Английская психиатрия начала XIX века и первые ласточки эпохи "no-restrent"

топ 100 блогов dpmmax18.08.2021
Современный Бедлам
Современный Бедлам

Продолжу рассказывать об истории психиатрии. Оставим на время в покое континентальных сумасшедших и отправимся через Ла Манш — тут недалеко, вон они, белые скалы Туманного Альбиона. Поглядим, как обстояли дела у островных братьев по несчастью в начале XIX века.  

На самом деле не очень. Такие заведения, как Госпиталь Святого Луки для лунатиков (St Luke's Hospital for Lunatics) и «Убежище» Уильяма Тьюка, оказались скорее исключением из общего правила и подхода к содержанию душевнобольных в целом. А восторженные отзывы Жака Рене Тенона, что побывал с экскурсией в Бедламе и ряде других психиатрических лечебниц... ну вот не надо путать туризм с эмиграцией. Опять же, его и развели, как туриста: потемкинские деревни не только у нас были в моде.

В начале девятнадцатого столетия Парламент всё же обратил внимание на то, что творится в английских сумасшедших домах. Причиной тому стали два момента. Первый — это книга Самуила Тьюка, внука того самого основателя «Убежища», которая повествовала о героическом предке и его заслугах. Вернее, рецензия «Эдинбургского обозрения» на неё — ну какой же уважающий себя британец будет читать всё подряд без рецензии! На заборах вон тоже пишут. А тут — уважаемое издательство соизволило отзыв оставить. Второй — это несколько скандалов вокруг сумасшедших домов, просочившихся в прессу. Всё-таки сила слова, особенно печатного, в те времена была на подъеме.

Вот и пришлось особой комиссии по душевным болезням, которая, оказывается, была создана ещё черт-те когда, чуть ли не с момента принятия «Акта парламента о правилах содержания домов для умалишённых» в 1774 году и с тех пор считалась вполне себе уютной синекурой, предпринять какие-то телодвижения. Комиссары и предприняли. И, видимо, такой инициирующий пендель на старте получили, что отчёт о проделанной работе вполне мог потянуть на триллер, вроде современного нам Стивена Кинга.

Переполненными палатами и кандалами по тем временам сложно было кого-либо удивить. Но этим перечень и не исчерпывался. Выяснилось, что на ночь в некоторых лечебницах было принято загонять больных в чуланы — без отопления, без единого поганого ведра, не говоря уже об освещении. Зато какая экономия на постельном белье! В других заведениях, особенно в тихой провинции, больных с вечера субботы до утра понедельника попросту приковывали к койкам и запирали палаты на ключ — выходные же, персоналу положен отдых! О том, чтобы хоть как-то разводить по разным палатам буйных и спокойных больных, речи не шло вообще: а зачем? Все одинаково сумасшедшие. И насчёт сытной кормежки Тенон в свое время либо сильно загнул, либо с тех пор рацион заметно сократили: полуголодное существование комиссары обнаружили практически повсеместно. 

На этом фоне даже грязь, рваное бельё и непрекращающиеся вопли не столь сильно ушибали. Документация, соответственно, велась сильно в пользу бравурных цифр. Переместить три сотни умерших в списки поправившихся? Да легко! Ну ведь, если разобраться, сумасшествие-то у них прошло. А то, что и жизнь тоже — ну бывает. Про исчезнувших пациентов и говорить нечего: был человек — и нет человека. И из списков тоже куда-то испарился. Когда комиссия прижала администрацию очередной такой психиатрической лечебницы, главврач решил — да гори оно всё синим пламенем. Вернее, приказал. Оно и загорелось. Хотели спалить и больных, и документы, но успели только канцелярию, что, впрочем, тоже можно было считать успехом: поди-ка теперь разберись, что тут к чему к кто кому Бэзил.  

