А у нас всегда война? Часть седьмая

inkogniton — 04.04.2022 Прошло три года с тех пор, как я вернулась из киббуца. Это были сложные, интересные, веселые и грустные, очень длинные и невероятно короткие три года. Я прекрасно знала язык, я сменила множество работ -- мыла полы, готовила гамбургеры, управляла теми, кто готовил гамбургеры, работала в детском саду, собирала лампы дневного света, открыла небольшую компанию, закрыла ее, когда я и мой партнер поняли, что больше не хотим, не можем, надоело, работала продавщицей в одном магазине одежды, потом в другом, в третьем. Я не хотела идти учиться, я была обижена на жизнь за то, что она отняла у меня внезапно появившуюся мечту об актерской карьере, а другой мечты пока так и не придумала, потому жила спокойно, переходила с работы на работу, когда надоедала предыдущая, снимала квартиры в разных городах, пробовала жизнь на вкус со всех сторон, во всех ее проявлениях, стараясь жить на полную катушку -- еще, еще, еще.

У меня появились друзья и знакомые -- русскоговорящие и коренные израильтяне. Одним из них был Гили -- он был младше меня на несколько лет, но мне тогда было интересно с ним общаться, гулять, говорить, практиковать иврит еще и еще. Мне уже исполнилось двадцать, ему же было всего семнадцать, однако он не казался мне ребенком, я и сама совсем недавно была точно такой же и всё еще хорошо помнила что такое семнадцать лет. Именно Гили научил меня есть правильный хумус -- горячий, только что приготовленный, заправленный небольшим количеством оливкового масла с щедрой ложкой жареных грибов в центре. Есть его полагалось питой, закусывая крутым яйцом и щедрыми дольками свежего репчатого лука. Мы часто сидели в небольшом ресторане на берегу моря, поздно вечером, когда на улицах начинались гулянья молодых, мы ели горячий хумус, пили свежее пиво и говорили обо всем на свете. Через год его должны были призвать в армию, он строил огромные планы, я же, в свою очередь, сетовала на то, что меня так и не взяли -- слишком легкая, еще и непредсказуемые аллергии. Отчего-то во многих моих медицинских делах почти всю жизнь написано, что я слишком легкая.

Мы часто ездили в Тель Авив -- просто погулять по улицам, посидеть в кафе, посидеть на берегу, поговорить. Мы говорили часами и всегда находилось о чем еще мы можем поговорить. К тому времени у меня уже был мобильный телефон -- тогда это была почти непозволительная роскошь, но я много работала и считала, что имею право позволить себе то, что сделает мою жизнь легче и удобнее. Очень часто мы договаривались заранее где мы встретимся, если же он задерживался, то он звонил на мой мобильный из телефона автомата и предупреждал. Эта система работала без осечек и дала осечку всего один раз.

Это был страшный год -- в Тель Авиве шли взрыв за взрывом, каждый день с замиранием сердца я слушала новости, надеясь, что сегодня будет тихо и это будет хороший день. Я невероятно устала от всех новостей, мне не хотелось слышать про бомбы, мне не хотелось слышать про взрывы, мне не хотелось сидеть, прижавшись к экрану телевизора и, сдерживая слезы, смотреть как эвакуируют раненых и подбирают погибших. Мне было всего двадцать, самое время, чтобы веселиться, кутить, думать о длине юбки и, может, о том, кем я хочу быть, но никак не о постоянной войне. Я устала, я невероятно устала. Я чувствовала себя такой уставшей, что мне, казалось, невозможно было помочь ничем. Когда Гили предложил встретиться и погулять в Тель Авиве, я была счастлива. Это был праздничный день, на улицах должно было быть шумно, нарядно и весело, я взяла отгул и решила, что буду весь день гулять по раскрашенному во все цвета радуги Тель Авиву и вернусь домой так поздно, как только смогу. Мы договорились встретиться в самом центре, на видном месте, рядом с большим торговым центром, одним из самых больших, людных и красивых.

