Яковлевич

На металлургическом комбинате, на котором мне довелось поработать, практически всё оборудование было восточногерманского производства 60-х годов прошлого века.

Время от времени к нам на комбинат приезжали немцы из ГДР для того, чтобы помочь усовершенствовать уже установленное оборудование или для приобретения наших отечественных разработок.

Вот во время одной из таких командировок наших тогдашних союзников, я и стал свидетелем одного, на мой взгляд, очень интересного происшествия, о котором и хочу Вам рассказать.

В тот раз немцы осваивали интересное изобретение, которое внедрили наши комбинатовские Кулибины на одном из станов по производству мелкосортной продукции.

Раз в сутки, на полтора-два часа процесс прокатки стали останавливался для проведения профилактических работ.

И вот, после окончания одной из плановых профилактик, принимавшие в ней участие немцы, вдруг попросили разрешение у нашего руководства, самостоятельно начать производственный цикл или, как мы говорили, «выезд».

«Выезд» на стареньком оборудовании довольно сложная штука, но отказать было неудобно, и просьбу немцев удовлетворили.

Те, а их было шесть человек, мгновенно бросились делать необходимые расчёты и настройки, используя как калькуляторы, так и логарифмические линейки. Работали они дружно, строго по инструкции,  управившись за десять минут.

(Вынужден сделать специальную оговорку, что на советском производстве невозможно было работать, строго соблюдая производственную инструкцию, так как работа, в таком случае, просто останавливалась. На советском производстве только наказывали работников строго по должностной инструкции, а каждый на своём непосредственном рабочем месте вынужден был её в большей или меньшей мере нарушать, чтобы не замер производственный цикл)

После команды на начало работы, из печи, в которой при помощи природного газа разогревался металл до нужной температуры, быстро выползла 550-килограмовая металлическая болванка («штука») длиною в одиннадцать метров, нагретая до 1250 градусов.

«Штука» с громким стуком ударилась в валки первой клети, разбрасывая огненные искры в радиусе трёх метров. Но, пройдя всего лишь две клети для обжима металла, передний её конец неожиданно завернулся вверх, и произошла авария или, говоря нашим языком, «бурёжка».

Все вальцовщики из нашей бригады дружно бросились помогать немцам устранять последствия «бурёжки». Справились минут за десять.

Немцы попросили ещё одну попытку. Им, с неохотой, но разрешили…

Вновь фрицы засуетились, проверяя старые расчёты и делая новые. Но и это им не помогло – во время второй попытки вновь произошло бурение - на этот раз между третьей и четвёртой клетями, что привело к более сложной аварии, на ликвидацию которой потребовалось около получаса.

Наш старший мастер жестами объяснил немцам, мол, побаловались, и хватит, а нам нужно план выполнять. И тут же дал указание нашим вальцовщикам подготовить оборудование к работе…

Разочарованные немцы, отойдя в сторону, стали молча наблюдать за действиями своих советских коллег, которые настраивали оборудование на глазок, при помощи кувалды и какой-то матери. Немцы пожимали плечами, бросая друг на друга недоумённые взгляды.

Особенно их поражала неукротимая энергия щуплого на вид вальцовщика Яковлевича, отчаянного матерщинника, бывшего прапорщика-танкиста, которого в своё время «попёрли» из кадров за полное пренебрежение к дисциплине и слишком уж большое, даже по меркам Советской армии, пристрастие к «зелёному змию»…

После начала третьей попытки, немцы буквально сверлили глазами раскалённую болванку, которая медленно начала движение между валками первой клети…

Между второй и третьей клетями, болванка вновь начала предательски задирать в верх передний конец, но Яковлевич отреагировал мгновенно, и с диким криком: «Ах, ты ё… твою мать, бл..!», в два прыжка оказался рядом, и правой рукой в рукавице ударив по концу «штуки», одновременно присел, оценив на глаз результат удара. И, за мгновение до касания раскалённым металлом валков следующей клети, дополнительно слегка ударил ещё по концу «штуки» снизу вверх, чтобы всё было «точно и в дырочку», как он сам любил приговаривать в таких случаях…

Немцы были в полном нокауте от увиденного!

Они с открытыми ртами и широко раскрытыми глазами, тупо смотрели на Яковлевича…

После того, как прокатный стан заработал в стабильном режиме, фрицы буквально подбежали к Яковлевичу и, перебивая друг друга, начали, по-немецки, громко выражать одобрение, перемешанное с неподдельным удивлением,  поочерёдно горячо пожимая ему руку.

Яковлевич держался спокойно, с сёрьезным достоинством, даже не изобразив на своём лице и подобие улыбки. При этом он повторял раз за разом, явно невпопад, одно из нескольких немецких слов, прочно засевших в его памяти ещё со времён своей пятилетней службы в Группе Советских войск в Германии: - «Яволь!.. Яволь!.. Яволь!..»

Расстроенные немцы удалились, огорчённо покачивая головами. Уверен, что они сегодня на практике уразумели одну из причин, почему их деды и отцы не смогли в последней войне победить наш народ…

Всех, кто наблюдал за этим событием, охватил какой-то восторг, какой бывает у мальчишек, когда их дворовая команда по футболу забьёт мяч в ворота более сильному сопернику. А тут, надо же, - самим немцам нос утёрли!

Все бросились поздравлять Яковлевича.

Даже начальник нашего цеха, который называл этого вальцовщика не иначе, как алкашом или расп*здяем и не уволил до сих пор только из-за слишком большой текучки рабочей силы, пожал Яковлевичу руку и страстно поблагодарил.

При этом он сказал, что аннулирует недавнее своё распоряжение о лишении того 100% премии за текущий месяц, за то, что Яковлевич несколькими днями ранее явился в цех с такого страшного бодуна, что его не допустили к работе, оформив как прогул.

После этих слов начальник цеха, сказав мастеру бригады, чтобы тот поставил задним числом «восьмёрку» виновнику сегодняшнего торжества за прогульный день, направился к себе в кабинет, потирая руки от удовольствия…

Яковлевич стоически сносил все лестные слова в свой адрес. И только, когда один из его коллег сказал, что тот заставил немцев нас уважать, его наконец-то «прорвало»:

- А нам, бл*дь, это не впервой!.. Мы к этому делу привычные… Када я служил в этой долбанной Германии, то частенько, во время учений, када мучил «сушняк»,  х*ярил прямо на своей тридцатишеститонной «лайбе» (так он ласково величал свой танк) за шнапсом. Усе гансы, шо трусились впереди меня на своих задроченных «трабантах», съезжали на обочину, шоб я не намотал их на гусеницы. А некоторые даже выходили из машин и  снимали шляпы!.. Када же я тормозил у магазина, то усе покупатели разбегались к ё*аной матери!.. А хозяйка, фрау Хельга, выскакивала из дверей прямо под гусеницы, и, улыбаясь мне, как лучшему своему оптовому покупателю, кланялась и кричала:

- Guten Tag, mein lieber Yakovlevitsch!..