Добралась комиссия и до Бедлама. И, несмотря на авторитетное противостояние целого клана «сумасшедших докторов» Монро, добилась, чтобы комиссаров пустили всюду, где они хотели бы побывать. Увиденное не сильно отличалось от общей картины в среднем по стране. Нижней палате Парламента был предоставлен отчёт и по Бедламу тоже — и увы, совсем не такой, каким его хотела бы видеть администрация больницы:

«Больные были прикованы к стене цепями, они были в отрепьях и босы; некоторые были совершенно слабоумны, неопрятны, покрыты грязью, и тут же рядом находились другие, еще вполне сознательные и даже культурные люди. В отдельных камерах лежали на соломе голые женщины, едва прикрытые дырявыми одеялами. В одной из клетушек мужского отделения был найден больной, изображенный впоследствии на рисунке в книге Эскироля. Это был когда-то сильный энергичный человек, по фамилии Норрис. После того, как он однажды ударил надсмотрщика, его посадили на длинную цепь, которая проведена была через отверстие в соседнюю комнату, откуда победитель-надсмотрщик мог притискивать больного к стене, укорачивая цепь, как угодно. В таком рабстве Норрис прожил 12 лет. Наконец явилось избавление, но было уже поздно, так как через год он умер»  

А ведь совсем рядом — да-да, через тот самый пролив — клятые лягушатники умудрились создать своим душевнобольным пациентам вполне себе человеческие условия существования! Можно, конечно, делать вид, что никаких пинелей с эскиролями в природе не существует, но ведь есть коллеги, и они — знают!

Линкольн
Линкольн

В 1821 году в старом добром Линкольне, что в графстве Линкольншир (не путать с американским Линкольном, вечно эти выскочки норовят собезьянить топоним), открылась новая психиатрическая больница. Инспектировать её поручили доктору Эдуарду Чарльсворту. Уроженец Оссингтона, Эдуард подался из своей глуши искать лучшей доли. И закончил в 1807 году медицинский факультет в Эдинбурге, откуда и попал в Линкольн.  

Английская психиатрия начала XIX века и первые ласточки эпохи no-restrent

Будучи наслышан о порядках, установленных французскими коллегами в Бисетре, Сальпетриере и других заведениях для умалишенных, которых коснулась реформа новой психиатрической школы, Чарльсворт не только применил их в новой больнице, но и творчески развил. Ну как творчески. Он оказался в большей степени администратором, нежели врачом — впрочем, больнице это отнюдь не повредило, даже наоборот. Скрупулезный педантичный подход, внимание к мелочам — и отчётность буквально по каждому телодвижению как больных, так и (и даже в большей степени) персонала больницы) — это, знаете ли, дисциплинирует.

Нужно надеть на больного горячечную рубашку? Хорошо, но только по предписанию врача. И в журнале, пожалуйста, запишите: кто назначил, когда надели, когда сняли. Да, помимо этих модных рубашек, в больнице имелись и наручники, и ремни для фиксации, и смирительные камзолы — но Эдуард настоял, чтобы каждая единица из этого арсенала висела на особой вешалке и строго на своём месте. Зачем? А чтобы было сразу видно, какой из них нет в данный момент на месте. Раз нет — значит, к кому-то применяется. Раз применяется — значит, должна быть запись в журнале: кто, кого, зачем, надолго ли.  

Так и удалось Чарльсворту приучить персонал к мысли о том, что порой проще найти иной подход и прокачать харизму и силу убеждения, чем корпеть над журналом отчётности. Опять же, физические упражнения на свежем воздухе (а их Эдуард сильно уважал) на многих действуют лучше, чем часы, проведённые в палате прификсированным к койке. Извечный принцип любого большого коллектива: чем бы боец ни занимался — лишь бы в итоге испытывал умеренную посткоитальную астению.

А начиная с 1835 года дела в больнице так и вовсе пошли на лад, и коррекционные колотушки вкупе с целебным привязыванием стали применяться ещё реже. Почему? Да ещё одного хорошего доктора на работу взяли. Молодого, но перспективного.

