Была ли у русских любовь?
nataly_hill — 07.06.2012 Писатель Борис Акунин сделал (у себя в ЖЖ-шечке) удивительное историко-литературоведческое открытие. Разыскивая для исторического романа старорусскую любовную лексику, он ее не нашел - и из этого сделал вывод, что у русских не было любви. В смысле романтического чувства к половому партнеру. Вот не было совсем, пока ее не привез из Европы и не ввел в моду Петр Первый триста лет назад.Хочу напомнить господину Акунину прославленный пример старорусской любовной лексики, который в мое время даже проходили в школе. Как сейчас, не знаю, наверное, уже не проходят.
На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
«Полечю, — рече, — зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ реце,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцѣмъ его тѣлѣ».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле {на забрале}, аркучи:
«О вѣтрѣ, вѣтрило!
Чему, господине, насильно вѣеши?
Чему мычеши хиновьскыя стрѣлкы
{на своею нетрудною крилцю}
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горѣ подъ облакы вѣяти,
лелѣючи корабли на синѣ морѣ?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развѣя?»
Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на заборолѣ, аркучи:
«О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы
сквозѣ землю Половецкую.
Ты лелѣял еси на себѣ Святославли но?сады
до плъку Кобякова.
Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ,
а быхъ не слала къ нему сле?зъ
на море рано».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забралѣ, аркучи:
«Свѣтлое и тресвѣтлое сълнце!
Всѣмъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладе вои?
Въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?»
В современном переложении (Заболоцкий):
Над широким берегом Дуна́я,
Над великой Га́лицкой землёй
Плачет, из Пути́вля долетая,
Голос Яросла́вны молодой:
«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опу́шкой
Наклонясь, в Кая́ле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру́ кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».
Далеко́ в Путивле, на забрале,
Лишь заря займётся поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру́:
«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки,
Стрелы полове́цкие вздымаешь,
Мечешь их на русские полки?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою волны колыхать?
Ты же, стрелы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем моё веселье
В ковылях навек развеял ты?»
На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:
«Днепр мой славный! Каменные го́ры
В землях половецких ты проби́л,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобя́ковых носил.
Возлелей же князя, господине,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слёзы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»
Далеко́ в Путивле, на забрале,
Лишь заря займётся поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:
«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половча́н
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?»
А какие еще примеры любви в допетровской Руси можно вспомнить?
NB: Можно уточнить: на Руси, по-видимому, действительно не было кое-чего такого, что в позднесредневековой и пред-возрожденческой Европе появилось. Только не любви. Не было куртуазности - культуры "любви как самоцели", изящной поэтической влюбленности в человека, с которым не состоишь в браке и не собираешься сочетаться браком. Как и в раннесредневековой Европе, в средневековой Руси любовью в полном смысле слова, по-видимому, считалась проверенная временем любовь мужа и жены - а внебрачные отношения и адюльтер рассматривались как "грех" или "баловство", и с ними никаких возвышенных понятий не связывалось. То же самое можно увидеть, например, в исландских сагах.
|
</> |