БЕСЫ. УБИЙСТВО СИПЯГИНА
roman_rostovcev — 20.02.2021Поначалу роли между отцами-основателями разделились так: Гершуни – руководство создаваемой Боевой Организацией, Азеф – обеспечение других технических мероприятий партии, важнейшим из которых была доставка нелегальной литературы из-за границы в Россию. Распределение ролей не имело четкой границы: Азеф участвовал и в разработке планов террористических ударов, а Гершуни пытался заниматься и транспортировкой литературы, но эта сторона его деятельности успехов не имела, т.к. тут Азеф потихоньку постарался подставить товарищу ногу. Колоссальный исходный моральный капитал Азефа был обеспечен Аргуновым: связи, пароли и явки, сохранившиеся после разгрома основного ядра аргуновского «Союза», позволили Азефу успешно решать проблемы доставки нелегальной литературы из-за границы в Россию: никто не пишет о провалах, сопровождающих эту деятельность Азефа – их, очевидно, и не было. Действительно, и в донесениях Азефа в Департамент полиции, опубликованных после революции, нет ни слова, способного в свое время помочь обнаружению ящиков с двойным дном, отсылаемых Азефом и его соратницами. Зато Азеф позаботился, чтобы другой путь транспортировки литературы сразу попал под наблюдение жандармов, назвав человека, заведующего окном на границе – М.А.Розенбаума.
Но провалы в доставке литературы, о которых писал С.Н.Слетов, объясняются не только происками Азефа (после 1908 года и до наших дней самым расхожим стало такое объяснение чуть ни всех успехов полиции в борьбе против ПСР: понятно, ведь в это время там действовал Азеф!), а бездарной в целом организацией транспорта непосредственно из Женевы в Россию и отсутствием рабочих связей женевских революционеров с глубоко законспирированными российскими бездельниками. Это, разумеется, дополнительно возвышало престиж Азефа, всегда добивавшегося успеха.
Кроме того, положение человека, посвященного во все секреты конспиративных предприятий в России, ограждало Азефа от любых возможных подозрений в нечестной игре даже тогда, когда они позже появились и имели под собой весьма веские основания.
Азеф не мог казаться предателем просто потому, что если бы он был таковым, то, по мнению революционеров, это привело бы к провалу сотен (а позже – и тысяч!) людей в России, деятельность которых была прекрасно известна Азефу. Разумеется, не был бы возможен и центральный террор, благо тут Азеф почти всегда располагал доскональнейшими сведениями о террористах. Революционерам, конечно, и в голову не приходило, что у полицейского руководства (не исключая и Азефа) просто были более важные заботы, чем отлавливать конспираторов!
В 1901-1902 годах Азеф сполна отплатил за оказанное доверие не только Аргунову, но и Зубатову. В чем бы ни состояло формальное задание Азефа, он прекрасно понял, чего же на самом деле хотел Зубатов. Нужно было спасать карьеру Зубатова, и Азеф блестяще справился и с этой задачей.
Отметим, что успехи БО строго регламентуются теми временными рамками, когда Азеф стоял во главе конспиративной работы социалистов-революционеров – ни до, ни после этого никакие попытки осуществить террористические акты, исходящие от этой публики (за исключением все того же «подвига» Карповича), к успеху не приводили. Вероятно, Азеф должен был понять это с самого начала и оказался перед альтернативой: самому вмешаться в дело руководства террором, что едва ли могло быть в то время одобрено его полицейскими руководителями, стремящимися исключительно к ускорению своей служебной карьеры, или смириться с невозможностью осуществления террористических актов – но что же и кто же тогда будет выручать карьеру этих полицейских бонз?
Ситуация, вполне обычная для крупных деятелей в любой отрасли: делать основную работу самому или смиряться с тем, как ее проваливают бездарные исполнители. Именно так, по-видимому, и обстояло дело, и решение, на котором остановился Азеф, нашло практическое воплощение. Но при этом он постарался максимальным образом спрятаться за Гершуни, который и принялся осуществлять замыслы и планы Азефа – ведь своих собственных у Гершуни так до этого и не возникало.
В начале 1902 года Гершуни, о знакомстве с которым Азеф подробно доложил Ратаеву, съездил в Россию, подготовил (с помощью Михаила Мельникова и Павла Крафта) покушения на Сипягина и Победоносцева и вернулся за границу рассказать о результатах и согласовать программу немедленных дальнейших действий.
В воспоминаниях Чернова сообщается, что и он сам, и другие ведущие зарубежные руководители новорожденной ПСР были заранее посвящены во все детали подготовленных убийств, включая несостоявшееся покушение на Победоносцева. Чернов, всячески избегающий упоминания Азефа в своей писанине позднейших времен, не уточняет в данном случае перечень посвященных. Едва ли Азеф, заведомо бывший не менее близким сотрудником Гершуни, чем Чернов, отсутствовал в этой компании, включавшей, конечно, и Михаила Гоца.
Подтверждается полная информированность Азефа о планах покушений и в позднейших его собственных письмах к соратникам по ПСР, и в официальных заявлениях руководства ПСР, сделанных после разоблачения Азефа.
Нет никаких оснований считать все это ложью, а самого Азефа – невинной овечкой и «честным сотрудником правительства». Последний, вероятно, не выходил при этом за пределы роли, которую когда-то играл Тихомиров в «Исполкоме Народной Воли», но роль эта была отнюдь не символической! Затем Гершуни снова выехал в Финляндию и Россию – доводить дело до конца.
Архивные данные, известные теперь, не свидетельствуют ни о каких серьезных попытках Зубатова предотвратить покушение – чего можно было бы ожидать, если допустить, что он должен был всерьез отнестись к явному возрастанию активности своего «крестника» – Гершуни, о чем его должен был по служебной линии информировать Ратаев. Учтем, кстати, что покушение должно было произойти на территории, не подведомственной Зубатову, а Ратаев не получил даже намека на то, чем может грозить деятельность этого «культурника».
Зима и весна 1902 года знаменовались в России совершенно необычайными событиями.
Сначала вновь обострились студенческие волнения. В самом начале года нелегально состоялся всероссийский студенческий съезд, вынесший решение координировать выступления в разных городах и придать им определенно политическое направление. Вслед за этим студенческое движение, не затухавшее с 1899 года, дало новую вспышку, вылившуюся в уличную демонстрацию в Москве 8 февраля.
Демонстрация была подавлена полицией и казаками, большинство участников задержаны, вожаки позже высланы. В этих событиях существенную роль сыграл Спиридович, действовавший умно, решительно и хладнокровно (в мемуарах он не корчил из себя супермена и откровенно рассказал, каких усилий это ему стоило); при проведении работы по «фильтрации» арестованных он один входил в камеры Бутырской тюрьмы, забитые разъяренными юнцами и девицами (что было еще опаснее!).
Московский обер-полицмейстер Д.Ф.Трепов по достоинству оценил усилия своего подчиненного, и отныне стал надежным покровителем Спиридовича, что сыграло немалую роль в последующем.
Самого Трепова молва сочла главным виновником жестокого обращения с демонстрантами, и в ответ в следующие дни произошло два упомянутых выше неумелых и неудачных покушения на него.
На этом студенчество успокоилось. Дело в том, что сильнейшее впечатление на умонастроение в Москве, да и во всей России произвела другая демонстрация, состоявшаяся еще несколькими днями позже.
В годовщину Манифеста 19 февраля 1861 года, Зубатов вывел на монархическую манифестацию в Кремле у памятника Александру II не то тридцать, не то пятьдесят тысяч рабочих – во всяком случае их было раз в двадцать больше, чем студентов на предыдущей демонстрации.
Манифестация была разрешена властями, рабочие произвели впечатление самодисциплиной, а во главе всего праздника был сам великий князь Сергей Александрович – пример, которому позже неумело пытался следовать Николай II. Этим зрелищем Зубатов поразил великого князя и его супругу в самые сердца и обеспечил себе на некоторое время их безграничную поддержку.
Вслед за этим в Петербурге состоялось нарочитое продолжение демонстрации: 22 февраля делегация московских рабочих возложила серебряный венок на гробницу Александра II.
В эту бочку меда фабриканты постарались плеснуть свою ложку дегтя: петербургскому начальству настучали, что Зубатов обязал оплатить рабочим этот прогульный день.
Весной произошли массовые волнения крестьян на Харьковщине, Полтавщине и Черниговщине: количество постепенно переходило в качество, и рост аграрного перенаселения, начал, наконец, отражаться на массовых настроениях крестьян.
Власти, пока что, не желали считаться с этим. Харьковский губернатор князь И.М.Оболенский двинул на деревню казаков и подверг бунтовавшие селения поголовной порке всех взрослых без различия пола. Вся Россия буквально взвыла от такого произвола!
Следующие события развернулись снова в Москве.
Впредь капиталисты решили не отступать перед Зубатовым. И когда на заводе Ю.П.Гужона рабочие выдвинули очередные экономические требования, владелец наотрез отказался вести переговоры с зубатовским профсоюзом.
Вспыхнула забастовка. Взбешенный Трепов распорядился выслать французского подданного Гужона за границу. Вмешался французский посол, которого поддержал Витте. Распоряжение Трепова было отменено, забастовка продолжалась, а министр внутренних дел Сипягин решил ликвидировать зубатовские профсоюзы, но не успел.
2/15 апреля 1902 года потомственный дворянин и потомственный революционер Степан Балмашев застрелил министра внутренних дел Д.С.Сипягина.
Брюханов В.А. «Заговор против мира. Кто развязал
Первую мировую войну?»
ИД Астрель, 2005
|
</> |