Английская психиатрия начала XIX века и первые ласточки эпохи no-restrent

Роберт Гарднер Гилль (или Хилл, это кто как прочтет) родился 26 февраля 1811 года в Лауте, где Линкольнширские болота упираются в холмы Хаббард-хиллс. В медицину Роберт подался с юных лет: уже в 14 ассистировал местному доктору, затем отучился в Анатомической школе Эдварда Грейнджера, практиковал в лондонских больницах, пока не получил членство в Королевском обществе врачей. Ну а потом, практикуя в Линкольне, он познакомился и сдружился с Чарльсвортом, который сманил его в местный дурдом.

И так зацепила молодого Роберта психиатрия, что он проводил в палатах с душевнобольными все дни напролёт: вникал, беседовал, интересовался. В итоге Гилль обрел твердую уверенность в том, что одним лишь добрым словом — при условии, что и врач, и персонал будут должным образом подготовлены и обучены — можно добиться того же, чего ранее добивались лишь кандалами, ремнями и смирительными камзолами.  

Через два года после начала работы в психиатрической больнице Линкольна, в 1837 году, Роберт Гарднер Гилль выступает в Линкольнском медицинском собрании с докладом «Total abolition of personal restraint in the treatment of the insane », или «Полная отмена насилия над человеком при лечении душевнобольных»

Полагаете, всё сразу стало радужно и просто? Как бы не так. Ожидаемо взвыл медицинский персонал линкольнского дурдома: мол, за те крохи, что нам платят, мы должны нимбы полировать и пёрышки на крыльях причёсывать? Ищите дураков... ну хотя бы в палатах нашей больницы! Роберт попытался выбить персоналу жалование повыше, но тщетно. Обычная позиция властей города: за что доплачивать, когда оно и так всё работает — а уж в кандалах ли, без кандалов — дело десятое. Вот и представьте, каково было, с одной стороны, персоналу, который оказался замордован и требованиями вести себя с сумасшедшими мягко и вежливо за всё те же деньги, а с другой стороны — самому Роберту, на которого весь этот персонал роптал и втихую саботировал его распоряжения. 

В итоге Гилль ушёл из больницы — правда, тут же стал совладельцем и по сути главврачом частного приюта для умалишенных Истгейт-Хаус в этом же городе. А через 10 лет — мэром Линкольна, правда, очень ненадолго: видимо, жители провели нужные параллели и слегка оскорбились — дескать, понятно, что у нас тут дурдом, но не настолько же, чтобы дурдомовского главврача в мэрах держать! Ещё через десяток с небольшим лет Гилль переедет в Лондон, где станет бессменным владельцем частной лечебницы Эрлс-Корт-Хаус, но это уже другая история. Главное — Роберт Гарднер Гилль оказался первой ласточкой новой эпохи в психиатрии — эпохи нестеснения, или «no-restrent»

 ***

Напомню, что четвёртая книга психиатрических баек уже вышла в печать.

P.S. Мой проект «Найди своего психиатра» работает в штатном режиме. Если так случилось, что нужен грамотный, опытный, а главное — внимательный и корректный психиатр — обращайтесь. Что ценно в сложившейся ситуации — большинство коллег ведут онлайн-приём. 

P.P.S. Статьи по психиатрии, психологии и всему, что касается этого направления, мы решили дублировать в Яндекс Дзене — вдруг кому удобно смотреть их там 

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
. На улице холодно, снег идёт и не тает! А в прошлом году это событие было раньше  http://margarita-nik.livejournal.com/3538025.html Так что, всё идёт по-плану)) ...
Что за хрень выросло-та????? Вчера вдруг обнаружил -в уголочке скрытом от глаз... ...
Валентин Серов. Портрет Мики Морозова. 1901 «Быть или не быть, вот в чем вопрос. Благороднее ли молча терпеть Пращи и стрелы яростной судьбы, Или поднять оружие против моря ...
16 лет назад ушла из жизни грузинская и советская актриса ...
И снова в мае поехали на неделю в так полюбившиеся нам Родопы. В первый день было пасмурно, обещали дождь, к тому же, Андон, с которым мы катаемся на лошадях, освобождался только после 12-ти. Поэтому решили пойти в поход. В очередной раз пытаемся найти альтернативную тропу к каньону ...