"Безукоризненность манер и услужливая готовность приспустить штанцы"
aillarionov — 29.10.2010И тема и повод предыдущего поста напомнили мне недавний текст Ксении Соколовой – о том, что, с ее точки зрения, делает мужчину мужчиной:
«Мне приходилось слышать о том, что эти ребята —
Ходорковский с Лебедевым на процессе ведут себя не просто достойно,
а так, словно у каждого из них в запасе по девять жизней, одну из
которых не жаль провести, снисходительно наблюдая за нелепой
активностью душевнобольных. Тем не менее мы знаем, что жизнь —
одна. Но мы не знаем — можем только предполагать — какое
сверхусилие необходимо, чтобы не сломаться после шести лет зоны,
ясно осознавая перспективу остаться в тюрьме пожизненно, чтобы не
поверить, не попросить, не пойти на сделку, наконец, чтобы просто
спокойно, стоять, покачиваясь с пятки на носок, улыбаясь из-за
прутьев решетки.
Читая об этом в книгах диссидентов, я, как всякий человек с
чрезмерно живым воображением, примеряла ситуацию на себя и
приходила к выводу — в реальности так не бывает. Даже обладая
недюжинной силой духа, очень трудно победить тоску, отчаяние, страх
бессмысленных страданий, изоляции, унылой, медленной смерти. Можно
талантливо сыграть равнодушие к своей участи — но не более. Во все
времена на это рассчитывали строители авторитарных систем — и их
расчеты по большей части оправдывались.
Наша эпоха и наша страна — лучшее доказательство этого утверждения.
Террор остался в прошлом — уже давно никто никого не хватает, не
тащит в «воронок» и не расстреливает в подвале. Угроза жизни
съежилась до угрозы потери денег. И тем не менее страх разлит
повсюду, словно парализующий яд.
Из тех, кому есть, что терять, — людей, как правило, не бедных и не
слабых, — за последние годы не нашлось буквально (!) никого, кто
рискнул бы пойти против навязанных правил или предпочел крупным
деньгам возможность сохранить достоинство. Этот феномен
коллективной трусости, покорности и легкости выбора между честью и
бесчестием в пользу последнего, меня всегда крайне
интересовал.
Чтобы узнать о нем больше, я и отправилась в Хамовнический
суд...
Я ела глазами клетку с людьми, запертую на цепь, и не могла
понять, что не так. Глаз фиксировал нечто странное, сбой в
картинке, базовое нарушение на уровне инстинкта. Сидящие в клетке
вели себя, говорили и двигались, как свободные люди. Это не было
бравадой — старые зэки знают, что шесть лет тюрьмы и зоны
накладывают несмываемый, как чернильная татуировка, отпечаток —
можно отрепетировать речь, но пластика выдаст сидельца.
Удивительным образом эти двое демонстрировали то, что моя бабушка
называла безукоризненностью манер. И эта безукоризненность была
убийственной. Она не оставляла Хамовническому суду ни малейшего
шанса. Клетка уже не казалась клеткой: стены из стекла и металла
обозначили границу, четко разделившую Людей и чавкающую, не имеющую
предела и дна антропологическую парашу...
Наблюдая за фарсом в зале Хамовнического суда, я вдруг четко
и ясно поняла смысл слова «мужчина».
А теперь дорогие читатели, слушайте и запоминайте как «Отче наш». В
глазах женщины мужчину делает мужчиной единственное качество —
умение не обосраться. Не струсить. Не покориться. Не приспустить
услужливо штанцы. Остальное... – факультативно. То есть если при
бабках и обосрался — по факту все равно говно...
На самом деле претензия к отцам-основателям суверенной
демократии у меня только одна. И не журналистская — в защиту режима
могу сказать, что выражать свои крамольные мысли мне никто никогда
не мешал, — а сугубо дамская.
Господа разведчики и члены кооператива «Озеро»! Своими усилиями вы
создали идеальные условия для поголовного превращения мужской элиты
страны в трусливое говнобыдло. С точки зрения национальных
перспектив — это завершение генетической и уже даже, пожалуй,
антропологической катастрофы».
http://khodorkovsky.ru/documents/2010/06/24/13425/