Я приехала туда заранее и долго бродила по заполненным улицам, то удаляясь от центра, то опять приближаясь к нему. Время нашей встречи давно подошло, но его всё не было и не было, я уходила гулять снова и снова, и возвращалась через какое-то время, чтобы проверить не пропустила ли я его приезд. Я смотрела на свой мобильный, надеясь увидеть пропущенный звонок, но мне никто не звонил и я не понимала что могло произойти. В какой-то момент я рассердилась и ушла внутрь, зашла, чтобы выпить кофе и съесть пирожное. Я сидела за небольшим столиком, ела необыкновенно вкусное пирожное и злость моя уходила с каждым укусом. Я прекрасно погуляла, думала я, теперь вполне можно вернуться домой, а вечером я пойду на нашу набережную и буду сидеть там у моря пока не начну засыпать. Я вышла из дверей торгового центра и увидела мой автобус -- он подъезжал к остановке, он был в пятидесяти метрах, надо было всего лишь перейти дорогу, но горел красный и все терпеливо стояли и ждали. Мне не хотелось ждать, я рванула что есть мочи, я кричала водителю подождать, автобус, который начал было трогаться с места, остановился в ожидании меня. Ничего удивительного в этом не было, автобусы часто с радостью ждали бегущих изо всех сил пассажиров -- все мы люди, можем и подождать. Задыхаясь, я влетела в автобус, я долго рылась в сумке в поиске кошелька, водитель же спокойно улыбался -- не волнуйся ты так, сладкая, я никуда без тебя не уеду. Я всё рылась и рылась в сумке, когда наконец-то нашла кошелек, победно вытащила его на свет и улыбнулась довольно. Мне оставалось достать детскую проездную карточку (я всё еще ездила по детской карточке, дурила всех и вся, но никто особенно не интересовался и я считала, что это мелкое преступление, которое я могу себе простить), я наконец извлекла ее из кошелька и протянула водителю. Он сидел с дыроколом наготове и ждал когда я протяну ему заветную карточку. Он взял ее в руки, сделал отметину, мы кивнули друг другу, я пошла по автобусу назад, к самым задним сиденьям, на которых я всегда любила сидеть , водитель терпеливо ждал, наблюдая за мной в зеркало, после захлопнул двери и начал заводить мотор.

Именно в этот момент раздался взрыв.

Я не поняла что произошло, я не поняла, что это взрыв, мне показалось, что где-то выстрелила выхлопная труба, но внезапно задрожали и посыпались на пол стекла, звона которых я не могла уловить. Я не слышала ничего целую вечность -- ни звона стекла, ни криков, ни плача, словно смотрела странное немое кино, в котором у всех широко распахнуты рты, все машут руками, бросаются на пол, хватаются друг за друга и всё продолжают совершенно беззвучно раскрывать и закрывать рты. Вместо всего этого я слышала свист -- он не был громким, но он заслонял все остальные звуки, он служил барьером, который не пропускал ничего извне, вынуждая меня продолжать смотреть немое кино. Внезапно свист стих, я услышала крики и плач, кто-то сильной рукой толкнул меня на пол, я легла и в этот момент выпали оставшиеся стекла. Они падали вокруг нас, всё падали и падали и конца этому было не видно. Но совсем скоро они перестали падать, я встала и осмотрелась. Люди показывали пальцами назад, на что-то позади меня, я обернулась и увидела людей, неподвижно лежащих на том самом пешеходном переходе, который я так ловко перебежала на красный свет. Они почему-то лежали и не вставали, вокруг них бегали другие, кричали, отгоняли зевак и просили всех разойтись.

Через несколько минут к автобусу подбежали медбратья, выбежавшие из очередной кареты скорой помощи, коих там появилось, кажется, несметные сотни. Они подходили к каждому пассажиру, щупали руки, просили наклонить голову, отодвигали веки, всё спрашивали нужна ли эвакуация и считаем ли мы, что мы в шоковом состоянии. Мне и тогда было не страшно, только хотела поскорее оттуда уйти, не хотела ехать ни в какую больницу, хотела выйти, развернуться и как можно быстрее, пешком, удалиться от этого места -- того, где всё еще лежали на дороге люди, которые почему-то не вставали и не вставали, как я мысленно ни просила. Ты как? Ты нормально? -- молодой медбрат осматривал мои руки, трогал челюсть, смотрел в глаза, -- давай мы тебя заберем в больницу? Я нормально, -- кивнула я. Не было слез, не было шока, не было ничего, кроме внезапно накатившей усталости. Такой усталости, по сравнению с которой все мои предыдущие ощущения казались смешными и глупыми. Ты уверена? -- он не спорил, но спрашивал еще и еще, словно давая мне возможность передумать. Я уверена, -- кивала я упрямо. Тебе куда сейчас? -- он в продолжал держать мою руку и незаметно мерил пульс. Я домой, -- я назвала город и опять кивнула, словно подчеркивая, что мое решение окончательное и я его не изменю. Здесь дороги сейчас все перекроют, как ты доедешь? -- он согласился на мои правила игры и только пытался понять насколько я адекватна. Я знаю, что перекроют, -- я говорила спокойно, хотя внутри была противная мелкая дрожь, которую никак не получалось унять, -- я дойду до улицы Алленби, сама дойду, пешком, а там, совсем рядом, есть другой автобус. Я в него сяду, -- продолжала я тихо и упрямо, -- и поеду домой. Слушай, -- смотрел он на меня внимательно, -- давай мы тебя всё-таки заберем в больницу, давай? Отчего-то именно в этот момент мне стало невероятно жалко саму себя, жалко всех пассажиров, жалко тех, которые лежали позади и никак не вставали, которые уже не встанут, и неважно как я буду просить и кому молиться, они не встанут больше никогда. Мне хотелось заплакать, но не хотелось, чтобы он видел и потому я из последних сил подняла голову и сказала жалостно, -- со мной всё хорошо, отпустите меня, пожалуйста, домой, я очень хочу домой. Он еще раз внимательно посмотрел, отошел на шаг и скомандовал остальным -- она идет сама, ее не надо в больницу!

Я стояла несколько минут спиной к переходу, всё думала хочу ли я развернуться, хочу ли я посмотреть. Улица стремительно наполнялась людьми, они бежали туда, где я только что была, их отгоняли, они останавливались, смотрели, прижимали ладони ко рту и плакали. Они все смотрели туда, куда я не решалась посмотреть. Я стояла и стояла, пытаясь собраться силами, чтобы обернуться, чтобы посмотреть, когда поняла, что не могу. Не могу и не хочу. Я ничем не могла помочь, я там только мешала, как и все остальные, словно возникшие из воздуха. Их было так много, что мне приходилось раздвигать их руками, я выбиралась из толпы в обратную сторону, в другую, туда, где улица вдруг стала пустой, заполненной громким молчанием, таким громким, что мне казалось, что в ушах опять свистит и только поэтому я не слышу ни одного звука. Но в ушах было тихо, так же тихо было на улице. Я удалялась и удалялась, я шла с рюкзаком за спиной, поначалу сгорбившись и еле волоча ноги, но потом я выпрямилась и пошла прямо -- они хотят нас сломать, думала я, а я не сломаюсь, назло всему свету не сломаюсь. Я улыбалась и вытирала слезы, но продолжала улыбаться всё равно.

Я дошла до Алленби, там было людно, казалось, там еще не знают что случилось, еще не успели узнать. По улицам шли наряженные люди -- мне попадались феи, кошки, ведьмы и супермены, которые размахивали жезлами со звездой на конце. Они смеялись и шутили, ко мне подбежала девочка лет десяти и протянула хлопушку, -- ты чего такая грустная? -- спросила она. Ничего, просто так, -- я взяла у нее хлопушку, поблагодарила и пошла на остановку. Я долго ждала автобус, он всё не шел и не шел, когда вдруг зазвонил телефон. Ты где? -- Гили взволнованно кричал в трубку, -- ты где?! Я на Алленби, -- честно ответила я. О, боже, -- он кричал и кричал, -- ты знаешь что случилось? ты вообще знаешь что случилось? Нет, -- спокойно ответила я. Был огромный теракт, прямо там, есть погибшие, много раненых, я не мог до тебя дозвониться, я чуть с ума не сошел, я не смог приехать, мне неожиданно позвонил брат и попросил срочно подъехать, а там такое, там такое! Ты что, ничего не слышала? -- он взволнованно кричал, я же спокойно повторяла как заведенная, -- нет, я вообще ничего не слышала, я была на набережной, -- начала рассказывать я и закрыла глаза, чтобы получалось представить то, что я будто делала, -- я там гуляла, я долго тебя ждала, а потом мне надоело и я пошла на набережную, там и гуляла. А сейчас я устала, -- я говорила чистую правду, -- и еду домой, я очень хочу домой. Давай встретимся вечером на нашей набережной? -- он немного успокоился и говорил почти буднично, -- сходим хумус поедим, пива выпьем, прости меня, пожалуйста, -- повторял он раз за разом. Я молчала и думала. Я хотела отказаться, мне хотелось закричать, что я обманула, что я прекрасно знаю что случилось, что я всё это видела, что я сама там была, всё из-за тебя, только из-за тебя, а ты, хотелось орать мне, даже не пришел и не предупредил, друг называется! Мне хотелось орать и орать, но я сидела и молчала. Ну прости меня, -- смешно повторял он в очередной раз в трубку, -- сегодня у них хумус с мясом, а ты такой ни разу не пробовала, пойдем? Я угощаю, -- добавил спешно. Мы всегда платили пополам, мы были просто друзьями, к тому же я была взрослая, а он... почти взрослый. Соглашайся скорее! -- он делал паузы и ждал моего ответа. В этот момент подъехал автобус, из него выходили спокойные счастливые люди, мне больше не хотелось сворачиваться дома калачиком, мне нестерпимо хотелось жить. Пойдем, -- решительно сказала я, доставая из кошелька проездную карточку. Тогда в восемь? -- уже весело и спокойно продолжал он. В восемь, -- кивнула я и зашла в автобус.

Я вернулась домой, сняла с себя всё и пошла в душ. Я долго стояла под горячими струями, я запрокидывала голову, чтобы струи текли мне прямо в лицо, я стояла не двигаясь, позволяя воде самой смыть с меня всё, что только можно. Я надела короткую футболку и вышла в гостиную. Я с удовольствием села в кресло, я сидела перед огромным окном, простиравшемся от стены до стены, курила и смотрела в открытое окно. Оттуда доносились обычные городские звуки -- шум машин, разговоры, детский плач, лай собак. Я сидела и сидела, мне становилось всё спокойнее и спокойнее. Когда я посмотрела на часы было уже четверть восьмого, мне надо было срочно одеваться и выходить. Я надела чистую, приятно пахнущую, одежду, заперла дверь и пошла к нашему любимому ресторанчику на набережной. Я шла по улице, которая выглядела как всегда -- торговцы начинали закрывать свои маленькие лавочки, мимо меня проходили наряженные люди, они смеялись, громко говорили и ели сладости.

Я дошла до ресторанчика, там уже ждал Гили, мы зашли, заказали хумус и пиво, я откинулась на спинку стула и закурила. Какое счастье, -- выдохнул Гили внезапно, словно только и ждал момента, чтобы это сказать, -- что я не приехал и ты ушла на набережную! Какая невероятная удача, -- он крутил головой в разные стороны, словно отгоняя собственные мысли, -- что ты даже не знаешь что там было! Это лучше всего, лучше, -- он сделал паузу, всё обдумывал следующее предложение, после сказал быстро, -- лучше тебе ничего этого не знать, вообще. Я осторожно глотала холодное пиво и думала о том, что я в очередной раз напрямую столкнулась с войной и опять ее обманула.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив