"Злой мальчик" Антон

tanja_tank — 14.09.2017 Когда речь идет о детях и подростках, то нельзя оперировать терминами "нарцисс" и "социопат". Ну, если по науке. Чисто же по-человечески... Ростки выраженного нарциссизма, который не сгладится с годами, налицо уже в 8-10-12 лет. По крайней мере, мои многообещающие в этом плане однокашники выросли именно нарциссами или социопатами.

О том, как проявляет себя ребенок с нехилыми задатками социопата, нарцисса и параноида, я рассказываю во втором томе своей трилогии. А сегодня публикую рассказ читательницы о "злом мальчике", который отравил ее школьные годы... и не только их.

"Истории этой тридцать пять лет. Давным-давно не вспоминала, и вдруг всплыло – общалась с бывшим одноклассником на Фейсбуке, и он упомянул Антона. Не знаю, был ли мой «лучший друг» начинающим нарциссом или просто маленьким придурком, который прощупывал границы дозволенного, - решать вам. «По плодам их узнаете их» - а я после года общения с Антоном довольно долго сомневалась в собственной привлекательности для противоположного пола.

Но даже если он не тянет на токсическую личность, мне кажется, это хороший пример того, как девочки втягиваются в деструктивные отношения. Заниженная самооценка для этого вполне питательная почва.

Но сначала немного предыстории. У меня не было братьев, даже двоюродных, поэтому мальчики в детстве для меня были существами иного порядка. Не лучше, не хуже – просто совсем другие. Немножко из параллельной вселенной. Сознание никакого особого негатива, связанного с мальчиками (или с мужчинами), в раннем детстве не зафиксировало (а я помню себя осознанно с очень раннего возраста, мое первое четкое воспоминание относится к двум годам). Если что-то ушло в подсознание – оно там и останется навсегда, я не хочу открывать этот ящик Пандоры.

Мое раннее детство – военный городок. С тех времен хорошо помню двух мальчиков. Сосед Рома годом старше. Мы часто играли вместе, он научил меня виртуозно ругаться. Иногда мы дрались, однажды он украл мой паровозик, но все равно воспоминания у меня о нем остались самые теплые. Другой, то ли Сережа, то ли Андрюша, - мой одногруппник. В клубе была большая комната с игрушками и книжками, куда приводили десятка полтора детей-дошкольников на несколько часов. Это называлось «группа». Все мамы по очереди играли роль воспитательниц, пока остальные спокойно занимались своими делами. Сережу-Андрюшу приводили не каждый день, но каждый раз он меня пытался стукнуть или еще как-то обидеть. Я его кокетливо боялась. Когда его не было, говорила: «Ой, хорошо, что его нет», но на самом деле даже немного скучала.

Когда мне исполнилось пять, мы вернулись в мой родной город, и я пошла в нормальный детский сад. Там со мной приключилась первая любовь. Мальчика звали Валя, и он не обращал на меня абсолютно никакого внимания. Что не мешало мне мечтать о нем. В мечтах мы были взрослые (десятиклассники!) и шли по парку, держась за руки, как на детсадовской прогулке. Дальше этого я в своих грезах не заходила. С Валей мы потом учились в 1 и 2 классе, пока он куда-то не переехал. Он все так же мне нравился и все так же меня не замечал.

Мечтаю о дружбе с мальчиком

Надо сказать, что мальчишки всегда обращали на меня внимание. Я не была красивой, но довольно хорошенькой, отличница, но не зануда и даже немножко хулиганка. Кто-то хотел идти со мной в паре, кто-то бил портфелем и дергал за косу, что меня не слишком обижало. Когда Валя уехал, я поняла, что хочу дружить с мальчиком. Вот просто дружить. С одним каким-нибудь мальчиком, а не с девочкой. Гулять вместе, учить уроки, обсуждать прочитанные книжки. У меня было много подружек, но мне было с ними скучно. Я не играла в куклы, мне не интересны были всякие бусики-бантики (по крайней мере, до подросткового возраста), девчоночьи сплетни, шушуканье по углам. На самом деле – я поняла это уже потом – мне вообще никто не был нужен, я была замкнута и вполне самодостаточна (вещь в себе!), но… Так уж сложилось, что с раннего детства я вынуждена была носить маску и притворяться (почему – совсем другая история). Все считали, что я очень дружелюбная, веселая и общительная.

В третьем классе стало понятно, что мальчики вовсе не горят желанием со мной дружить в том смысле, который вкладывала в это понятие я. Меня по-прежнему дергали за косу и ставили подножки, но даже Вова, с которым мы сидели за одной партой и который угощал яблоками, не звал меня погулять и не приглашал на день рождения. Дружить с девчонкой было стыдно-позорно! Жених и невеста, да. И это было обидно, хотя не могу сказать, что очень сильно. После четвертого класса наша школа переехала, и я пошла в другую, где проучилась два с половиной года.

Пятый класс – это уже почти подростки. Некоторые мои одноклассницы уже были девушками и даже встречались с парнями постарше. «Интересные» темы обсуждали постоянно. Это был период, когда я панически боялась взрослых мужчин. Мы жили в довольно неблагополучном районе. Большой парк, множество рабочих общежитий. Специфические персонажи в плащах – обычное дело. Однажды на меня в парадном напал какой-то мужик, но я вырвалась и убежала. Наша классная периодически приносила фотороботы насильников и показывала девочкам (ее муж работал в милиции). В общем, чуть ли ни в каждом встречном мужчине я видела маньяка и убийцу. Не удивительно, что «взрослые» отношения меня тогда очень пугали. Вполне естественный и уже не совсем детский интерес к противоположному полу я прятала за желанием детсадовской дружбы, апогеем которой было все то же гуляние по парку за ручку.

Какой-то там звездой, королевой я не была, хватало девчонок, за которыми мальчишки бегали гораздо больше. Но и от отсутствия внимания тоже не страдала. Точнее, страдала – но от отсутствия внимания того мальчика, которого сама выбрала из всех. За эти два с половиной года таких было три, по очереди. Тогда уже никто не считал стыдным дружить с девчонкой, в классе были такие парочки. И, наверно, обрати я внимание на кого-то из тех, кто интересовался мной, я бы получила то, что хотела. Но нет. Недосягаемые объекты были прекрасны (кстати, я не делала абсолютно ничего, чтобы заинтересовать их!), а досягаемые – скучны и вообще… просто придурки.

Уже потом, включив режим anylize it, я поняла, что, во-первых, мне нравилось… страдать. Нет, это не было настоящее взрослое страдание неразделенной любви, скорее – ожидание любви («и ожидание любви сильнее, чем любовь, волнует»). Сладкое томление, сладкая грусть, надежды, мечты… Я просто упивалась этим. Читала стихи, слушала музыку, рисовала чьи-то туманные профили и силуэты. Откуда этому взяться в простой обыденной дружбе, где уроки, яблоки, прогулки, разговоры о книгах? Ну, так мне казалось. А во-вторых… Наверно, я очень боялась развития этих отношений. Развития в физическую сторону. Уж не знаю, откуда у меня это взялось в 12-13 лет, может, как раз из откровений рано повзрослевших одноклассниц, но мне казалось, что любые романтические отношения противоположных полов рано или поздно должны прийти к сексу. Возможно, сейчас девочки уже смотрят на это иначе, но для меня секс тогда был чем-то очень и очень взрослым, не имеющим ко мне ни малейшего отношения.

Разговаривать о сексе с мамой я категорически не желала (у нас, к сожалению, не было той доверительности, которая необходима для таких тем). Литературы на эту тему тогда было не достать. Оставались разговоры с подружками и кое-какие медицинские книги из дедушкиной библиотеки, которые я читала тайком. Но там освещалась исключительно физиологическая сторона вопроса. Тем не менее, у меня сложилось убеждение: секс будет только с любимым человеком и только когда я буду к этому готова. Когда буду готова? Трудно сказать. Но уж точно не в школе. Хотя тогда мне казалось, что я люблю Сашу (Юру, Гену) и буду любить вечно, головой я прекрасно понимала, что это совсем не та любовь. Как бы я сказала сейчас, не тот уровень квеста.

Предыстория получилась длинной, но без нее, наверно, не все было бы понятно.

"Я давно за тобой наблюдаю"

В середине седьмого класса папу перевели в другой город, и я опять пошла в новую школу. И там все повторилось. Я была новенькой – уже одно это делало меня интересной. Я нравилась, но… Потом, через много лет, я выслушала не одно признание: «знаешь, а ведь ты была моей первой любовью». И я отвечала: «что ж ты молчал, счастье было так близко». Не то чтобы я не догадывалась, но… я снова выбрала себе в мечты прекрасного принца, который даже не смотрел в мою сторону. Мой предмет Максим учился в параллельном классе, видела я его только на переменах издали. Идеальной объект для платонической подростковой влюбленности.

Любопытно, что Антона я в первые месяцы в новой школе не помню вообще, словно его и не было. Всех помню, а его нет – настолько он был для меня не интересен. И дело даже не во внешности (он был довольно симпатичным, с легкой примесью восточной крови, которая придавала его внешнему облику что-то экзотическое). Просто сам по себе он не выделялся абсолютно ничем. Ноль. Пустое место. Учился средненько, спортсмен так себе, никаких особых талантов, ни с кем особо не дружил, ни с кем не враждовал. Или, точнее, дружил со всеми. Кажется, за эти первые месяцы я не перекинулась с ним и парой слов.

Началось все в один непрекрасный весенний день, когда я увидела своего принца с девочкой. Они сидели в коридоре на подоконнике, болтали, смеялись и по очереди откусывали от одной булочки. Это было словно удар молнии, который моментально все расставил в моей псевдромантичной голове по своим местам. Мне стало очень и очень грустно. И дело было не в ревности, точнее, не только в ней. Я поняла, что хочу вот таких вот простых, веселых отношений. Не бродить одной под дождем, красиво мечтая о несбыточном, не читать по ночам грустные стихи, а сидеть рядышком и есть одну булочку на двоих. Болтать, смеяться, гулять, ходить в кино, делать уроки. В общем, всего того, чего хотела в третьем классе. Но еще – случайно сталкиваться руками. И не случайно держаться за руки. Смотреть в глаза – так, чтобы замирало сердце. Может, даже целоваться...

Первым уроком была химия. Мы сидели за длинными столами по шесть человек, чтобы удобнее было делать лабораторные работы. Рассаживали нас по журналу, по фамилиям, моим соседом был Антон. Я сидела, едва сдерживая слезы, и вдруг под локтем у меня оказалась записка. «Я давно за тобой наблюдаю. Почему ты всегда такая грустная?». Я просто оторопела: да кто ты такой, чтобы за мной наблюдать и лезть в мои дела?! Не помню уже, что я ответила, но что-то очень резкое – мол, отвали, тебя не касается. Он послушно отвалил, но я все равно была в шоке, словно со мной попыталась заговорить пробирка или колба для опытов.

До этого моя влюбленность была легкой и необременительной, хоть и грустной, но приятно грустной. После сцены в коридоре она превратилась в кошмар. То мне хотелось загрызть эту девчонку. То казалось, что они не вместе, а он наоборот посмотрел на меня. А потом снова видела их вдвоем и снова сходила с ума. В это время Антон действительно наблюдал за мной. На разных уроках мы сидели в разных местах класса, но я постоянно чувствовала его взгляд. Не заинтересованный – уж я-то могла отличить! – а именно изучающий, холодный. Если я встречалась с ним глазами, он не сразу отводил взгляд, несколько секунд смотрел немного насмешливо и только потом отворачивался. «Прекрати на меня смотреть!» - хотелось заорать, но было стыдно. «Иванов, что ты таращишься на Олю? - спросила наша ядовитая математичка. – Влюбился, что ли?». «А почему бы и нет?» - ответил Антон, к великой радости всего класса и к моей бешеной ярости.

Вроде бы дружба

Через неделю я снова увидела Максима с подругой и снова чуть не плакала на химии. И снова мне под локоть подлезла записка. Надо сказать, записки – это было у нас тотальное поветрие. Все переписывались со всеми. Иногда в конце недели я выгребала из сумки целые пригоршни записок. «Я знаю, что с тобой» (разумеется, я цитирую не дословно, просто передаю по памяти суть). «Отвяжись!» - ответила я. – «Тебе нравится кое-кто, а ты ему нет» - «Тебе-то какое дело?» - «Тебе же надо с кем-то поделиться. У тебя ведь нет подруг». Пожалуй, впервые я посмотрела на Антона внимательно. Я – как и он сам – дружила со всеми и одновременно ни с кем, никого не подпуская слишком близко. И да, о том, что мне нравится Максим, никто из девчонок не знал. Но как он мог догадаться?

«Почему я должна делиться именно с тобой?» - «Потому что я тебя понимаю. Мне тоже нравится одна девочка, а я ей нет. Догадаешься, кто?». Вообще-то мне не было никакого дела, кто ему нравится, и гадать я не собиралась. К счастью, прозвенел звонок и спас меня. Но на следующем уроке мне передали еще одну записку от Антона. «Хочешь, я скажу, кто нравится мне, а ты скажешь, кто нравится тебе?». «Мне все равно, кто тебе нравится», - ответила я и… невольно завертела головой, разглядывая девчонок: а правда, кто же может нравиться этому придурку? Вроде бы, и не ждала ответа, но когда урок кончился, а записка так и не пришла, была несколько… задета, что ли?

До следующей химии Антон в мою сторону даже не смотрел. Это было какое-то непонятное и еще не знакомое мне чувство. Раздражение? Недоумение? Какого черта-то? Что ты о себе возомнил, чучело?! На химии я сама покосилась в его сторону. Раз, другой – ноль эффекта. К концу урока не выдержала и написала: «Ну, и кто же тебе нравится, интересно?». Договорились, что напишем имена и передадим одновременно. Сейчас смешно, тогда было совсем нет. «Максим Н. из А», - написала я. «Лариса» - написал он.

Следующие несколько ней на уроках мы с Антоном не столько учились, сколько переписывались. Я даже почти забыла, что должна страдать по Максиму. «Почему Лариска? – недоумевала я. – Что вы в ней все находите?». Лариса действительно нравилась многим, и это было совершенно непонятно. Если «полный ноль» Антон был хотя бы объективно симпатичным, «полный ноль» Лариса была вообще никакой. Никакущей. «Она необычная, - отвечал Антон. – Не как все». Не так давно я встретилась с другим нашим одноклассником, вспоминали школу. «Что вы все находили в Лариске?» - спросила я. «Что б ты понимала, - снисходительно ответил он. – У нее была грудь»…

Но тема Ларисы была исчерпана быстро, и наша переписка завертелась вокруг Максима. Забегая вперед, скажу, что мы, вроде бы, дружили, но от этой дружбы я не получила ровным счетом ничего, о чем мечтала. Ничего легкого, веселого. Мы не ходили гулять или в кино, не учили вместе уроки. Мы вообще не встречались вне школы и даже на переменах почти не общались. Зато мы писали бесконечные метры записок и разговаривали по телефону. Только в самом конце восьмого класса встретились пару раз в городе. Если в нескольких словах – мы целый год выясняли отношения…

«Ничего странного, - писал Антон, - Вера (подруга Максима) очень красивая. Было бы как раз странно, если б он обратил внимание на тебя». Разумеется, меня это очень задело. Я не считала себя дурнушкой, но у меня был свой комплекс – маленький рост. Это потом я стала считать свой рост достоинством, а тогда сильно переживала из-за него: хотелось чувствовать себя взрослой девушкой, а казалось, что меня принимают за сопливую девчонку.

«Не расстраивайся, - писал Антон. – Ты симпатичная. И неглупая. С тобой интересно. Просто не каждый может тебя оценить». Подобные «утешения» загоняли мою самооценку глубоко под плинтус. Да-да, я третий сорт – не брак. Надо очень-очень сильно постараться, чтобы разглядеть во мне что-то интересное. Но, как писал Чехов, нет такого урода, который не нашел бы себе пару, только на это мне и стоило рассчитывать. И даже то, что другие мальчишки как раз очень даже посматривали на меня, нисколько не помогало. Ведь никто из них не рвался петь мне серенады или хотя бы таскать мою сумку. «Ты ведь была занята, - грустно сказал потом один из тех, для кого я была первой любовью. – Все знали, что у вас с Ивановым… Никто и не лез». Да-да, все считали, что у нас с Антоном любовь-морковь. Странная такая любовь. Записочная…

Подошел к концу учебный год, я уезжала на все лето к бабушке, Антон тоже куда-то к родственникам. Перед моим отъездом одноклассники написали мне («в поезд») кучу писем-записок с пожеланиями. Записку Антона я отложила на десерт. Нет, тогда он мне совсем не нравился. И когда у меня ехидно спрашивали: «А что у вас с Ивановым?», мне было страшно неловко. Я как будто стеснялась этих отношений. Но, с другой стороны, я была ему благодарна, его записки, телефонные разговоры отвлекали меня от мыслей о Максиме.

«Я очень рад, - писал Антон, - что мы подружились. Я буду по тебе скучать. Обязательно напишу тебе большое письмо». И снова мне был неловко, стыдно это читать. Хотя одновременно – немного приятно. Все-таки ни один мальчик никогда не писал и не говорил, что будет по мне скучать. И то, что мы подружились… Может, это действительно то, чего я хотела, - не какие-то страсти-мордасти, а просто дружба?

(Окончание в следующем посте)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив