Юная нарцисска Ангелина

tanja_tank — 15.06.2017 Считается, что в 8, 10, 12 и даже 15 лет ребенок еще не может быть нарциссом или социопатом. Диагноз "расстройство личности" может быть поставлен лишь после 18 лет. Разве что социопатом подростка могут признать пораньше - при наличии соответствующего "послужного списка", причем, довольно серьезного - избиений, краж, разбоев, изнасилований.

(психологи, поправьте, если что, и добавьте информации по этой теме)

...Мой жизненный опыт показывает, что будущих деструктивных людей хорошо видно уже в детсаду. Наверняка таких ребят повидали и вы, а, может, у вас даже есть сведения о том, как сложилась их взрослая жизнь. Пожалуйста, расскажите об этом в комментариях.

Героиня сегодняшней истории проследила становление нарцисски, начиная с детского сада. Послушаем ее.

"Я только что дописала рассказ про Ангелину и поставила точку. А потом подумала, не слишком ли лайтовая моя история? Тут нет никаких наркотиков, серьезных физических увечий и чего-то такого «жесткого». Просто детская драка, просто одна девочка, сказала второй девочке, что третья девочка…

А потом я вспомнила, сколько лет было моей антигероине. Все это были цветочки. Ягодки, подозреваю, собирает ее актуальное окружение.

Но факт в том, что, если бы однажды к нам в класс не перевели Ангелину, моя личность формировалась бы абсолютно иначе. И мне самой интересно: КАК? И как это пафосно ни звучит, Ангелина просто украла мое детство.

...Ангелина действительно была похожа на ангела: натуральная блондинка с толстенной косой до пояса, с большими голубыми глазами и крупными выразительными чертами лица. Я тоже объективно была красивым ребенком, да и сейчас ничего. Но в девяностые, на волне популярности Памеллы Андерсон, Клавдии Шиффер и культа куклы Барби, я, «каштанка», считала себя абсолютно обычной, но не помню, чтобы меня это как-то парило. Тема красоты вот так сразу затронута неслучайно, я к ней еще вернусь.

С Ангелиной мы ходили в одну группу детского сада, и в то время мы с ней почти не пересекались. У меня были свои подружки, в том числе и одна самая-самая лучшая (в детстве проблем с общением вообще не было – ДО НЕЕ), а у Ангелины была своя только одна подружка. Как-то раз она меня как-то опасно толкнула, и моя мама, погрозив ей пальцем, сказала, чтобы такого больше не было – спустя годы этот эпизод даст повод сказать ее матери, что мы третировали ее доченьку еще с детского сада. Но в целом, слава плохой девочки и драчуньи за Ангелиной не водилась – она была нормальным в меру спокойным, в меру шебутным ребенком.

В первом классе со мной оказалось человек пять из группы – я была рада видеть знакомые лица. И лицо Ангелины, когда ее перевели к нам в середине года из другого класса – там произошел какой-то конфликт с учительницей. У меня появились новые друзья – два мальчика и девочка: казах, украинец и татарка. В каком-то дополнительном общении я не нуждалась, и мы бы, скорее всего, никогда не сошлись с Ангелиной, если бы об этом не попросила ее мама, тетя Неля.

Однажды наши мамы шли вместе с затянувшегося родительского собрания, и тетя Неля пожаловалась, что Ангелина каждый день после школы плачет – в новом классе у нее совсем нет друзей, и она говорит, что выбросится из окна. «Пусть Ася с ней поиграет», - предложила она. Моя мама не увидела причин для отказа.

Учусь принижать себя

Меня стали приводить в гости к Ангелине, а Ангелину ко мне. Я смутно помню, как происходило наше общение, чем именно мы занимались, о чем разговаривали, пыталась ли меня Ангелина как-то прогнуть. Помню только, что меня колбасило и раздирало надвое – встречи с Ангелиной и с компанией происходили отдельно, и иногда мне казалось, что с ней одной мне в сто раз интересней, а в другой - наше общение оставляло на душе какой-то гадкий осадок. А потом снова восторг. Восторг и досада. И так много раз.

В каждом классе есть негласный «спортсмен класса» (у нас даже были «каратист класса» и «футболист класса»), «актриса класса», «певица класса» (как раз моя подруга, татарка Айгуль). Я же была «художница класса». Ангелина мне по этому поводу не то что завидовала, она прямо обижалась на меня за мои удачные картинки. Зачеркивала и мяла свои рисунки и чуть не плача приговаривала дрожащим голосом: "Ну конечно, я же не так красиво рисую! Я же так не умею! Это же ты художница!" и т.д. Как будто я должна почувствовать вину.

