Ануфриев В.П. Быль и легенды Бородинского сражения.
jackopone — 23.04.2015 Гл. 2. Арьергардное противоборство Коновницына с Мюратом 17-20 августа (29 августа – 1 сентября) на фоне организации Главного штаба объединённых армий (продолжение).19 (31) августа возобновились арьергардные бои, в которых Мюрат уже не мог не почувствовать возросшей доблести своего противника. Основные же события этого дня начались и происходили в центре. В Царёво- Займище пионеры 1-го полка, входившие в арьергард Коновницына, Никифор Поносов, Онуфрий Тимошенко и Никита Яковлев-1-ый сожгли мост и деревню, а также опустили плотину, повысив уровень реки, чем воспрепятствовали дальнейшему продвижению французов и спасли наших егерей, которым грозило окружение. К вечеру 31 (19) августа Коновницын, отбиваясь буквально на каждом шагу, достиг д. Комкольня (совр. Калатоннинка). В этот день, прикрывая левый (южный) фланг Коновницына, Сиверс, руководствуясь приказанием князя Багратиона, «предпринял марш с вверенным ему арьергардом разными колоннами, которые одна за другою выступали». Достигнув намеченного села Рождества, Сиверс сообщал Багратиону: «По окончании наступательного неприятельского движения на арьергард 1-й армии, замечено, что неприятель, довольно сильный, также принял вправо и остановился против моего поста».[i] Этим неприятелем мог быть и авангард 5-го польского корпуса будущего маршала Ю. Понятовского.[1] Попытки Мюрата обойти Коновницына с севера были пресечены отрядом Крейца. Благодаря этому, основные силы русских армий без проблем отходят к Дурыкину. М.И. Кутузов подтвердил 19 (31) августа приказ Барклая о назначении командиром арьергарда Коновницына, но немедленно послал за Платовым, который вернулся к началу сражения и вновь возглавил свой корпус. Возможно, одна из причин, по которой он это сделал, заключалась как раз в том, что атаман был нужен ему как ещё один противовес Барклаю, которому в дальнейшем как командующему 1-й армии подчинялся Донской корпус. В пользу этого говорит и тот факт, что вскоре после ухода Барклая из армии по указу Императора Александра I в декабре 1812 г. Платов был «возведен в потомственное графское Российской Империи достоинство», что вряд ли было сделано в обход Кутузова, если не по его прямому ходатайству.
Как бы не были важны и интересны арьергардные бои, но они беспокоили будущего фельдмаршала только один день 18 августа, когда существовала угроза основной армии. Основные события этого времени, определившие судьбу всей кампании 1812 г. происходили не на полях арьергардных сражений, а в Главном штабе объединенных армий, организацию которого Кутузов начал уже 19 августа выпуском приказа № 3 о назначении генерал- квартирмейстера и дежурного генерала объединенных армий.[ii] Будучи частью общества, естественно, армия также была пронизана интригами в это время, где их проявление было более открытым, чем в высших эшелонах власти. Ермолов ошибочно приписывает это слабости нового главнокомандующего «Я не видал в нем желаемых военных дарований, - пишет Ермолов, - не только таковых, которые бы оправдать могли случайную его знаменитость, я не заметил и порядочных соображений обстоятельств, не только предложений, обнаруживающих большие виды; не видал ни их. Не укрылась от меня слабость души его и робость в обстоятельствах, решительности требовавших. Угасла храбрость, молодость его одушевлявшая, и низкое малодушие место ее заступило». В другом месте Ермолов отмечает, что при Кутузове многие «легко неискусною лестию могли достигнуть его доверенности, столько же легко лишиться ее действием сторонних внушений! Люди приближенные, короче изучившие его характер, могут даже направлять его волю. Отчего нередко происходило, что предприятия при самом начале их или уже проводимые в исполнение уничтожались новыми распоряжениями. Между окружающими его, не свидетельствующими собою строгой разборчивости Кутузова, были лица с весьма посредственными способностями, но хитростию и происками делались надобными и получали значение. Интриги были бесконечные; пролазы возвышались быстро; полного их падения не замечаемо было».[iii] Возможно, так оно и было на низовых уровнях, включая армейский, на котором вращался Ермолов. Но что касается Главного штаба объединённых армий, то все назначения здесь делались исключительно в пользу внедрения Кутузовым своей команды в действующую армию. Именно это событие, означавшее важный шаг к осуществлению им своей стратегии, стало основным событием не только этого периода, но и всей второй половины кампании 1812 г., приведшим через пару месяцев к полной реорганизации армии и удалению из неё Барклая-де-Толли, Беннигсена и других, представлявших угрозу единоличной власти престарелого полководца. Коллектив авторов Военной энциклопедии 1911-1915 г. подметил: «Недоверчивый по характеру, Кутузов тем прочнее окружал себя "своими" людьми, не стесняясь их официальным положением».[iv]
Своим приказом №3 Кутузов назначил дежурным генералом всем обязанного ему полковника П.С. Кайсарова, с которым и прибыл в войска.[2] И хотя заслуги его в Бородинском сражении заключались лишь в устройстве порядка при отступлении артиллерии в ночь на 27 августа, а также в возможном участии, вместе с А.И. Михайловским-Данилевским, в составлении рапортов Кутузова императору о сражении, он был произведен в марте 1813 г. в генерал-майоры с датировкой от 26 августа 1812, в чём, несомненно, была заслуга Кутузова. Он фактически сменил П.А. Кикина, оставшегося на должности дежурного генерала 1-й армии. Ермолов называет Кикина единственным близким ему в армии человеком, искренне им уважаемым, «почтенный благородными свойствами», «полезных способностей, деятельности неутомимой, строгих правил чести», находившийся «при образовании Главного штаба армии и введении нового порядка управления о больших действующих армиях». Как следует из повествования Ермолова о событиях, происходивших за полтора месяца до этого, Кикин был своенравным человеком. Тогда, из-за несогласия с назначением начальником штаба 1-й армии Паулуччи, Кикин сказался больным. Его обязанности по совместительству стал исполнять комендант Главной квартиры полковник С. X. Ставраков, который своей известной исполнительностью, честностью и высоким чувством долга доставлял немало хлопот бравирующему собственной ленью А.П. Ермолову, вскоре сменившего Паулуччи на должности начальника штаба и уговорившего своего друга вернуться.[3] Вряд ли такое поведение дежурного генерала понравилось Барклаю. Но как раз это не могло не устраивать Кутузова в целях нейтрализации Барклая, у которого «пользовался безмерным уважением» дежурный штаб-офицер флигель-адъютант П.И. Вольцоген, исполнявший в начале кампании 1812 г. обязанности квартирмейстера 1-й армии. Но «сей тяжелый немецкий педант» был «высокообразованным офицером» и отнюдь не догматиком, как его представляют с легкой руки того же Ермолова.[4] Вольцоген, по праву получивший в конце 1812 г. чин генерал-майора, мог бы сменит Кикина на посту дежурного генерала 1-й армии, в случае перехода его в Главный штаб объединенных армий, или даже сам претендовать на эту должность. Но Кутузов предпочел на этом посту пусть и менее заслуженного, но своего человека Кайсарова.
На должность своего адъютанта он провёл своего же зятя гвардейского полковника Н.Д. Кудашева, который много терял «тесною этою связью; ибо на счет её относится по большей части то, что, по строгой справедливости, принадлежит его достоинствам», как отмечает Ермолов, отдавая дань гибели этого человека на поле боя в 1813 г. под Лейпцигом, подтвердил тем самым свои достойные качества, которые несправедливо приписывались родственной связи с Кутузовым.[5] Его «светлейший» использовал как проводника своих приказов, наряду с другими. В результате, как вспоминает Ермолов, педантичный Барклай-де-Толли «негодовал на беспорядок в делах, принявших необыкновенный ход. Сначала приказания князя отдавались начальникам главного штаба, мне и генерал-адъютанту графу Сен-При, через полковника Кайсарова, исправляющего при нем должность дежурного, через многих других, и даже через капитана Скобелева, нередко одни другим противоречащие, из которых происходили недоразумения, запутанности и неприятные объяснения. Случалось иногда, что приказания доставлялись непосредственно к корпусным и частным начальникам, которые, приступая к исполнению, извещали для доклада главнокомандующим, когда войска выступали из лагеря или возвращались. Приказания объявляемы были также генерал - квартирмейстером 2-й армии Толем (явная ошибка, так как Толь был квартирмейстером 1-й армии - В.А.), гвардии полковником князем Кудашевым».[v]
Примечания:
Использованная литература:
|
</> |