8 лет с трагедии "Норд-Ост", ее заложники живут на лекарствах, слепнут, глохнут, сходят с ума

Эффект “безвредного газа”: спустя 8 лет люди живут на лекарствах, слепнут, глохнут, сходят с ума и рожают детей-инвалидов. Сегодня восьмая годовщина трагедии, получившей короткое название “Норд-Ост”. 23 октября 2002 года в Москве боевики захватили Театральный центр на Дубровке. В заложниках оказались 912 человек. 26 октября в 5.30 утра в здание театра пустили секретный газ. В результате террористы были ликвидированы, а 130 заложников погибли.

Прошли годы. Заложникам до сих пор не присвоен статус пострадавших.

Около 300 человек собрались сегодня у Театрального центра на Дубровке - вспомнить жертв теракта, произошедшего 8 лет назад. Тогда в ходе спецоперации по освобождению заложников - зрителей, артистов и технического персонала мюзикла "Норд Ост" - погибли 130 человек. Собравшиеся на траурном митинге возложили цветы к памятной плите, положили их и на ступени центра, где от отравления газом умирали бывшие заложники. После "минуты молчания" всех погибших назвали поименно, сообщает "Радио Свобода".

Кроме того, выступавшие потребовали назвать виновных в гибели заложников, большинству из которых не была оказана вовремя квалифицированная медпомощь.

Как ни жутко это звучит, но те страшные события, хоть и остались в памяти, но уже так не тревожат. Захват заложников на первосентябрьской линейке в Беслане и мартовские взрывы в московском метро как бы "затмили" их. Так уж устроена человеческая память, что все детали даже важных событий постепенно стираются.

Единственные люди, которые ни на минуту не забывают о тех днях — это бывшие заложники и родственники тех, кто так и не смог покинуть Театральный центр.

Сегодня бывшие заложники, которые стали инвалидами, матери, потерявшие своих детей, дети, в один миг лишившиеся родителей, остались наедине со своим горем. По сей день они пытаются докопаться до правды, которую, по их мнению, государство зарыло в землю вместе с жертвами “Норд-Оста”.

Из воспоминаний Татьяны Карповой, матери погибшего Александра Карпова: “После штурма в зал ПТУ к родственникам вошли представители штаба. Зал замер. “Штурм прошел блестяще! Террористы убиты все! Жертв среди заложников нет!” Зал аплодировал, кричал от радости. Все благодарили власти, госчиновников за спасенные жизни родных и близких… Благодарили Господа Бога. В этот момент в зал вбежали священнослужители. Началась служба. Зал упал на колени. Плакали от счастья все…

…А потом я увидела группу врачей. Несмотря на всеобщее ликование, лица у них были далеко не радостными. “Таня! Там, похоже, весь зал мертвых!..”

Мы встретились с семьей Карповых — Сергеем и Николаем — на окраине Москвы в тихом безлюдном кафе. Эти люди — одни из основателей региональной общественной организации содействия защите пострадавших от террористических актов “Норд-Ост”. В том теракте Сергей потерял сына, Николай — брата.

И с тех пор докопаться до истины, узнать правду о теракте стало для них смыслом жизни. Сначала они ждали ответов от российского правосудия. Не дождались. И подали судебную жалобу в Страсбургский суд. В жалобах, направленных в Евросуд, говорится, что в ходе расследования теракта российские власти нарушили 2-ю, 6-ю и 13-ю статьи Европейской конвенции по правам человека, гарантирующие права на жизнь, на справедливое судебное разбирательство и на эффективные правовые механизмы. Пока же Карповы рассказывают, какие вопросы мучают их по сей день.

Сергей: — Вы знаете, а ведь о нас давно забыли. Отмахнулись как от надоедливой мухи. Если первую пару лет трагедию “Норд-Оста” вспоминали все газеты, по телевидению показывали фильмы на эту тему, то сейчас тишина… Но мы все равно не сдадимся, пока не найдем истину. Представляете, прошло 8 лет, а я до сих пор не выяснил, чем травили моего сына! Ведь формулу газа, который пустили в Театральный центр, так и не обнародовали. Эти данные даже не фигурируют в уголовном деле. Зато везде черным по белому написано, что газ был безвредным. Но он же якобы не идентифицирован! Откуда такие выводы?

Несколько лет назад нам удалось получить расплывчатый ответ из ФСБ. Нам пояснили, что была использована “спецрецептура на основе производных фентанила”. Министр здравоохранения добавил: “Препарат сам по себе не может вызвать летальный исход”. Однако в медицинском справочнике мы обнаружили иную версию: “Фентанил относится к наркотическим анальгетикам. Его применение без контроля за дозировкой может привести к летальному исходу”. И где правда? Я скажу больше: сейчас Страсбургский суд, куда мы вынуждены были обратиться, рассматривает дело “Норд-Оста”. И они тоже задали вопрос нашему правительству по поводу формулы газа. Но конкретного ответа от России не получили.

— Когда будут оглашены результаты Страсбургского суда?

Николай: — Мы уже вышли на финишную прямую… Первое заявление отправили аж в 2004 году. Суд долго решал, стоит ли рассматривать нашу жалобу. Этот процесс занял несколько лет. В Страсбурге большие очереди, особенно что касается России. В итоге наше дело все-таки приняли к рассмотрению. Мы отправили им 12 кг документов по теракту на Дубровке — это показания свидетелей, видеодиски, аудиокассеты.

— Какие возникли вопросы у представителей Страсбурга помимо состава газа?

Николай: — К сожалению, мы не можем их разглашать. Благодаря Российской Федерации наше дело в Страсбурге принимает режим закрытого рассмотрения и не рекомендовано к разглашению. Могу сказать одно — вопросы в Страсбурге были достаточно жесткие, неудобоваримые для правительства. Мы же до сих пор считаем, что штурм был необоснован, можно было избежать такого количества жертв, если бы была продумана грамотная эвакуация и медицинская помощь заложникам.


Николай: — Вся операция по спасению заложников “Норд- Оста” состояла из двух частей. Первая — боевая, где работали подразделения “Альфа” и “Вымпел”. То, что сделали ребята, — уникально! Низкий им поклон! Вторая часть — эвакуация, сортировка и оказание первой медпомощи заложникам. Эта часть операции была проведена безобразно. Судите сами. Когда после штурма в Театральный центр вошли спецслужбы и медики, то они увидели полный зал покойников. Люди сидели-лежали без сознания, все были синего цвета. Врачи пребывали в растерянности. Ведь их предупредили, что на Дубровке будут раненые с минновзрывными травмами, ампутациями, огнестрельными ранениями. Про газ им не сказали ни слова.

— В какой-то момент один врач, осматривая заложника, сказал: “Похоже на наркотическое отравление, надо колоть налоксон”. При помощи этого препарата спасают наркоманов после передозировки. Одному заложнику вкололи это лекарство — вроде ему стало лучше. Тогда врачи по рации начали передавать друг другу: “Ребята, у кого есть налоксон, колите”. И начался бардак. Людей не метили — кому уже ввели препарат, кому нет. Получалось, что один пострадавший получал две-три дозы, а другой — ничего. А препарат оказался очень страшным. Лишний укол мог привести к остановке сердца.

Сергей: — Сортировку заложников на живой-мертвый не производили. Людей складывали штабелями на асфальт перед зданием театрального центра. Потом всех грузили в автобусы и “рафики”. Таким образом, погибла 13-летняя Саша Летяго, которую попросту раздавили телами.

Из материалов уголовного дела. Объяснения медработника Недосейкиной А.В. (том 120, лист дела 115): “…Была плохая сортировка больных, живые заложники находились в автобусах вперемежку с трупами погибших заложников. Отсутствие информации о названии вещества, примененного в ходе спецоперации, сыграло негативную роль в оказании медпомощи…” (Из книги “Норд-Ост”. Неоконченное расследование”, изданной на средства общественной организации “Норд-Ост”.)

Николай: — Известны случаи, когда человека заворачивали в черный мешок, принимали его за покойника, а через некоторое время мешок начинал шевелиться. Одна женщина, которую по ошибке доставили в морг, неожиданно ожила. Через неделю она скончалась в реанимации.

Сергей: — Несмотря на то что у многих пострадавших в результате газовой атаки начались рвотные потуги, людей выносили и укладывали на спину. В автобусы заложников сажали, запрокинув голову назад. Люди захлебывались рвотной массой. И умирали. Из автобусов выгружали часть мертвых. Результат — 58 человек скончались в автобусах и больницах.

Из материалов уголовного дела. Объяснения медработника Беляковой О.В (том 120, лист дела 130): “В автобусе не оказалось никаких медицинских препаратов и инструментов. В автобусе находилось 22 пострадавших, один из которых… скончался… Пострадавшие располагались хаотично, некоторые сидели на креслах, некоторые лежали на полу… это сыграло негативную роль…. В работе нам бы помогло название антидота…”

Николай: — Машин “скорой помощи” было много. Но почему-то заложников увозили в основном на автобусах. А “скорые” возвращались пустыми. Рассказать, по какому принципу работали автобусы, которые развозили людей без сознания? Один водитель говорит другому: “Я знаю, здесь рядом есть больница. Едем в колонне”. И ряд автобусов, преодолевая дорожные пробки, плелся в ближайшую больницу, где их никто не ждал. Конкретных указаний врачам никто не давал — они не знали, в какую больницу ехать, где готовы принять пострадавших. В итоге в 13-ю больницу пригнали сразу 6 автобусов. Врачи клиники развели руками: “Мы не можем обработать сразу 350 пострадавших!”. 3 автобуса развернулись и отправились в Склиф. Но там их тоже не ждали. Охрана 15 минут не пускала на территорию института транспорт с пострадавшими.

Зато 15-я больница, которая была подготовлена для принятия заложников, пустовала. Потом врачи этой клиники рассказывали: “Мы выписали всех наших больных, которые могли сами передвигаться, освободили палаты для заложников. Практически полностью очистили больницу. Вызвали хирургов, реаниматологов, медсестер”. К ним привезли всего несколько пострадавших.

Из материалов уголовного дела. Показания Кругловой Г.И. (медработник, принимавший участие в транспортировке заложников): “… они открыли заднюю дверь машины и буквально закинули двух пострадавших… в тяжелом состоянии. На вопрос, куда доставлять… услышал: куда хотим…”

Сергей: — У 60 процентов погибших в экспертизе написано: “следов оказания медицинской помощи не обнаружено”. Больше половине заложников помощь попросту не оказывалась. У многих были ободраны шея, руки — результат того, что их волочили по асфальту.

Из материалов уголовного дела (том 1, 120): “Дети в тяжелом состоянии не доставлялись в специализированные больницы… Десяти детям это стоило жизни, причем 5 из них медицинская помощь не оказывалась вообще…”

— Откуда вам известны детали дела чуть ли не каждой пострадавшей семьи?

Сергей: — Все 8 лет мы друг с другом тесно связаны — заложники, пострадавшие… Мы знаем проблемы каждой семьи. Мы все стали одной семьей! Постоянно созваниваемся, встречаемся, поддерживаем друг друга не только морально, но и материально. Так что сегодня мы готовы подписаться под каждой рассказанной нами отдельной трагедией.

Николай: — А потом патологоанатомы рисовали официальные экспертизы по вскрытию жертв теракта. Все документы были составлены как под копирку. Доходило до того, что внутренние органы 14-летней девочки и 31-летнего мужчины оказывались одинаковые, вплоть до веса и размера.

Сергей: — Нам до сих пор не дали ознакомиться со всеми материалами уголовного дела. Позволили взглянуть только на медицинские экспертизы. Когда мы читали заключения, создавалось впечатление, будто на “Норд-Осте” собрались инвалиды и тяжело больные люди. У всех погибших заложников, независимо от возраста, обнаружили серьезные проблемы с почками, печенью, сердцем. Также зафиксировали обострения хронических заболеваний, которых раньше у человека не было. Зато об отравлении газом ни в одной экспертизе не сказано ни слова. Причина смерти одна на всех — гиподинамия, обезвоживание организма, хронические заболевания. Выходит, 125 человек погибли от того, что плохо сидели, плохо ели, плохо пили.

По официальному сообщению пресс-секретаря посольства Австрии Вольфганга Баньяи, бывшая заложница гражданка Австрии Эмилия Предова-Узунова “умерла вследствие применения газа при освобождении заложников”.

Сергей: — У меня “Норд-Ост” забрал сына Александра. Но мы несколько дней ничего не знали о сыне. 100 человек были брошены на его поиски. Его жена выжила. Но к ней нас тоже не пустили. Люди разыскивали близких сутками. Никаких списков не было. Позже, когда мы решили создать свою организацию, нам пришлось объезжать все кладбища, смотреть, кто когда погиб. И таким образом мы нашли всех родственников жертв. Также нам долго пришлось бороться с властями, чтобы установить памятную доску с именами погибших возле Театрального центра на Дубровке. Нам не разрешали вывешивать фотографии погибших и полный список жертв трагедии.


— Руководителем следственной бригады являлся Владимир Кольчук. С ним вы тоже не нашли общего языка?

Сергей: — Встретиться с ним было проблематично. Нормального общения не получалось. Даже на суде он не отвечал на вопросы, а откровенно хамил судье и нам. Что уж теперь говорить… Следствие закончено. А Кольчук пошел на повышение. Ведь это ему поручили расследовать громкое дело о краже в Эрмитаже.

Однажды мы задали ему вопрос о факте мародерства после штурма. Кольчук вздохнул: “У людей зарплаты мизерные, вон они шли мимо уснувшего заложника, подняли кошелек и отправились дальше”. Он говорил это так спокойно…

На суде поднимался вопрос о мародерстве. Нашли виновного. Все списали на человека, который погиб в автокатастрофе за месяц до суда. Дело закрыли. Других имен по этому факту не фигурировало.

— Ходили слухи, что террористам удалось уйти?

— По результатам следствия — все чисто, никто не ушел, все погибли во время штурма. Но у нас есть одна видеосъемка, которую сделали из окна здания напротив Театрального центра. На ней зафиксировано, как после штурма из центра вытащили человека, скованного наручниками. Бросили его около крыльца. К нему подошла женщина и выстрелила в него. Труп оттащили обратно в здание. Мы предъявили пленку следователю. Позже он опроверг наши домыслы, что, возможно, выживших террористов расстреливали. Он сказал, что выстрела не было, звук на пленке от разбитого стекла.

— Троим людям, которые не были заложниками, удалось пройти через все кордоны и проникнуть в здание на Дубровке. Всех их расстреляли террористы. Как же им удалось проникнуть в здание?

— Первая погибшая — молодая девушка Ольга Романова. Она прошла через кордоны в первые часы захвата, когда вокруг творилась полная неразбериха. А вот как прошли Васильев и Влах? Третий человек — Геннадий Влах — пошел в Театральный центр искать сына Романа. И тоже каким-то образом преодолел все кордоны. Сына в зале не оказалось. Влаха расстреляли. А потом его тело по ошибке кремировали вместе с террористами. Супруга погибшего Галина нашла труп мужа только через 8 месяцев. Прах ей не выдали. Мать и жена Влаха положили в могилу обычную керамическую вазу с футболкой Геннадия, пачкой чая и конфетами. Перед семьей погибшего никто не извинился…

Мы пробовали связаться с Галиной Влах. Однако нас предупредили, после всего случившегося женщина долго не могла прийти в себя. Сегодня она категорически отказывается вспоминать те события. Галина никогда не приходит на памятные мероприятия, посвященные трагедии на Дубровке.

— Вас обвиняли в том, что вы подали иски к правительству на миллион долларов?

— Это была пиар-акция, чтобы привлечь к себе внимание и объединить людей, пострадавших в терактах. А деньги? О чем вы? Мы прекрасно знали, что не получим ни копейки…

Николай: — Не все заложники хотели общаться после случившегося. Многие уходили в себя, некоторые и сейчас не желают ворошить прошлое. Основной костяк нашей организации — родственники погибших и те, кому необходима серьезная медицинская помощь. Вы даже не представляете, сколько людей, наглотавшись якобы безвредного газа, остались инвалидами.

Сергей: — Практически все болезни заложников связаны с мозгом. После того как люди наглотались ядовитого газа, у людей нарушилось кровообращение, функции дыхания. 12 человек полностью оглохли. У многих сильно упало зрение. Заложникам ставят диагноз “пропадание памяти”. Человек может идти в магазин и покупать 3 раза по килограмму соли. Практически у всех серьезное нарушение функций почек, печени, пищеварения. У кого-то эти болячки вылезли сразу, у кого-то чуть позже. Людей ведь выписывали через 2—4 дня. Но потом случались повторные госпитализации, о которых особо не пишут.

В частных беседах врачи признавались: “Что вы хотите, вы надышались отравляющим газом!”. Но на бумаге этот диагноз не писали. Симптоматику не указывали. Хотя на следствии в показаниях фельдшеров “скорой помощи” шел разговор об отравлении опиатами, медики не скрывали, что чувствовали запах нервно-паралитического газа. Но такие показания тщательно подчищались.


— Вы боретесь, чтобы бывших заложников “Норд-Оста” освободили от армии…

Сергей: — Существует закон — люди, которые во время срочной службы находились в плену, подлежат комиссованию. Но к заложникам “Норд-Оста” это не относится. Наши ребята попадают под призыв. Но мы требуем у правительства принять закон о статусе потерпевшего от террористического акта. У нас ведь нет льгот, нам не оказывается бесплатное лечение, нет системы реабилитации и компенсации. А как быть семьям, которые потеряли кормильца? У нас только сирот осталось 69 человек, которых надо вырастить, вылечить. Яркий пример одной семьи. В том теракте погибли мама с папой двух мальчишек — 4 и 6 лет. Ребят поднимают бабушка с дедушкой на жалкую пенсию. Когда они заявили в суде о прибавке пенсии по утере кормильца, над ними сжалились. И надбавили пенсию — по 250 рублей на каждого ребенка.

Николай: — Теракт проходит, а люди остаются наедине со своими ранами и болячками, им никто не помогает. Люди получают инвалидность, они никому не нужны. Многие заложницы не смогли самостоятельно справиться. Есть примеры, когда наши женщины знакомились друг с другом в психиатрических клиниках. Родственники погибших тоже были на грани. Одна женщина после гибели сына зашла попрощаться с ним в морг. А потом взяла такси, приехала к высокому мосту и бросилась вниз…

Сергей: — Некоторые женщины рассказывали, что после штурма с них брали подписку о том, что в течение 5 лет они не должны рожать. Но одна заложница на тот момент уже была беременна. Ребенок родился тяжелый, помимо диагноза ДЦП у него целый букет других заболеваний. Женщина одна растит малыша. На руках у нее помимо больного ребенка двое родителей, инвалиды Чернобыля. Все заработанные деньги она тратит на лечение близких.

Сергей: — Сейчас за погибшего в теракте платят по миллиону рублей. Тогда давали 100 тысяч. Потерпевшим выплачивалось 50 тысяч. И 14 200 рублей давали на погребение — на руки эту сумму не выдавали, за деньги предоставляли набор услуг в “Ритуале” — убогий веночек, скатерочку, тапочки и самый дешевый гроб. У одной женщины на “Норд-Осте” погиб сын. Ей выдали гроб из оргалита, скрепленный чуть ли не степлером. Она сказала: “У меня сын большой, гроб развалится”. На что ей ответили: “Возьмите два”. Многие были вынуждены отказываться от услуг государства.

Власти надеялись, что народ проглотит трагедию, не станет разбираться. А мы начали копаться. Заявляли на следствии, что в судебно-медицинских экспертизах много нестыковок. Но следователи только махали рукой, мол, все нормально. Родители 14-летней Кристины Курбатовой до сих пор пытаются найти человека, который констатировал смерть их дочери. Не указано место констатации смерти. Какой-то человек пришел, посмотрел и сказал, что Кристина мертва.

Николай: — Также многие сотрудники Театрального центра на Дубровке обращали внимание на тот факт, что видели среди террористов людей, которые работали с ними бок о бок в одном здании. Речь, например, шла о рабочем, занимавшемся ремонтом в ночном клубе. Ведь в Театральном центре находился ночной клуб.

Из материалов уголовного дела (том 1 дела 93) — “Сотрудник ДК был захвачен в заложники и среди террористов узнал одного из работников гей-клуба. В зале тот находился без маски и спал на сиденьях в непосредственной близости от него…”

Николай: — Поначалу стала отрабатываться версия, что в здании Театрального центра все было заготовлено заранее — оружие, взрывчатка. Но прокуратура запретила поднимать этот вопрос. А потом произошел теракт в Беслане. Там тоже шла речь о том, что теракт был заранее спланирован. Обнаружили, что в актовом зале школы была проломлена сцена, а в библиотеке — полы, под которыми, возможно, террористы хранили оружие. Как только стали рассматривать эту версию, актовый зал неожиданно сгорел.

Сергей: — Когда у нас были деньги, мы часто проводили мероприятие “Нет террора”, устраивали музыкальные фестивали. Спонсировали нас Запад и некоторые российские организации. Мы организовывали памятные мероприятия в ДК железнодорожников, в гостинице “Космос”. А потом нам перекрыли кислород. Теперь мы уже не можем арендовать помещение для наших собраний. Когда слышат слово “Норд-Ост”, сразу говорят: “До свидания, наши места нам дороже”. Идет сильное давление на людей, причастных к теракту. Среди заложников была ранена женщина. У нее отняли полселезенки, полпеченки — женщина стала инвалидом. Но когда она стала судиться с правительством, инвалидность с нее сняли.

— Спектакль “Норд-Ост” прекратил свое существование?

Николай: — “Норд-Ост” шел ровно год. Но люди туда не ходили. Многие заложники после “Норд-Оста” вообще боятся посещать театр.

— Правда, что званием Героя России наградили ученого-химика, отвечавшего за применение газа в ходе штурма?

Сергей: — Да, это официальная информация, полученная нами из прокуратуры. Пять человек были удостоены звания Героя России: первый замдиректора ФСБ генерал Владимир Проничев, возглавлявший штаб по освобождению заложников, начальник Центра специального назначения генерал Александр Тихонов, ученый-химик, отвечавший за применение газа в ходе штурма, и два бойца элитных спецподразделений “Альфа” и “Вымпел”. И дело не в том, что они применили этот газ при штурме. Страшно, что к газу не было разработано антидота. Кстати, имя того профессора, который отвечал за газ, не разглашается…


Есть и другая версия, которой с "Правдой.Ру" поделился участник спецоперации офицер внутренних войск Игорь Солдатов:

— Дело в том, что изначально было ясно — присутствует угроза взрыва. И, чтобы ее исключить, в этой спецоперации использовали газ. Именно он всех усыпил, а за это короткое время успели убить шахидок. Ведь кнопки взрыва находились у них в руках, поэтому именно женщин нужно было обезвредить первым делом.

— Такое количество зрителей погибло от отравления газом?

— Нет, сто процентов не от отравления. Люди всего лишь заснули на некоторое время, многие потом самостоятельно просыпались и выходили из здания. Некоторых было достаточно похлопать по щекам, некоторых нам пришлось выносить на руках. Если б газ был действительно ядовит, я бы не зашел туда без противогаза. Погибали, я считаю, те, у кого были проблемы с сердцем. Ведь не каждый способен пережить такой шок. К сожалению, дозу этого газа нельзя было рассчитать на всех так, чтобы никому не навредить. Самым главным было то, чтоб этого стало достаточно для обезвреживания шахидок.

Несмотря на все последствия, Игорь Солдатов уверен, что операция была проведена безупречно:

— Я считаю, что мы сделали все, что можно было сделать, и операция была проведена на высшем уровне. То же самое могли повторить и в Беслане, но СМИ помешали этому. Ведь сразу после "Норд-Оста" на страницах одной из газет был напечатан план здания, порядок проведения спецоперации и о применении газа писали, разумеется. Естественно, когда террористы готовились к захвату в Беслане, они уже были снабжены противогазами, кнопки взрыва они не держали в руках, то есть исключили возможность проведения подобной операции. После "Норд-Оста" было необходимо сохранить все в тайне, но этого не сделали и получили такое количество жертв в Беслане. На Дубровке же, я считаю, операцию провели безукоризненно.

Бывшие заложники и родственники погибших решили, что их ситуацию должен разрешить Страсбургский суд. В жалобах, направленных в Европейский суд по правам человека, говорится, что в ходе расследования теракта российские власти нарушили 2-ю, 6-ю и 13-ю статьи Европейской конвенции по правам человека, гарантирующие права на жизнь, на справедливое судебное разбирательство и на эффективные правовые механизмы. В Страсбург были отправлены 12 кг материалов по "Норд-Осту", в том числе показания свидетелей.

По Материалам: Московский Комсомолец,Полит.ру, Правда.ру