Я постоянно ее уговаривала, что у нее тоже хорошо получилось, потому что ее рисунки правда были не хуже, чем у других детей. Но ей надо было, чтобы как у меня (при этом достижения певицы Айгуль, например, ее никак не задевали).

Однажды Ангелина выпросила у матери большую куклу. Потому что у меня тоже была такая. И хотя кукла Ангелины была самой большой в местном «Детском Мире», моя, заказанная из Германии, все равно была больше. В добавок, она умела петь. Ангелину страшно расстроила немота ее игрушки. Помню, как я уговаривала ее (опять, словно чувствуя себя виноватой), мол, ее кукла и новее, и одежда на ней красивее, и волосы у нее не спутанные. Почему-то, стараясь утешить Ангелину, я принижала достоинства своей игрушки. Свои достоинства и превосходства, и достоинства своего имущества Ангелина упрямо не замечала. Никогда.

В сценке для утренника по «Двенадцати месяцам» мне досталась главная роль падчерицы, а ей – рассказчицы. И я, «виноватая», опять утешаю «подругу»: она же в нарядном платье, а я всего лишь в дырявой шали (опять принижаю себя!). А вот под конец года мы играем весну (Ангелина) и лето (я) – эти роли равны. Ангелина мне все уши прожужжала, какое у нее будет шикарное платье, сшитое по случаю на заказ.

Моя мама тогда сказала: «Ну что поделать, ты будешь выглядеть попроще, наверное, но не переживай». И сшила мне длинную ситцевую юбку на резинке, которую расшила нарисованными цветами с бусинками-серединками, несколько цветочков были приметаны к блузке, а голову украсил такой же цветочный ободок. В итоге я опять оказалась нарядней (и виноватей), чем Ангелина в ее простом хлопковом зеленом платье в цветочек – очень практичном, но совсем не похожем на театральный костюм.

Мать Ангелины вообще была очень практичной женщиной. Помню, как меня поразил вид Ангелининой комнаты – это была стильная по тем временем спальня взрослой женщины, с хорошей добротной мебелью. Игрушек у Ангелины было мало, и они были убраны в шкаф. По виду этой квартиры вообще нельзя было сказать, что в ней живет ребенок.

Еще Ангелина очень ревностно выспрашивала про мои оценки. Получить четверку было не так обидно, если у меня тоже четыре. А вот если пять, надо было срочно закатить истерику и вымаливать пятерку слезами – ничего смешного, таким образом Ангелина спустя десять лет «наплакала» себе золотую медаль. Зато, если Ангелина получала пять, а я четыре, она не могла скрыть своего довольства.

Потом знакомая, соседка Ангелины, рассказала моей маме, как тетя Неля спрашивала у дочери в подъезде: «Что ты получила за контрольную? А Ася?» Это она постоянно сравнивала Ангелину со мной. Результат оказался вполне предсказуем. Помните, как в «Похороните меня за плинтусом» бабушка сказала Саше, что он «говна Светочкиного не стоит», и тогда Саша в школе больно ударил одноклассницу Светочку?

Наказание без преступления

Какое-то время мое общение с Ангелиной и с компанией шло параллельно. Потом я зачем-то на свою голову решила ее подружить с ребятами. Помню, что снег был липкий и мы сделали вместо снеговика снежного котенка. Не помню, сразу ли разгорелся скандал, или ему предшествовала пара спокойных прогулок. Не помню, из-за чего он разгорелся. Память сохранила только ощущение: вот в один миг все еще хорошо, а потом р-р-р-раз… и из ниоткуда возник конфликт – Ангелина обиделась! Может быть, почувствовала себя чужой, лишней.

И вот она стоит у ворот детского сада, где мы играли, ревет и приговаривает явно не свои, услышанные где-то и заученные слова: «Конечно, это ведь ты у нас красавица, умница, куколка, а я…» И далее перечисление всяких уничижительных эпитетов. И снова ревет. А я почему-то не реву, хотя Ангелина явно ожидает такой реакции. И того, что я начну опять виноватить себя, утешать ее, каяться. Что я не дам ей вот так уйти.

Настроение изгажено, причем не только у меня. Сразу после отбытия Ангелины мы тоже грустно разбредаемся по домам. Этот сценарий на совместной прогулке проигрывался как минимум дважды, и всегда с примерно одинаковым результатом.
Именно тогда я четко для себя сформулировала, что из девочек моя лучшая подруга все-таки Айгуль – она не пытается развести меня на какие-то неприятные эмоции, мы с ней на равных, никто из нас не пытался подчинить себе другого.

А потом мы с Ангелиной подрались. Незадолго до дня Х на уроке физкультуры возникла какая-то потенциально травматичная ситуация (не связанная ни со мной, ни с Ангелиной), и учительница предупредила класс, что удары в солнечное сплетение очень опасны, и что даже легкий такой удар может привести к смерти. На закуску она рассказала то ли правдивую историю, то ли «пугалку» про то, как от удара в солнечное сплетение в одной школе уже погиб ребенок.

Шла осень нашего второго класса, и я как раз стояла и рассматривала выставленные в коридоре поделки из природных материалов, когда ко мне подбежала Ангелина и просто так, совершенно без повода, пнула меня под зад и отбежала громко, радостно, и как-то даже безумно, как маленький леприкон, хохоча. Я, кажется, попыталась догнать ее, но не смогла. Ангелина счастливо и открыто продолжала ржать мне в лицо. Хотелось плакать от бессилия и несправедливости, но я знала, что мои слезы доставят ей дополнительное удовольствие.

Потом она, вот так же, подкравшись исподтишка, пнула меня еще раз, и еще. И каждый раз я пыталась Ангелину догнать, а она, глядя мне в глаза, заливисто ржала. Последнюю попытку восстановить справедливость, прервал звонок на урок. «Что я ей сделала?» - задавала я себе этот вопрос, который впоследствии буду неоднократно задавать себе уже во взрослой жизни, сталкиваясь с деструктивными личностями. По-моему, очень полезно рассказывать детям, что бывают такие люди, которые мучают других не за «что-то», а просто потому, что им это в кайф.

На следующей перемене все продолжилось. Я думала, «концерт окончен», не пыталась мстить Ангелине, стояла у окна и смотрела на улицу, как вдруг стало совершенно нечем дышать – это Ангелина опять подло подкралась сбоку и двинула мне локтем в солнечное сплетение, и тут же отбежала, как и на прошлой перемене, не то лая, не то хохоча, как маленькая гиена. Это продолжалось еще одну или две перемены.

Еще несколько раз Ангелина, выждав удачный момент, била меня локтем в солнечное сплетение (минимум три раза) и унизительно и прилюдно пинала под зад, отбегала, и, глядя прямо в лицо, довольно «лаяла». Еще несколько раз я не могла набрать в легкие воздух, глядя на счастливую Ангелину, еще несколько раз старалась из-за всех сил не заплакать, и безуспешно силилась ее догнать. Но какой бы мелкой и шустрой заразой ни была Ангелина, все же настал момент, когда мы, вцепившись друг в друга, катались по полу, причем мое самообладание достигло предела, и я ревела от обиды, а оседлавшая меня в итоге Ангелина не переставала счастливо, заливисто и довольно ржать.

Грянул звонок, но никто из ребят не спешил на урок – мы с Ангелиной тузили друг друга на полу, а остальные одноклассники стояли возле нас в кружочек и наблюдали весь этот «рестлинг». Некоторые даже «болели», подбадривали Ангелину, выкрикивали, что и куда мне нужно сделать. За меня (вслух) не болел никто, и от этого было особенно обидно. Только спустя годы я поняла, что те ребята, которые видели всю несправедливость ситуации и были за меня, были слишком нормальными, чтобы выкрикивать что-то подобное вслух, а те, которые подначивали Ангелину, сами постоянно издевались над слабыми. А я была слабой.

Из класса вышла учительница и, не вникая, кто прав, кто виноват, расставила нас с Ангелиной по разным углам. Шел последний урок, и мы стояли. Ангелина скромно и виновато потупив глазки с достоинством переносила наказание, а я ревела в голос от обиды и несправедливости. Надо ли говорить, кто вызывал у учительницы больше симпатии? Я оказалась наказанной.

Минут через двадцать нам велели садиться, и сидя, я продолжала реветь, и проревела так все сорок минут урока, пока мама не пришла забирать меня из школы. Я сразу побежала к ней, чтобы рассказать, что со мной случилось, и другие, нормальные дети (которые не стали ничего кричать во время нашего с Ангелиной «боя» - их было большинство, к счастью) добавили свои детали и подтвердили, что я права. Мама пошла разбираться с учительницей. «Ася так плакала, так плакала, что мешала мне вести урок», - пожаловалась училка. На что мама заметила, что другие дети сказали, что Ангелина первая без причины затеяла драку, и меня наказали несправедливо. С этого дня я временно (до прощания с училкой и перехода в пятый класс) перестала быть отличницей. Ангелины штрафные «санкции» не коснулись.

А вечером мама беседовала по телефону с тетей Нелей. Ну как «беседовала»… Тетя Неля рыдала и билась в истерике. Она кричала, что очень устала, что уже не знает, что ей с Ангелиной сделать, что ей трудно воспитывать дочь в одиночестве, а от одиночества она тоже устала, но она даже не может привести в дом на ночь мужчину, потому что Ангелина уже слишком взрослая и все понимает, и сама не может уйти в ночь, потому что Ангелина еще слишком маленькая, и ее нельзя оставить одну.

В общем, каким-то образом разговор о нашей с Ангелиной драке превратился в эмоциональный монолог тети Нели о ее собственной сексуальной неудовлетворенности. Моя мама громко, чтобы кричащая собеседница ее услышала, повторяла в трубку: «Неля, успокойся! Неля, успокойся!» Потом Ангелина рассказывала в школе, что моя мама обзывала тетю Нелю и орала на нее по телефону так, что она, Ангелина, слышала это, даже лежа в своей комнате и что это моя мама своими криками довела тетю Нелю до слез.

Битва за Марину

После драки с Ангелиной я как-то перестала чувствовать себя в классе уютно. Я превратилась почти в изгоя, нормально общалась только со своими старыми друзьями: Богданом, Азатом и Айгуль. С другими ребятами отношения были нет, не плохие (не считая вечных задир), но очень нейтральные. Ангелина как-то перетягивала одеяло, организовывала вокруг себя из девочек кружки общения, и я всегда оказывалась вне их. Азат и Богдан на переменах чаще тусовались с мальчишками и, когда по каким-то причинам в школе отсутствовала Айгуль, на переменах я чувствовала себя изолированной от общества и очень одинокой. Со временем все стало только хуже.

Летом после третьего класса Айгуль с семьей переехала в другой город. До появления соцсетей было лет десять и связь казалась утерянной навсегда. У меня были подруги вне школы, но я понимала, что первого сентября, скорее всего, почувствую недостаток в женском, «девочковом» общении. К тому же, человека нельзя просто так взять и заменить, как вещь. Но этим же летом у меня появилась новая подруга. Марина не заменила Айгуль, она стала другим, но тоже очень важным человеком в моей жизни.

Вместе нам было хорошо и удивительно интересно. Нам было по десять лет, и мы были уже в том возрасте, когда возникшие разногласия принято обсуждать словами, а не на кулаках, и казалось, ничто не может нас рассорить. Казалось, между мной и Мариной даже не может быть никаких разногласий. До сентября. Когда Ангелина, как когда-то большую куклу, захотела себе мою подругу.

Не помню, какими методами она действовала – память словно отшибло. Но в наших с Мариной отношениях начались конфликты, ссоры, слезы, выяснения отношений, которых, казалось, просто не может быть. Я видела, что их провоцирует Ангелина, и удивлялась Марининой слепоте. С Марининой точки зрения она одинаково дружила с двумя девочками, которые очень не любили друг друга. Началась какая-то война, в которой Ангелина была воинственным Наполеоном, я Ганди с его политикой пассивного сопротивления, а Марина - трофеем.

Я прекрасно понимала, что Марина понадобилась Ангелине только затем, чтобы отнять ее у меня, но не ставила Марине ультиматумов, оставляя за ней право выбора, а выбор всегда оказывался не в мою пользу.

Когда Ангелина подначивала меня где-нибудь в школьном коридоре, и наступало время расходиться, я удалялась в одиночестве, Марина оставалась с Ангелиной. И со Светой. Ангелине было мало одного пажа, так что она быстренько «задоминировала» недавно перешедшую в наш класс из другой школы девочку Свету, с которой я тоже начинала как-то общаться и сближаться. И так они ходили везде тройкой. А я одна.

Когда в конце октября (в нашем пятом классе) родились котята, я захотела сделать Марине сюрприз, не говорить ей об этом, а просто позвать ее после школы к себе в гости. Но не сдержалась, и первым делом, оставив вещи в раздевалке, пошла рассказывать Марине про котят. Наш класс был тогда дежурным, и Марина дежурила в паре с Ангелиной.

Ангелина сразу как-то опустила значимость события, мол, ну подумаешь, котята, у них с Мариной после школы были другие планы, а котята никуда не денутся. Марина пришла смотреть котят только через пару дней.

Когда один из малышей, самый маленький и слабый, спустя полтора месяца умер, Ангелина и это событие свела к чему-то несущественному. Отец Марины сказал, что он отвезет нас к знакомому ветеринару. И вот Марина позвонила мне и сообщила, что папа пошел греть машину, сейчас поедем. А я сообщила, что котенок умер. Я плакала, а Марина утешала меня.

На следующий день мы в школе обсуждали это событие, и Марина продолжала мне сочувствовать. Тогда Ангелина сказала: «Подумаешь, это всего лишь котенок! Как можно плакать из-за котенка!» И Марина тут же переключилась (словно кнопку нажали!) и начала повторять за ней как попугайчик: «Всего лишь котенок. Только котенок. Как можно плакать из-за котенка!»

(Продолжение в следующем посте)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив