалось закончить без жертв. Однако после третьего террористического акта 28 июля 1994 г., когда четверо чеченцев захватили автобус с 40 заложниками и потребовали предоставить им вертолет и 15 млн долларов, федеральные силовые структуры действовали иначе. Командующий ВВ МВД РФ А. С. Куликов отстранил от операции специалистов из подразделения «Альфа» и силами своих подчиненных из спецподразделения «Вега» предпринял штурм вертолета, в котором находились террористы с заложниками. Операция закончилась провалом: вертолет был уничтожен, убиты один террорист и пятеро заложников, все остальные – террористы, заложники и штурмующие – получили ранения или ожоги. С этого момента инциденты с захватом заложников начали использоваться для обвинения властей ЧРИ в покровительстве террористам.

В сентябре Д. Дудаев, по-видимому, сделал для себя вывод о неизбежности надвигающегося военного столкновения с федеральными войсками. При этом действовать он стал как человек военный, а не политик. Первым делом он выслал из Чечни всех российских журналистов и представителей миротворческих и правозащитных организаций. Все идеи, исходившие извне, решительно отвергались, открытых внятных заявлений официального Грозного для внешнего мира о военных приготовлениях Москвы не прозвучало. «Мы гордый народ, мы сами сумеем себя защитить», – такую фразу приезжавшие представители российской демократической общественности обычно слышали в резиденции Дудаева в ответ на предложения о помощи в «наведении мостов» между Москвой и Грозным. Одновременно высшие руководители Чечни вполне радушно приветствовали русских националистов и представителей партии Жириновского; некоторых из них вскоре так же гостеприимно встречали в Грозном уже российские генералы.

Международное сообщество рассматривало вооруженный конфликт в Чеченской Республике 1994–1996 гг. как конфликт немеждународного характера. Однако существует точка зрения, что действия сторон в данном конфликте следовало рассматривать, исходя из норм Первого дополнительного протокола к Женевским конвенциям, который посвящен защите жертв международных вооруженных конфликтов. Пункт 4 статьи 1 этого Протокола гласит, что к его компетенции относятся «вооруженные конфликты, в которых народы ведут борьбу против колониального господства и иностранной оккупации и против расистских режимов в осуществлении своего права на самоопределение, закрепленного в Уставе ООН и Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН». В случае подобного подхода оценка действий участников вооруженного конфликта, не изменившись по существу, неизбежно стала бы жестче по отношению к обеим сторонам.

* * *

Войска, приступившие 11 декабря 1994 г. к «наведению конституционного порядка» в Чечне, не были готовы к выполнению возложенной на них миссии ни морально (личный состав федеральных сил не был ознакомлен с нормами гуманитарного права), ни материально. Войсковая группировка сшивалась на живую нитку и, двинувшись плохо обученной массой солдат к чеченским границам, слабо представляла себе, что их ожидает. Российский генералитет знал о реальном состоянии войск. В опубликованной СМИ секретной директиве Д-0010 «Об итогах подготовки Вооруженных Сил РФ в 1994 году и уточнении задач на 1995 год», подписанной министром обороны РФ П. С. Грачевым, сообщалось: «Некоторые командующие, командиры и штабы не умеют аргументированно обосновать целесообразность принятых решений», «Офицеры звена дивизия-полк-батальон слабо знают свои обязанности», «Личный состав недостаточно обучен владению штатным вооружением и военной техникой, имеет невысокую специальную подготовку». Особую тревогу вызвали положения этого документа, характеризующие моральное состояние войск: «Задача искоренения происшествий и преступлений в войсках и на флоте практически не решена <�…> Не прекращается практика сокрытия преступлений и происшествий, умышленного искажения информации о гибели людей».

Двадцать месяцев спустя, уже после окончания боев в Грозном в августе 1996 г., правильность этих выводов вновь подтвердил высший офицер МО РФ. Вот как начальник Управления службы войск и безопасности военной службы Генерального штаба Вооруженных Сил РФ генерал-лейтенант В. Ф. Кулаков отвечал на обращение депутата Государственной Думы РФ Ю. П. Щекочихина к министру обороны РФ:

«Считаю необходимым сообщить, что проблема воинской дисциплины среди военнослужащих, проходивших службу в составе Объединенной группировки Министерства обороны Российской Федерации в Чеченской Республике, <�…> неоднократно изучалась офицерами Министерства обороны непосредственно в Чеченской Республике. Результаты работы свидетельствуют, что в воинских коллективах группировки войск продолжают нарастать напряжение, психологическая усталость, ухудшается морально-боевое состояние личного состава. Причинами такого положения являются недостаточная работа должностных лиц по морально-психологическому обеспечению действий войск, решению социально-бытовых проблем, неприятие решительных мер в вопросах укрепления правопорядка и воинской дисциплины. В 205-й мотострелковой бригаде <�…> только в этом году совершено 116 происшествий и преступлений, в результате которых погибло 11 военнослужащих. Осложняет ситуацию тот факт, что из-за отсутствия финансирования не могут быть уволены 75 проц. солдат и сержантов этой бригады. <�…> прокурорскими проверками в частях Объединенной группировки выявлено 1406 случаев травматизма. Каждая пятая тяжелая травма получена в результате неуставных взаимоотношений. Военнослужащие, непосредственно виновные в совершении этих правонарушений, и должностные лица, чья бездеятельность и неудовлетворительное исполнение своих служебных обязанностей привели к нарушениям воинской дисциплины, будут привлечены к строгой административной или уголовной ответственности».

Закрытость российских силовых структур не дала авторам возможности ознакомиться с пособиями, наставлениями и методиками, по которым велась и ведется боевая подготовка военнослужащих и сотрудников спецподразделений. Однако в последние годы нередки утечки подобных сведений в открытые массовые издания. Ниже мы приводим несколько выдержек из книги «Подготовка разведчика. Система спецназа ГРУ»:

«…пленного надо еще допросить, и если он представляет ценность для командования, то не уничтожить после допроса (курсив мой – авт.), а транспортировать на базу. (с. 40) <�…> Отличие же этой ситуации [транспортировка пленных] от доставки раненых заключается в том, что можно не беспокоиться насчет того, удобно ли пленному во время транспортировки. Лишь бы не задохнулся. Поэтому затыкать ему рот тряпкой и вставлять деревянный кляп следует неглубоко. Что же касается тряски, ушибов, ссадин, онемения связанных конечностей, все это не имеет значения. Ведь в большинстве случаев пленный подлежит ликвидации сразу после форсированного допроса. И только в случае необходимости доставки его в базовый лагерь или в штаб за линией фронта ему придется идти собственными ногами. Вот тогда состояние здоровья пленников становится предметом особых забот разведчиков. (с. 217) <�…> Каждый разведчик должен владеть методами форсированного допроса в полевых условиях. Как показывает практика, военнослужащие стран НАТО стопроцентно «ломаются» в ходе такого допроса и дают нужную информацию (с. 492)».

Случаи неизбирательного ведения огня федеральными войсками были зафиксированы еще в момент их движения по направлению к Чечне. 11–12 декабря 1994 г. во время прохождения маршем через территорию Республики Ингушетия войска столкнулись с попытками гражданского населения блокировать дороги, была разобрана железнодорожная ветка, ведущая в Чечню, имели место и обстрелы войсковых колонн (погибших и раненых среди военнослужащих не было), были повреждены или сожжены 28 военных автомобилей. В ответ неоднократно открывался неизбирательный огонь, что привело к жертвам среди мирного населения. Например, при прохождении военной колонны через с. Гамурзиево военнослужащие открыли огонь из автоматического оружия, в результате чего погибли четверо и были ранены 15 человек.

Вот как описал журналист «Известий» самочувствие жителей Ачхой-Мартановского района зимой 1995–1996 гг. – в период нового обострения вооруженного конфликта:

«Если сказать в двух словах, то население Чечни тихо сходит с ума. Не в переносном смысле, а в буквальном! <�…> представьте себе людей, которых в течение всего года подвергают массированному обстрелу из самых современных видов оружия, включая системы залпового огня «Град», «Ураган» и т. д. Причем они не прекращались даже тогда, когда российская армия якобы объявила мораторий на ведение боевых действий в период переговорного процесса. Население многих сел месяцами не покидает холодные сырые подвалы. Наступление сумерек, именно тогда начинают свою беспощадную деятельность артиллеристы, многие ожидают, как расстрела в камере смертников. <�…> Вследствие бесконечных обстрелов погибло много мирных жителей, разрушены предгорные селения Бамут, Старый Ачхой, Орехово. При этом ни боевики, ни федералы не вступали в прямые контактные сражения, обмениваясь обстрелами через головы совершенно не причастных ко всем этим «разборкам» местных жителей. Те, кто выжил физически, безнадежно больны, совершенно подорвана психика. Холодные зимние месяцы в подземелье, отсутствие света и тепла, голод подорвали здоровье людей. <�…> Больницы забиты детьми со странными симптомами».

«Заслышав характерный шум двигателей реактивного самолета, который даже грудные чеченские дети ни с чем не могут перепутать, мужчины загоняли в убежище свои семьи и еще не съеденный за месяцы блокады скот. Однако хронический бронхит от сидения в подвалах и недостаточное питание не сравнимы с психологическими потрясениями, которые за последние месяцы и особенно после указа Бориса Ельцина испытали жители горных районов. Естественной эмоциональной реакцией местных жителей, имевших несчастье проживать «в местах сосредоточения боевиков», стал их массовый исход из районов «специальных операций». <�…> Следующей ночью (днем дорога бомбится раз в 15–20 минут) беженцы из сел Ведено и Дышне-Ведено также потянулись на равнину. Одна из местных жительниц так объяснила свой отъезд из родного села: «Надоело сидеть и ждать, когда же самолеты начнут бомбить сам райцентр. Числа 20 марта они бомбили школу, тогда одну женщину убило и одной ноги оторвало. А до этого они тоже только по окраине били. Нам больше всего детей жалко – то в подвал бегают, то из подвала».

За период боев мирное население Грозного понесло громадные потери, точные размеры которых до сих пор неизвестны: официальные российские инстанции исследованием этого вопроса не занимались. Наблюдательная миссия правозащитных общественных организаций провела исследование для оценки размеров потерь среди мирного населения Грозного в период с декабря 1994 г. по март 1995 г. В результате проделанной работы величину этих потерь можно оценивать как 25 000 – 29 000 человек. Эта оценка была признана официальными инстанциями и до сих пор остается единственной.

2. От фактов к постановке вопросов

Посредством приведенных здесь материалов я отнюдь не намерен ни защищать, ни превозносить чеченский народ или его руководство, а уж тем более – оправдывать множество отвратительных действий его современных боевиков.

Однако меня тревожит здесь совсем иное, а именно: христианская оценка наших действий в Чечне и отношение к ним современных православных христиан России. Ведь мы, имеющие российское гражданство, фактически оказываемся втянутыми в эту преступную петлю, из которой по сей день не можем выбраться. Волнует меня также в этом контексте и более общий весьма древний и больной вопрос – вопрос отношения Церкви с государством. Ведь ответственность за кровь людей иного народа, безусловно, в той или иной мере ложится на каждого из нас, в том числе и на безмолвствующих по этому поводу чад православной Церкви.

Для христианина проблема заостряется особым образом, поскольку война в Чечне, в которой к тому же гибнут и наши русские воины, – это отнюдь не освободительная война. А следовательно, православное сознание нуждается в трезвой оценке такого положения дел.

О том, на какой позиции по этому вопросу стоит руководство России, красноречиво говорит Приложение. Изложенная в нем позиция вполне понятна и закономерна для совершенно светского главы светского государства: руководствуясь идеей земного блага, он полон решимости удержать достигнутые позиции. Однако то, что наша поместная Церковь находится на территории этого государства, – означает ли это, что она может считать и для себя такую позицию приемлемой? Должна ли поместная Церковь во что бы то ни стало солидаризироваться с военными действиями своего народа, объединяющегося государством, против любого другого народа, независимо от характера этих действий?

Если мы вспомним о том, что Церковь преследует совсем иные цели, нежели государство, и если усмотрим в данном случае, что высшие цели при этом встают в противоречие с другими, то вывод будет очевиден. В этом случае православные священники призваны не только не благословлять, но и предупреждать об опасности нарушения заповедей Божиих, попираемых преследованием государственных земных выгод.

Примеры тому дает нам и Священная история. Интересно, что иногда, казалось бы, даже в очевидных случаях «попрания интересов народа» избранники Божии, не страшась кары за «измену», требовали от правителей подчиниться воле Промыслителя. В Ветхом Завете особо характерным примером тому является проповедь пророка Иеремии о необходимости покорения Израиля Навуходоносору. История Российского царства также насчитывает немало случаев прямых обличений монархов со стороны пастырей Церкви: свт. Филиппа Московского, преп. Максима Грека, свт. Митрофана Воронежского и других. Но все же на такие шаги отваживались немногие: в основном те, чьи имена сейчас занесены в православные святцы. Это и понятно: перечить власть имущим – не шуточное дело [5].

* * *

Вполне возможно, что идеал православного государства, о котором грезили многие серьезные религиозные мыслители, в какой-то мере достижим и в этом веке. Но достигать его любой ценой, на любых принципах будет безумием. Опыт истории наглядно показал несостоятельность византийской модели церковно-государственной симфонии; не лучшая доля постигла и нашу российскую идею: православие – самодержавие – народ. К сожалению, участь эта вполне закономерна, потому как унизительная роль державной служанки в синодальный период определяет для русской православной церкви ее дальнейшее нисхождение по государственной лестнице в эпоху большевизма к состоянию рабыни. Естественно, под церковью здесь мыслится земная человеческая организация, призванная выражать собой Церковь Христову.

Такое «взаимовыгодное», с мирской точки зрения, единство, когда церковь становится государственным идеологическим ведомством взамен на материальные подачки и некоторые льготы, непременно сулит печальный итог, ибо содержит в себе духовную отраву замедленного действия. Подобный мезальянс разрушает не только церковь, но и само государство, которое лишается в таком случае высшей инстанции оценки своих начинаний и предприятий, лишается, по сути, духовного путеводителя. И если государству в лице его лидеров еще простительны движущие мотивы исключительно земных утилитарных потребностей нации, то для религиозного сознания такого рода подмены истинной пользы сиюминутной выгодой оборачиваются катастрофой. Народ есть не только нация, не только этническое душевно-телесное образование, родовая ветка, но, в первую очередь, – духовный организм со своими задачами и требованиями. А потому народное благо не сводится исключительно к государственному, политическому и экономическому могуществу, но подразумевает подчас то, что явно ему противоречит.

Это, в свою очередь, означает, что наши глубинные родовые инстинкты соперничества и борьбы с инородцами и даже иноверцами – в нашем взгляде на мировую арену – должны уступать место христианскому руководству заповедями Божиими. Но как же это осуществить практически? Вряд ли кто из здравомыслящих людей станет отрицать тот факт, что любая война есть зло. Но так же очевидно, что на нынешнем историческом этапе развития падшего человечества некоторые войны могут стать злом наименьшим. Защита отечества – это и есть то самое наименьшее зло, к которому приходится прибегать терпящему бедствие народу, и которое, как мы знаем из истории, получает церковное благословение.

Теперь, спрашивается, можем ли мы с полным правом отнести к такому же меньшему из зол современные военные действия в Чечне, скажем, как полицейскую меру борьбы с международным терроризмом, в том числе и как меру предотвращения экспансии чеченских боевиков на территорию России? А далее возникает еще и такой вопрос: должна ли наша Русская Церковь воспринимать события в Чечне как не касающуюся ее государственную проблему, должна ли она благословлять русских солдат «на брань за Отечество», «за Русь святую», как то было в старину, или есть иной выход, более согласующийся в этом случае с исполнением христианских заповедей? Первое, т. е. молчание, недопустимо, поскольку гибнут люди, и их немало, льются потоки крови с обеих сторон. Еще вдобавок к этому в массовом масштабе происходит то, что для христианского сознания гораздо страшнее любой физической смерти, – нравственное растление человеческих душ. И вот для того, чтобы выбрать между вторым и третьим направлением ответа на основной вопрос, заостряемый в данной статье, я предлагаю сделать краткий экскурс в нашу историю.

Сохранено