Апрельские чтения. Галина Рымбу.

vougvg — 29.04.2011 30 апреля, в субботу, в 19.00
в Галерее М&Ю Гельман на Винзаводе
будут Апрельские чтения.

Представляем участников поимённо.
Действуем традиционно - по принципу:
"Хотите узнать поэта? - Читайте его стихи!"




Галина Рымбу.
Родилась в Омске. В настоящее время учится в Литературном институте. Публиковалась в журналах “Дети Ра”, “Сибирские огни”, «Волга», интернет-изданиях “Альтернация”, “Знаки”, “Новая реальность” и др. Шорт-лист премии “Дебют” (2010), финалист премии “Литературрентген” (2010). Гран-при фестиваля “Молодой литератор” (2010) в номинации “поэзия”.

В ЖЖ - http://podoidi.livejournal.com/


* * *
всегда есть в осени первоначальной
холодное и чистое окно,
и каждый день иронией печальной
всё решено,
когда сосед всю осень сверлит стены
и чинит лоджию впотьмах, -
всё знает он, - грамония вселенной
в холодных не живёт домах.
всё знает он, - такой ещё обычай:
смотреть в окно, - кто по двору пройдёт,
вжимаясь в плащ, где чёрный остов птичий
к земле, рыдая, припадёт?
и дождь пойдёт, и всё опять сначала:
кленовый лист сорвётся, полетит,
там, где волна дворов тебя качала,
гвоздь золотой в пространство ночи вбит,
там ждёт твой дух невиданных рабочих,
в тяжёлых робах вот они идут -
все дни твои, все буквы, многоточья,
они починят дом, они весь дом спасут,
пока ты здесь один и на пустых аллеях
в ближайшем парке стонет ветер, где
у чёрного пруда забытые качели
бессмысленно сверкают в темноте.


* * *
Воздушный мой город, где яблони пышут впотьмах,
И солнечный зайчик дрожит на тёмных губах,
Последние маки, петунии в школьном саду,
Где медленно ходит собака, и плачет скворец на беду.
Вот ты входишь в цирк, там, сложившись, летит акробат,
Он только летает, он в этом не виноват,
Тяжёлых трапеций, звериных выходок стать,
И в платье цветистом медведицу не узнать,
Красивые дамы и фокусник-одессит,
На шее его питон преспокойно висит.
Следи за моржом, вот он тянет холодный боржом,
Он курит и плачет, в опилки свои погружён,
Под музыку Вагнера клоун вооружён
Персидским котом и длиннющим алым зонтом.

Но девочка, кто ты, зачем ты здесь вечно сидишь,
зрачком удивлённым уставившись в тёмную тишь?
Здесь душно и пусто, лишь блёстка под потолком,
кружится всё время и мрак осязаем кругом.

Нет, нет, я считаю монетки в игрушечном кошельке
и сладкую вату меняю на облако вдалеке,
диковинный свет, это комнату в пыльных лучах,
то скушное лето, прожитое в длинных речах,
за маской кагора, холодного пива и фруктов в пыли
те, кем же мы были, кого мы в себе не нашли,
ходили к воде, и в игре беспокойной ума
цвела наша лодка и музыка длилась сама.


УЛЫБКА

Полусонный щелчок метронома
расцветает на теле дома
белой розой, роняет ключи
сам жилец, возникая в ночи,
у скрипучих дверей понимая
что за счастье досталось ему, -
видеть город в фабричном дыму
в хороводе имён умирая,
чудеса карнавального смеха
за порогом оставить, читать
«жизнь прекрасного человека»,
номера на обоях читать.

Не во сне телефон надрывался,
пламень музыки бился в ответ,
человек в темноте раздевался
и ложился, и падал на свет,
отнимая железную маску титана
от лица. Чёрным вихрем виясь
от окна до пустого дивана
возникала небесная связь;
звук, натянутый рыхлою ниткой,
блекс икон, пригвождённых к стене,
дым в окне с нарисованной веткой.
Фотоснимки смеются во сне:
там весь ты, неприятный и робкий,
ждёшь, не зная что будет в конце,
и блестят золотые коронки
на пустом и размытом лице.


* * *
Свой луч прохладный бросив на пустырь,
панамку белую на голову напялив,
на землю сядет он, и тёмный пьёт чихирь,
а в мире нет ни боли, ни печали,
ни гласных, ни шипящих,
речь темна.
Есть только Х и В. И будто бы одна
весна сейчас, и тело, и затменье,
в нём как во сне, летит смешная булава,
за партбилетом – тонкая игла,
и одинок смотрящий на деревья.

И одинок мятущийся в окне,
вцепившийся в цветную занавеску,
он машет ружьецом в прошедшем дне,
им отмечая доброе соседство.
Удача! Дождь грибной нам выжжет всё нутро,
но трип ночной всё повторит сначала.
с монеткою в руке плетусь в кино,
там здешний хронос дремлет у кинжала,
тупое «ля» звенит, и в пламени пустырь,
цветы разлуки в аленьком платочке
несёт статист.
Как плачут богатырь и поводырь
о бабочке, листочке, лепесточке!
Один из них, он крестит алфавит,
в ладошке жирной держит землянику, -
«Я знаю вас, конечно - говорит, -
нет никого!», и смотрит мне в окно, и весь горит.
и треплет ветер белую тунику…


* * *
Холод обходит железный алтарь,
гусеница ползёт по щеке,
стоптанный ботик тащит рыбак
и возвращает смуглой реке.
Жаркие открывались цветы,
тянулись ко мне в развороте дня,
я протянула ладони, - пусты
были совсем рукава огня.
Я стояла, прижавшись к железу щекой,
я ждала и слушала, как за рекой
тянется товарняк.

Десять дней этот город в пыли стоял,
над собором собор в тишине замирал,
и дорога сворачивалась в рулон,
открывая тревогу за склоном склон.
Обернулся правитель, качая лунным лицом,
сам назвался мне матерью и отцом
и шкатулку с музыкой повернул на восход. -

Там кривые антенны в густой крови
упирались в небо. Не зная любви,
улыбались мы у больничных ворот,
упираясь городу в душный живот,
обнимали липы, с молоком проглатывали кислород.

Я смахнула гусеницу с плеча, -
покатилось яблоко в тёмный сад,
где вертелась бабочка. Перед сном, горяча,
голова моя устремлялась в тот сад.
там носил старик отравленное стило,
и встречались в небе ижица и зело.
Между садом и небом блестело стекло.

Там я снова увидела: из темноты
жаркие смотрят в ладони цветы,
бледные бабочки ждут меня
с той стороны дня.
Там распался на тысячи капель мой взгляд,
там вошло моё тело в лунный квадрат
и очнулось на станции под Москвой
пьяным духом к востоку, к западу — головой.


БОЙ В СНЕЖНОМ ГОРОДЕ

Подобные аквариумным рыбам,
они плывут к морозным снежным глыбам
в пустом дворе и, спотыкаясь на ходу,
за ними строить город я иду.
Как на ходу, дрожа, переливаясь,
сосед мой что-то шепчет, задыхаясь,
то варежку подбросит и замрёт,
абракадабру прокричит наоборот.
Стеклянный воздух визгом нарушая,
большеголовая и вся сама большая
девчонка из последнего двора
летит в сугроб. Другие, шапки сняв,
вздыхают, каждый шар свой приобняв.

И скоро снежный город вырастает,
Короткой крепостью навеки окружён,
Дыханьем жарким, темнотой вооружён,
Чужой зимой, что нас поныне окружает.
Мир белых бомб, лимонок в пол-снежка
И лучший автомат — моя рука
У крепостных ворот врага стреляет.
Я - невидимка, и небесная река
Меня от всех детей поныне закрывает,
Я «город» говорю наоборот
в мир снежных чудищ, ледяной поход.

Как хорошо у белых стен упасть, закрыть глаза!
И солнце надо мной, и снова чудеса:
нас всех холодною волною накрывает.
Мы — в чистом море, и душа моя пуста
В просторном брюхе у забытого кита,
Он спит и видит: сквозь вечерние дворы
летят миры, как снежные шары.


* * *
Ночью вспыхнет сухая птица
из бумаги газетной, в стекле
отразится она, повторится
и листки в календаре
ей ответят другое, дневное,
что не в силах мы предупредить.
подоконник с тонкой золою
начинает за нас говорить.
и пока мы сидим на кровати,
завернувшись в одну простыню,
древних азбук идут караваны
в зеркалах, фотоснимки поют –
сами крутятся на мониторе,
ржавый голубь с улыбкой другой
и чужие плащи в коридоре,
виноград на столе золотой…

Умирай, прогорай, временная
птичка, бабочка, роза, змея!..
это только во сне – оригами,
и живу как будто бы я,
от земной пустоты отлетая,
вот и снится – больная лоза,
птичья дудка и фляга пустая,
кот прекрасный, небесный базар…


УЧЕНИК
«белый ветер преследует крылья пчёл»
А.Кубрик


Жаркий распахивается цветок,
Чтобы ты сел на большой лепесток
И покатился в нектар и пыльцу
К матери и отцу.

Крепкий кузнечик глядит на росу,
Звук успокаивается на весу.
Где это? В редком лесу
Неизречённом? Падает стрекоза
Прямо на ворот и дышит во все глаза.
Начинаются чудеса:

Спятишь, очнёшься ли в школьном саду, -
Щуришься, вглядываясь в темноту,
А там — ученик, вода:

Астра застыла в бледной руке,
Белая ГЭС шумит вдалеке,
И криогенные облака
Светят издалека.

Шаг, - и кузнечик стоит надо тобой,
Точны его словеса.
Сон: пролетая над медной трубой,
бабочка стала тобой.
Видно ли сверху, - промысел чист Его?
Тоненький голос, маленький локоток,
Стеклянный бутон, устремляемый на восток,
Там, где свершилось больше всего:
Шар. Пустота. Лунное молоко
Жертвенный моет песок.


УХА

Только полдень от нас остаётся
только смех уходящей реки,
где страданье перевернётся,
быстрой лодкой на поплавки
и рыбак, удлиняя дыханье,
тянет серую щуку в ответ
на неясные наши страданья,
на прохладный и белый свет.
На свету всё давно совершилось:
пахнет донник, цветёт череда,
стадо чёрных коров опустилось
на другую изнанку пруда,
молчаливой водой обернулось
на молочные берега....
И упала тайга.
День второй. Я не сплю и рыдаю,
Хлебный мякиш бросаю в траву,
Злом и счастьем произрастаю
В золотистом саду наяву.
На мои опускаются веки
две капустницы, вижу: внутри,
тишина и подземные реки
русла прячут в ладоши зари,
человек на пароме скучает,
человек на утёсе поёт,
дом, огромный цветок молочая,
гром небесный, пустой теплоход.
Если это мне только приснилось?
Если это всё только беда?
Стадо белых коров опустилось
На ковёр золотого пруда.
Там где щука на дне нерестилась,
Окунь строил свои города,
Где сплетаются красные сети,
В песни наши, дневные грехи,
В самый лучший на белом свете
Сладкий вкус поднебесной ухи.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив