рейтинг блогов

5 марта 1953-года из дневников и стихов

топ 100 блогов vazart05.03.2023 Евгений Шварц, драматург, 56 лет, Ленинград:
5 марта 1953
Я делаю записи в эту тетрадку по утрам. Вчера, кончив писать, включил приемник и услышал: «...Министр здравоохранения Третьяков. Начальник Лечсанупра Кремля Куперин» — и далее множество фамилий академиков и профессоров-медиков. Я сразу понял, что дело неладно. А когда пришла газета, то выяснилось, что дело совсем печальное, — тяжело заболел Сталин. С тех пор все окрашено этим сообщением. Все говорят только об этом. Изменились радиопередачи. На почте заведующая сказала: «Не хочется работать сегодня. Просыпаюсь: ой, что это, неужели я поезд проспала! Утреннюю зарядку не передают, а все какие-то симфонии, симфонии. Я сразу поняла: что-то случилось». Обсуждается каждое слово бюллетеня. Зоя выразила негодование по поводу того, что собралось столько врачей, а не могут помочь. Сегодня бюллетень так же мрачен, как вчера. Попробую продолжать работу над прозой...



5 МАРТА

5 марта 1953-года из дневников и стихов

…И вот лежит на пышном пьедестале,
Меж красных звёзд, в сияющем гробу,
“Великий из великих” — Оська Сталин,
Всех цезарей превозойдя судьбу.

А перед ним в почётном карауле
Стоят народа меньшие “отцы”,
Те, что страну в бараний рог согнули, —
Ещё вожди, но тоже мертвецы.

Какие отвратительные рожи,
Кривые рты, нескладные тела:
Вот Молотов. Вот Берия, похожий
На вурдалака, ждущего кола…

В безмолвии у сталинского праха
Они дрожат. Они дрожат от страха,
Угрюмо пряча некрещёный лоб, —
И перед ними высится, как плаха,
Проклятого “вождя” — проклятый гроб.


1953, Георгий Иванов.


И еще два стихотворения, написанных в лагерях, первое - до 5 марта 1953-го.


Товарищ Сталин!
Слышишь ли ты нас?
Заламывают руки,
Бьют на следствии.
О том, что невиновных
Топчут в грязь,
Докладывают вам
На съездах и на сессиях?

Товарищ Сталин!
Камни говорят
И плачут, видя
Наше замерзание.
Вы сами были в ссылках,
Но навряд
Вас угнетало
Так самодержавие.

Товарищ Сталин.
Заходи в барак,
Окинь суровым взглядом
Нары длинные.
Тебе доложат,
Что я подлый враг,
Но ты взгляни
В глаза мои невинные.

Я — весь Россия!
Весь, как сноп, дымлюсь,
Зияю телом,
Грубым и задубленным.
Но я ещё когда-нибудь явлюсь,
Чтобы сказать
От имени загубленных.

Ты прячешься,
Ты трусишь,
Ты нейдёшь,
И без тебя бегут в Сибирь
Составы скорые.
Так, значит, ты, Верховный,
Тоже ложь,
А ложь подсудна,
Ей судья — история!


<1944>, Лагерь Орлова-Розово Кемеровской области. Виктор Боков, «Письмо товарищу Сталину из лагеря».


ПЯТОЕ МАРТА

Где
я? Двадцатый ли? Тринадцатый ли век?
Кочевья стан?.. Как черепа их голы!
Раскосый, бронзовый и чёрный Кок-Терек
Встречает смерть Великого Могола.

Меховорыжие с голов сорвавши малахаи,
Бессмысленная Азия рябого чтит Юсупа...
О, где ты, каторга?! Братва моя лихая! .
Быть в этот день – и здесь!..
                        И с ними – в рупор лупать.

Единственный, кого я ненавидел!!
Пересчитал грехи? Задохся в Божий час?
Упрямый бес! Что чувствуешь, изыдя
Из рёбер, где держался уцепясь?

Косятся на меня, что-де я шапки нЕ снял,
Но, лагерями мятое, черно мое лицо.
Легко мне, радостно и – жаль:
                                ушел от русской мести,
Перехитрил ты нас, кацо!

Ты проскочил и первомартовские царские календы
И не дожил до цезаревских мартовских же ид!

…С камышных мазанок пестро свисают ленты
И голос диктора наигранно дрожит…

1953, Александр Солженицын



И еще из дневников.

Евгений Мравинский, дирижер, 49 лет, Ленинград:
5 марта. Четверг. 1.30–4.30 репетиция (доделки и прогон Гайдна, доделки «Шелеста»), Вечером у Мусички. По приходе домой в 12 час. вызов к Чулаки в ВКИ: смерть Сталина (и С. Прокофьева...)
Составление репертуара, очереди оркестров и пр. Были все дирижеры: Оркестра Союза ССР, оба радио, Большого театра.



Михаил Пришвин, 80 лет,
5 марта. Сталин еще жив, но то, что было при нем, потеряно: что это, еще трудно сказать. Не можешь представить себе такого человека, кто бы не для Сталина верил в марксизм, а сам по себе.
Боков однажды мне сказал: — Новую книгу у всех писателей положено посылать Сталину с трогательной надписью.

Напр., Кожевникова это я научил: он послал и получил премию. Вот вы этого не сделали, и это могло иметь роковое значение. — Значение, — ответил я, — имело то, что я не получил ни премии, ни орденов, но это значение не «роковое».

Со стороны им так и кажется, будто это я топорщусь перед Сталиным, я же не посылал только потому, что становился на сталинскую точку зрения, смотрел с этой точки на свои книги и боялся послать, робел.

Еще не мог я в книгах тоже просто сказать «Сталин» и опять не потому, что не хотел, а просто не мог найти в душе такого пола или почвы, чтобы на нее поставить это имя.

Сейчас в последней повести «Слово правды» я подбирался к этому имени и тревожился, но теперь, конечно, это колебание кончено, теперь имя Сталина можно называть, не опасаясь обвинений в подхалимстве. И, конечно, я назову.

Все сейчас молчат в тревоге за то, кого посадят на место Сталина, за то, когда можно у нас за него посадить.

Осталось стадо без пастыря, а волки приглядываются к овцам.

Когда кто-нибудь действительно высоко поднимается, ему не кажется, что он высок, а кажется, будто все кругом понизились.



Лев Аннинский, литературный критик, 18 лет, студент МГУ:
5 марта. До сих пор мы знали в Сталине железного, нет, каменного гиганта, непобедимого гения, вечно-молодого, спокойного и сильного. И вот вчера... вчера к нашей прочной гордости и вере, к нашему привычному восхищению и благоговению прибавились человеческая нежность и боль.
Сталин — без сознания? Абсурд. Не вяжется. В первую секунду мне показалось, что все тотчас остановится: метро, газеты, люди. СССР и Сталин. СССР без Сталина? Немыслимо, неправильно, несправедливо.

Мы кончили спецсеминар раньше срока и шли с Тамарой Харламовой с факультета в Аудиторный корпус, обсуждая её доклад. Светило солнце.

Юля Гречихова догнала нас у самого выхода. Я сначала не понял, что с ней. Схватила меня за руку:

— У Сталина... кровоизлияние в мозг.

Думали, она пошутила. По лицу увидели: нет. Секунду длилось страшное молчание. Кто-то из нас выдохнул:

— Жив?

Юля кивнула:

— Радио... в профессорской.

Бросились обратно на факультет, в профессорскую. На лестнице — Оклянский. Взял меня за руки и молчит. Потом попробовал улыбнуться, не смог. Только сказал:

— Радио слышал?

Я кивнул, мы побежали дальше.

У дверей профессорской стояло несколько человек, секретарь декана читала по бумажке:

— Температура 38,2. Больше ничего.

В другом конце коридора, у стенгазеты «Комсомолия», хохотали трое ребят. К ним кто-то подошёл. Они замерли и побежали к нам.

Профессорская быстро заполнялась народом. Стояли молча, не поднимая глаз. По радио шла траурная музыка, вдруг оборвалась. Раздался голос Левитана:

— Правительственное сообщение...

Вера Перельман, стоявшая около меня, вдруг тоненько-тоненько заскулила. Звякнул телефон, трубку сняли и положили рядом. Левитан дочитывал сообщение, а в ушах моих все стоял тоненький, жалобный верин плач, почему-то это было страшнее всего.

Мы молча пошли в Аудиторный корпус. В огромном, гулком, всегда шумном здании — тишина. Гробовая. Пустое пространство пересечено стенкой. Из людей. Очередь за газетами. Только звук разрываемой бумаги, когда газету раскрывают рывком, в нетерпении.

Я ни к кому не подходил: хотелось быть одному и молчать. И все стояли молча, поодиночке. Потом стали собираться по двое, по трое. Стояли молча. Я оказался рядом с Ольгердом Глобачевым. Наконец, я прошептал:

— Обойдется?

Он помедлил, потом сказал:

— Это будет чудо...

И вдруг прибавил глухо, злобно:

— Черчилль, собака, до ста лет дотянет! А ведь курит... Почему не мрёт?! А наш... из ссылки восемь раз бежал...

Помолчали.

Я спросил:

— Кто теперь будет?

— Маленков... или Булганин, кто знает?

Я пошёл на факультет. Занятий не было, воздух гудел. Кто-то передал, что у матери Сталина была такая же история, и она выкарабкалась, и прожила потом ещё десять лет.

В два часа ждали нового бюллетеня. Я вернулся в Аудиторный корпус. Под куполом установили большой репродуктор, оттуда лилась и гремела музыка, все лестницы, проходы, все этажи баллюстрады были забиты угрюмой толпой: я никогда не видел в Аудиторном столько народу. Без одной минуты два все стихло. Я бросился искать кого-нибудь из своих, одному было страшно слушать, но я никого не находил. Все смотрели на часы. Музыка возобновилась. ещё минута ожидания... и вдруг вся масса народа зашевелилась и двинулась к выходу.

Я поехал в Сокольники, потом вернулся, пошел на Красную площадь, постоял перед мавзолеем. Ни одной улыбки. Один вопрос: когда следующий бюллетень?


Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Иногда привычные обряды выглядят странно. В разных странах мира я почему-то всегда попадаю на свадьбы. И ни где нибудь, а на пляже. Что может быть романтичней чем, свадьба на берегу тропического острова! Я присутствовала на тайской, турецкой, кубинской свадьбе. А вот сейчас попала на русск ...
Не так давно я анонсировала свою идею о съёмке многодетных мам для иллюстрации красоты и обаяния материнства и того, что материнская красота достойна подражания. Делюсь с Вами первой серией снимков.Есть семьи, под обаяние которых попадаешь ...
На дорогах Ростовской области непонятное затишье. Встретить военную колонну или даже отдельные "Уралы" или " Камазы" практически невозможно. Вот еще в пятницу и субботу они лихо носились с номерами разных военных округов или вообще без номеров, небольшими колоннами или по одиночке, а тут Б ...
Госсекретарь США и главы МИД Великобритании и Германии потребовали немедленного освобождения Навального. С призывом освободить Алексея Навального выступили и власти Франции. Они назвали недопустимыми вынесенный накануне приговор. Политические разногласия, как написал президент страны ...
Слушай сюда, дрыщ, я сегодня влюбился. В пробке. Утром. Он ехала на своем бмв икс1 и из пакетика на соседнем сидении достала коробочку, тут же у неё в руках появилась охереть какая здоровая ложка, сука самая огромная ложка, какую я видел, незнакомка открыла коробчонку и зачерпнула оттуда ...