Аушвиц — до и после. История одной фотографии
postmodernism — 11.11.2019
Фотография из этого поста была сделана за год до того, как Эдит оказалась в концлагере. Фотограф — ее друг и возлюбленный Эрик. Делая это фото, он не знал, что скоро им с Эдит придется расстаться, чтобы больше никогда не встретиться: Эрик погибнет в Аушвице за день до освобождения.
Фото стало для Эдит знаковым — напоминанием о том, какой могла быть жизнь без концлагеря. Делимся отрывками из книги, рассказывающими эту историю.
***
После школы я провожу по пять часов в балетной студии, а еще в моей жизни появилась гимнастика. Правда, я начала ею заниматься как дополнительной практикой, нужной для танца, но довольно скоро гимнастика становится не меньшей страстью, если даже не равной балету. Я записываюсь в книжный клуб, куда ходят ученицы моей частной гимназии и ученики соседней частной школы для мальчиков. Мы читаем роман Стефана Цвейга «Мария Антуанетта. Портрет ординарного характера». Мы обсуждаем, как Цвейг пишет об истории изнутри, показывая взгляд отдельного человека.
В книжном клубе есть мальчик Эрик, который в один прекрасный день обращает на меня внимание. Я вижу, как он присматривается ко мне каждый раз, когда я говорю. Он высокий, с веснушками и рыжеватыми волосами.
Между нами сразу возникли настоящие и содержательные отношения. Мы говорим о литературе. О Палестине (он убежденный сионист). Сейчас не время беззаботных свиданий, наша связь — не случайное увлечение, не детская сентиментальная влюбленность. Это любовь перед лицом войны. Для евреев ввели комендантский час, но однажды поздно вечером мы тайком убегаем без наших желтых звезд. Мы стоим в очереди в кино. Находим в темноте свои места. Показывают американский фильм с Бетт Дейвис.
Мы не знаем, что будет дальше. Во тьме и хаосе неизвестности мы с Эриком заряжаем друг друга собственным светом. Каждый день наши свобода и возможности выбора все больше и больше ограничиваются, а мы с ним строим планы на будущее. Наши отношения словно мост, по которому мы можем перейти от сегодняшних тревог к будущим радостям. Планы, страсть, обещания. Быть может, весь этот кавардак вокруг делает нас более преданными и менее сомневающимися. Никто не знает, что произойдет, но мы знаем. У нас есть мы и наше будущее, наша общая жизнь, которую мы видим так же ясно, как видим свои сплетенные вместе руки.
Как-то в августе 1943-го мы идем на реку. Он берет с собой камеру и фотографирует меня в купальном костюме — я делаю шпагаты на траве. Я представляю, как однажды покажу эти снимки нашим детям. Расскажу им, как мы не давали погаснуть свету нашей любви и преданности.
***
На свой шестнадцатый день рождения я не иду в школу из-за простуды, и Эрик приходит к нам домой, чтобы подарить мне розы, ровно шестнадцать, и первый нежный поцелуй. Мне и радостно и грустно. За что я могу ухватиться? Что не исчезнет?
Свою фотографию, которую Эрик сделал на берегу реки, я дарю подруге. Уже не помню почему. Отдаю на хранение? У меня нет предчувствия, что меня скоро заберут, заберут задолго до следующего дня рождения. И все-таки… Будто бы я знала: мне понадобится, чтобы у кого-нибудь хранилось свидетельство моей жизни, и нужно будет посеять вокруг себя семена доказательства своего существования.
***
Когда я возвращаюсь в Кошице (после концлагеря и туберкулезной клиники — прим. МИФа), Магда встречает меня на станции. Ее волосы отросли, обрамляют лицо волнами. Глаза снова светятся. Она хорошо выглядит. Нетерпеливо вываливает на меня все новости и слухи. Чичи расстался со своей девушкой и теперь открыто увивается за Кларой. Выжившие в Кошице организовали развлекательный клуб, и она уже пообещала, что я выступлю. А Лаци, тот парень, с которым мы познакомились на крыше поезда, написал, что получил гарантийное письмо о финансовой поддержке от родственников в Техасе.
Так мы собираемся исцеляться. Мы будем преуменьшать значение потерь и ужаса, мы отвернемся от произошедшего, чудовищного вмешательства в нашу жизнь — мы будем жить так, будто ничего не было. Мы не станем потерянным поколением.
— Вот, — говорит сестра. — У меня для тебя кое-что есть.
Она вручает конверт, на нем написано мое имя, причем таким почерком, которому нас учили в школе.
— Заходил старый друг.
На секунду я подумала, что она говорит об Эрике. Он жив. В конверте — мое будущее. Он ждет меня. Или у него уже другая жизнь…
Но послание не от Эрика. И в нем нет моего будущего. Внутри мое прошлое. Там моя фотография, сделанная до Аушвица, — я сижу на шпагате. Снимок, сделанный Эриком и отданный мной на хранение подруге Ребеке. Она сберегла его для меня. Мои пальцы держат ту меня, которая еще не потеряла родителей, которая не знает, как скоро потеряет своего любимого.
Источник: mann-ivanov-ferber.ru
Кварцевые наручные часы - точность без лишних усилий 
завтрак в манхэттене 
Террорист! Помни – от работы кони дохнут, руки сохнут, ухи глохнут 
Красненькая ленточка 
Мело, мело по всей земле 
Скоро так будет везде 
История парапланеристки Эвы Висниерской, которую унесло грозой 
Кофейные кексы с шоколадом 
Рижский бальзам из СССР 
